Его палец проникает внутрь, раздвигая складки. Поглаживает, исследует, заставляет меня содрогнуться от омерзения.

– Чувствуешь?

Он принимает спазмы отвращения за нахлынувшее возбуждение.

– Я в тебе. Опять. Всегда. Ты не способна от этого избавиться. Ты чувствуешь меня. И не важно, сколько еще мужиков поимело тебя в ту ночь или после, ты все равно слышишь только мой голос. Ты чувствуешь только мой член. Ты чувствуешь, как я вбиваюсь в самую глубину, достаю до матки, растягиваю тебя. Ты чувствуешь, как я вхожу в твой рот, двигаюсь, как поршень. Ты чувствуешь, как я кончаю и захлебываешься моей спермой. Мой вкус всегда на твоем языке.

Он хмурится, понимая, что я по-прежнему остаюсь сухой, никак не отзываюсь, не реагирую на его манипуляции.

– Я чувствую, – подаюсь вперед, двигая бедрами. – Чувствую, что меня сейчас стошнит. Прямо на твою отвратную рожу.

– Тварь.

Он прижимает нож к моему голому животу, оставляя еще несколько царапин, пуская еще больше крови.

– Ты можешь сколько угодно отрицать очевидное. Но я сломал твою жизнь. Я сделал тебя шлюхой. Я отдал тебя дьяволу, которого создал сам.

– Нет. Ты никому меня не отдавал. Я сама отдалась.

– Хорошая попытка, но я тебе не верю.

– Да. Ты сломал мою жизнь. Ты меня разрушил. Уничтожил. Ты отнял все хорошее, что во мне было. Растоптал, смешал с грязью. Но ты же подарил мне новый шанс, как выяснилось сейчас.

– Что? – он не успевает скрыть удивление.

– Какое-то время так и было. Я опустилась на самое дно. Сходила с ума, мстила, бежала от самой себя. Я и правда ощущала тебя. Твой член. Твою сперму. Я была всем этим перепачкана с ног до головы. А потом… пришел он.

– Только не надо этих…

– Он пришел и стер все мои шрамы. Содрал их с мясом, вырезал, выбил гораздо более глубокие. Он перекрыл старые раны новыми. Он пробрался настолько глубоко, что стер даже тебя. Даже твою гадкую физиономию, твою похоть, твою вонь. Он стер с меня все, все абсолютно. Ничего не оставил. Он разодрал мое прошлое. Он взял меня так, как никто и никогда бы не смог. Потому что я сама позволила.

Маврин дергается, как от удара.

– Ну и кто кого поимел? – спрашиваю с насмешкой. – Ты? Сам себя?

– Ты лжешь.

– Я хочу поблагодарить тебя. За него.

– Это ерунда.

– Ему даже не пришлось меня насиловать. Я сама опустилась перед ним на колени. И ноги сама раздвинула. И даже задницу ему подставила. Он оказался там, куда ты не сумел попасть. И мне понравилось. Я орала под ним. Господи, как же я орала. Не от боли. Я умоляла его не прекращать, не останавливаться ни на миг.

– Замолчи, – шипит Маврин.

– Да, он гад. Ублюдок, который мало перед чем остановится. Но в отличии от тебя он мужчина. Настоящий мужчина. И на его члене я забыла обо всем, что было прежде.

– Стерва.

Он закрывает мой рот ладонью, и только теперь замечает, что его пальцы покрыты моей влагой.

Маврина передергивает от осознания. Он не тешит себя иллюзиями, он понимает, от чего я действительно завелась, явно не от его слов и ласк.

Хитрый план не сработал. Полетел к черту.

Маврин отдергивает руку от моего рта.

– Разве Скворцов тебе не рассказывал? – продолжаю я. – Не молчи, Сергей. Скажи ему, лгу я или нет.

– У них и правда возникла не совсем… стандартная связь, – произносит адвокат.

– Что же в тебе такого особенного? – с презрением бросает Маврин. – Все мужики аж трясутся, не могут устоять и плывут мозгами. Наверное, надо тебя разрезать и оценить, что там внутри.

– Ты обещал, – опять подает голос Скворцов.

– Ты идиот?

– Ты…

– Отвали, пока я тебя не прирезал. И вообще – а не ты ли случайно помог ее братцу отсюда смотаться? Может по всем фронтам трудишься? С Чертом шашни крутил. Со мной. А на деле верен хозяевам. Как знать?

Глаза Маврина опасно сверкают. Он отходит от меня.

– С чего бы вдруг? – адвокат отступает. – Я просто хочу получить свою долю.

– Получишь. По частям.

– Нет. Мы так не…

– Умолкни.

Пока они спорят, я думаю о том, почему никто не спрашивает о жестком диске. Ни единого слова на эту тему. Почему? Или это было просто предлогом? Приманкой? Вряд ли. Иначе зачем столько стараний. Притворяться неким «Другом», детально пояснять, как вскрыть сейф Черткова. А теперь молчать об этом. Для чего? Ради какой цели?

Странно, что-то здесь не сходится.

И где мой брат? Как он смог сбежать? Как выбрался отсюда?

Я оглядываюсь по сторонам, изучаю помещение. Мрачное и темное место. Здесь очень скупое освещение, нескольких ламп явно недостаточно для такой огромной территории. Здесь также много заброшенной техники. Какие-то машины, агрегаты, подъемники, краны. Ржавые, потемневшие от времени. Непонятные конструкции, железные лестницы. Все это здание выглядит как обглоданные кости, как скелет.

Я не хочу тут умереть. Только единственный человек на свете способен отнять мою жизнь. Только ему я позволю сделать абсолютно все.

– Шеф, смотрите, кого мы нашли.

Новые, незнакомые голоса.

Неужели поймали моего брата?

Я приподнимаюсь на столе настолько, насколько позволяют цепи, сковавшие мои запястья. Извиваюсь, стараюсь вывернуться и получить нужный угол обзора.

Двое мужчин ведут третьего. Ему заломили руки за спину. Нагнули так, что голова почти касается пола. Лица не видно. Но даже так я понимаю, что это вовсе не мой брат.

И сердце как будто обрывается, срывается вниз с высочайшего обрыва.

Лучше бы это был мой брат.

Вот о чем я думаю.

И мне не стыдно.

Кровь приливает к щекам, а после леденеет, буквально застывает под кожей, обращая тело в арктический ледник.

– Черт, – Маврин хлопает в ладоши. – Какая прелесть! А вот это уже по-настоящему неожиданный гость.

Черт.

Чертков.

Мне кажется, я перестаю дышать.

– Мы его разоружили, – сообщают люди Маврина почти в один голос.

Разоружили Черткова?

Я не успеваю подумать, что это невозможно.

Он ловко выворачивается из жесткого захвата, причем совершает это так легко и просто, будто лишь ожидал удачного момента, будто подобный выверт ничего ему не стоит.

– Оружие отобрали, – говорит Чертков. – Но кулаки-то при мне.

Несколько ударов – и цепные псы отправлены в нокаут.

О да. Я отлично помню на что способны его кулаки. Помню, как в первый вечер нашего знакомства он проломил череп собственному охраннику.

– Тише, – Маврин направляет на противника пистолет. – Не надо лишних движений.

– Как скажешь, – кивает Чертков, поднимает руки.

– Ты слишком быстро со всем соглашаешься.

– Я не самоубийца.

– Тогда зачем ты сюда пришел? Я думал ты очень занят, разгребаешь собственные проблемы.

– Ты забрал мое.

– Эту суку?

Чертков не смотрит на меня. Он смотрит на мою сумку, которую Маврин отшвырнул в сторону. Он смотрит на жесткий диск, виднеющийся внутри.

Короткий взгляд. Как будто молния. Почти неуловимый.

Маврину невдомек что к чему.

– Какой галантный кавалер. Явился за дамой. Шел бы ты отсюда и не пылил почем зря.

– Я не уйду.

– Что? Эта сука настолько хороша? Я не заметил. С какой стороны ее не имел, особого прикола не почувствовал.

– Она не сука.

– Она убила твоего брата, – Маврин присвистывает. – Или ты забыл? Знаешь, я могу пристрелить тебя без этих долгих разговоров. А могу отпустить с миром. Если ты прямо сейчас ее прикончишь. Любым способом. Как угодно.

Чертков ничего не отвечает. Усмехается. Криво, только один угол его рта дергается вверх, обнажая клык.

– Хочешь, чтобы я ее убил? – спрашивает вкрадчиво. – При тебе?

– Да. Убей ее. Я даже денег тебе дам. Ну же. Убей эту тварь.

Теперь взгляд Черткова прикован ко мне. Будто намертво. К окровавленной шее, к окровавленному животу, к разрезанным джинсам.

Теперь он смотрит на меня в упор, причем охватывает все и сразу.

– Разве не об этом ты мечтал? – не унимается Маврин. – Разве не это ты представлял на протяжении всех этих лет? Или ты размяк? Потек по ней как девчонка? Как малолетняя сопля? Ты спустишь ей смерть родного брата? Правда? Спустишь? Проглотишь такое?

– Нет, – отвечает коротко.

И на долю секунды я готова поверить в то, что он сделает это. Подчинится. Не Маврину. Своему личному желанию. Жажде мести.

Я знаю, как это. Я чувствовала то же самое. Тогда, ведь прежде жажда мести снедала меня изнутри, пожирала как обезумевший зверь.

Но Чертков хватает Скворцова за шею.

– Меня это не остановит, – Маврин отступает назад.

Хруст позвонков.

Адвокат не успевает ни дернуться, ни вскрикнуть. Повисает в руках своего палача как безвольная марионетка.

– Меня тоже, – отвечает Чертков.

Выстрел.

Я вздрагиваю, но не зажмуриваюсь. Наоборот, впиваюсь взглядом в картину, которая разворачивается передо мной.

Выстрел за выстрелом.

Маврин разряжает всю обойму. Чертков продолжает приближаться. Стремительно и неизбежно, как будто неудержимая стихия. Все пули попадают в тело Скворцова, но ни одна из них не оказывается пулей навылет.

Черткова и правда не остановить. Ничем. Он пробьет любую стену. Голыми руками. Он любого порвет. Без проблем.

И Маврин отлично это понимает.

Когда патроны заканчиваются, трус принимает единственное верное решение: бежать. Слишком опасно тянуть дальше, звать на помощь подкрепление или тянуться за другой обоймой.

Маврин разворачивается и бежит к вышке, нажимает на рычаг, поднимается на второй этаж. Он знает планировку склада куда лучше Черткова и намерен на этом сыграть. На скорость он не надеется.

В предстоящей схватке на Маврина никто не поставит. Он проигрывает по всем фронтам, даже не начав первый раунд. И дело не в физической форме, не в силе, не в каких-то объективных данных и параметрах. Здесь все относительно равно. Оба развиты.