— Пес, конечно, — пожал плечами Алекс.

— Какой породы?

Алекс снова пожал плечами.

— Большой…

— Большой пес, — повторила Лизель в трубку. — Большой и громко лает, — добавила она. — Прошу прощения, но мы не знаем. Единственное, что мы знаем… Что? Вы хотите, чтобы мы привезли его?

Она взглянула на Годрича, его голова основательно застряла в щели огромного буфета.

— Да, понимаю, я бы с удовольствием, но дело в том, что он… — Она колебалась, потом с облегчением улыбнулась. — О? Так вы пришлете кого-то? Прямо сейчас? Замечательно! Благодарю вас.

Тем временем Годрич продолжал выть жалобно и громко.

— Что происходит? — раздался голос Мэрилин, она спустилась вниз в халате и шлепанцах, полусонная, с усталым лицом. — Что, ради Бога, здесь происходит? Лай Годрича слышен на весь дом.

— Даже в такой час ты не удержалась и встала.

Мэрилин улыбнулась.

— Я твоя сестра. И это моя работа.

— Что ж, боюсь, сейчас твоя работа — помочь нам с Годричем.

— Что с ним случилось?

— Он застрял, и ему больно, — объяснила Лизель, отступая назад, чтобы сестра могла видеть собаку.

Мэрилин в изумлении покачала головой.

— Я даже не спрашиваю, как и почему.

Годрич залаял снова, видимо, услышав шаги в коридоре.

Это были все участники вечеринки: мистер и миссис Эмерсон, на голове которой сверкали бигуди, за ними следовали супруги Голайтли, все еще не совсем протрезвевшие, так как их походка не отличалась особенной устойчивостью.

— Все в порядке, дорогие?

Лизель не стала снова объяснять, что случилось, они — поняли все и без слов.

— У нас есть с собой вазелин, — предложил мистер. Голайтли.

К счастью, только Лизель и Мэрилин заметили округлившиеся глаза миссис Голайтли.

Алекс сидел на подоконнике, с нетерпением глядя в окно.

— Все, приехал ветеринар! — закричал он, спрыгивая с подоконника и бегом направляясь к двери.

— Слава Богу! — вздохнула Лизель, которую шокировала идея с вазелином. Она перестала гладить дрожащую собаку и обернулась, все еще стоя на коленях.

Она увидела, что Мэрилин застыла, открыв рот, а миссис Эмерсон поспешно снимает бигуди, прячет их в карман и взбивает свои кудри. И даже тучная миссис Голайтли поправляет декольте халата, чтобы приоткрыть полную шею.

Годрич снова залаял. И тогда Лизель подвинулась, уступая место ветеринару. Она не видела его лица, но могла видеть фигуру. И Лизель, как, впрочем любой другой женщине, понравилось то, что она увидела.

Под мягким кашемировым свитером ветеринара угадывалась широкая грудь, закатанные рукава свитера и белоснежной рубашки открывали загорелые руки, темно-коричневые джинсы обтягивали сильные бедра. Когда ветеринар опустился на колени рядом с Лизель, она, наконец, разглядела его полностью, но, правда, в профиль.

Темные волосы небрежной волной падали на его лицо, однако Лизель смогла рассмотреть его прямой нос, волевую складку губ, длинные ресницы и превосходную кожу, которой могла позавидовать любая девушка.

Ничего не скажешь, он выглядел великолепно, его можно было назвать красавцем…

Но нет, это был не ее тип.

Вкус Лизель оставался неизменным: чуть презрительная улыбка и умение заговорить кого хочешь. Ей нравились нахальный рот, нос, когда-то идеальной формы, но хранивший следы былых стычек, немного крупный… Красивые же мужчины ей не нравились. Красавчики были не в ее вкусе.

— Пса зовут Годрич, — пояснила она, поглаживая дрожащую холку собаки.

— Знаю. Мы старые друзья.

— Почему меня это не удивляет?

Осторожные руки и тонкая ножовка освободили Годрича в считанные минуты. Ветеринар осмотрел глаза пса, пощупал живот, затем снова сел на корточки.

— Все в порядке, но, к сожалению, я не могу сказать того же о вашем буфете.

— Но Годрич-то в порядке? — улыбаясь, спросила Лизель и подмигнула Алексу.

— Да. С ним все прекрасно. Не так ли, Годрич? Однако, как вы можете заметить по запаху, его вырвало. Пес просто перенервничал. Его прошлая хозяйка держала его на специальной диете…

— Вы знали Нэнси?

— Конечно. Годрич не раз совершал пробег в несколько миль, чтобы попасть на прием к ветеринару. Я знаю его очень хорошо. Ну и его хозяйку тоже.

— И какой она была?

— Умная женщина. Но совершенный профан, когда дело касалось животных. Кроме рефлюкса, он совершенно здоров, но Годрич быстро понял, что, будучи больным, он получает особенное внимание.

— Он собачий ипохондрик? — предположила Лизель.

— Точно, — сказал ветеринар, выпрямляясь. — И к тому же притворщик, — добавил он, указывая на Годрича, который, округлив глаза, повалился на бок и растянулся на полу, не понимая, почему никто не обращает на него внимания.

— Я должна признаться, мы немножко ссорились с ним.

— Что ж, чувства животных совершенно отличны от человеческих, но они не так просты, как думают многие люди.

— Поэтому вы говорите, что он…

— Притвора, — кивнул ветеринар, улыбаясь Мэрилин. — Нэнси Гамильтон привыкла нянчиться с ним как с ребенком. Думаю, если бы с ним обращались как с собакой, а не как с ребенком, он был бы немножко посильнее.

Мэрилин кивнула.

— Спасибо большое, мистер…

— Том Спенсер. — Он протянул руку. — Боюсь, нам придется часто видеться.

— Я Мэрилин, это мой сын Алекс и моя сестра…

Он пожал руку Мэрилин, затем Алексу и повернулся к Лизель, которая стояла, протянув руку… Она растерялась окончательно, потому что только теперь, наконец, рассмотрела его как следует. А еще она увидела его необычные глаза, которые, казалось, имели все оттенки золотого и зеленого.

Если бы Лизель искала красоту в мужчинах… то да, она могла с полной ответственностью сказать: его глаза были поистине красивы.

— Привет, я Ли… Ли… — забормотала она.

И только Мэрилин своим смехом привела ее в чувство.

— Лизель, — наконец выговорила она, будто чихнула.

— Будь здорова, — пробормотала Мэрилин.

Том Спенсер улыбнулся и пришел на помощь, у него была обаятельная улыбка, один уголок губ приподнимался чуть выше, чем другой.

— Я так понимаю, что ваша матушка обожала «Звуки музыки»?

— Я… да… я… — Она снова начала заикаться, говоря себе твердо: «Возьми себя в руки, дура!» И ей удалось сосредоточиться на его красивом лице и произнести дальнейшее: — Откуда вы знаете? Я понимаю, что это очевидно, но не так сразу…

— Потому что с моей матушкой было то же самое.

— Вас она назвала в честь Тома Круза? — предположила Мэрилин.

Он покачал головой:

— Нет. В честь Тома Джонса, в юности она им увлекалась.

— Что ж, это не так уж необычно, — ответила Лизель, подмигивая сестре.

Том округлил глаза совсем так, как сделала Лизель, когда услышала про «Звуки музыки».

— О, мне все время напоминали об этом, — ответила Лизель. — Вы не поверите, как много шуток рождали эти «Звуки музыки».

— Очень хорошо вас понимаю.

Запищал пейджер ветеринара, и он ответил.

— Извините. Я опять кому-то понадобился. Боюсь, надо бежать.


— Я тоже буду ветеринаром, когда вырасту, — заявил Алекс, наблюдая, как Том Спенсер отъезжает на своем черном «рендровере».

— И Лизель хочет стать ветеринаром, когда вырастет, — заметила Мэрилин, улыбаясь Лизель.

— Что ты имеешь в виду, мама?

— Ничего, мой ангел, — улыбнулась Мэрилин, обнимая сына за плечи и целуя в макушку. — Давай уложим тебя и Годрича в постель?

— Ты думаешь, тете Лизель понравился ветеринар? Да?

— Нет. Он мне совсем не понравился! — ответила за сестру Лизель.

— Если у кого-то глаза делаются как блюдца, как у Тома и Джерри, не значит ли, что этот человек влюбился в кого-то?

— Очень может быть, — ответила Мэрилин, улыбаясь сестре через плечо.


Шутки о ветеринаре продолжались и за завтраком в субботу, состоявшим из сандвичей с ветчиной.

— Ты любишь Том…атный кетчуп, Лизель? — была худшей из тех, что могла сочинить Мэрилин.

— Только под большим давлением я могла бы признать, что этот вчерашний ветеринар привлекательный парень, — наконец сказала Лизель, которая все это время воздерживалась от комментариев.

— Ты имеешь в виду то давление, которое используют при глажке брюк? — Мэрилин очевидно была в шутливом настроении.

— Похоже, — сказала Лизель и на этот раз улыбнулась.

— Если уж зашла речь о брюках, нам нужно поговорить с нашими девушками. Мне не нравится, что они недолюбливают друг друга.

— Я согласна.

— Поэтому ты поговори с Касей, а я поболтаю с Лоррейн.

— Согласна.


* * *


Лизель прижала Касю к стенке, когда та готовила завтрак.

— Я бы хотела, чтобы вы с Лоррейн были более дружелюбны, — сказала она.

Кася в ответ состроила насмешливую гримасу, но промолчала.

— Почему вы не можете общаться нормально?

— Мы слишком разные.

— Но ведь это неплохо. И может быть, даже хорошо.

— Она помешана на чистоте, вы сами видите. Она сводит меня с ума своей постоянной тряпкой в руках и полировкой и всегда переделывает то, что я уже сделала. Она трет и трет одно и то же место по сто раз. И все ей мало! И так же со мной, все, что я делаю, все для нее плохо. Кончится тем, что она сведет меня с ума. Это несправедливо.

— Да. Я согласна, временами она перебирает…

— Что значит — перебирает?

— Ну… слишком настойчиво что-то делает. Ей нравится, когда все совершенно, что само по себе хорошо, но Лоррейн снова и снова все поправляет, чтобы убедиться в этом.

Кася кивнула: