Как долго она сидела здесь, никто не мог сказать.

— Не хотела будить вас. Вам вместе так… уютно, — холодно произнесла она, пока Лизель попробовала натянуть одеяло на свое обнаженное плечо. — Неудивительно, что ты вчера не ответил на мой звонок. Ты знаешь, он говорил мне, что ты очень хорошенькая, и он прав. Но он не рассказал мне, что ты шлюха!

— Кэри! — гневно оборвал ее Том.

— Не надо. — Кэролайн поднялась так резко, что стул, на котором она сидела, упал. — Ты забыл мое полное имя?

Она вышла.

Том вылез из постели и начал натягивать джинсы. Застегнув ремень, он на секунду замер и посмотрел на Лизель, она в шоке следила за ним. А его собственные глаза молили о понимании.

— Прости. Я должен за ней пойти.

Две секунды, и Лизель кивнула, и он вышел.


Как только Лизель осталась одна, она схватила свою одежду, второпях начала одеваться. Паника закралась в сердце, когда она никак не могла найти свои туфли. Но затем увидела, что они валяются в углу, и тут же вспомнила мгновения чистой радости, прежде чем вернуться к реальности, когда услышала, как хлопнула входная дверь.

Когда Лизель спустилась вниз по лестнице, Том подошел к ней.

— Она уехала, — хмуро сообщил он.

— Думаю, мне тоже лучше уехать, — ответила Лизель.

И вместо того чтобы умолять ее остаться, чего, собственно, она могла хотеть и что ей было сейчас нужнее всего, он молча кивнул.

— Я возьму ключи.

— Не надо, вызови такси, — остановила его Лизель.

— Это слишком далеко, я отвезу тебя.

Если Лизель чувствовала неловкость по дороге сюда, то она не шла ни в какое сравнение с путешествием назад в Пиран, которое протекало в полном молчании, пока они не подъехали к отелю. Ясно, что Том не знал, о чем говорить, и поэтому сказал следующее:

— Я не знаю, что делать, потому что, если честно, не знаю, почему все это произошло. Я поддался инстинкту, Лизель, а именно этого не следовало делать.

— Ты разберешься во всем, — сухо проговорила она, потянувшись к ручке дверцы.

— Лизель, пожалуйста… подожди минуту. — Его рука, нежная, но твердая, легла на ее плечо. — Прости меня.

— За то, что приезжал в ресторан, чтобы меня найти?

— Нет, ты знаешь, что я имею в виду.

— Ты не знал, что она объявится, да?

— Не в этом дело.

Он был прав. Дело в том, что Лизель не должна была быть там, в его постели. В его объятиях.

— Ты прав. Мы совершили ошибку.

— Но ведь ты так не думаешь, правда?

Она покачала головой.

Он взял ее руки.

— Это утро было такое ужасное, но не позволяй себе забыть, что ночь была прекрасна. Единственную ошибку совершил я, будучи недостаточно честным перед самим собой и перед Кэролайн. Но не по отношению к тебе, Лизель. Все, что случилось между нами, — правда, но правда и то, что этого не должно было произойти, пока я все еще связан с Кэролайн. И не то, чтобы я был по-прежнему привязан к ней. С тех пор как она переехала в Лондон, мы разошлись в разные стороны. Если честно, между нами уже не было прежней близости, неважно, уехала она или не уехала бы, или я уехал бы с ней…

— Но это не кончено. И до конца еще далеко. — Это было утверждение, не вопрос.

— Когда я с тобой, я забываю обо всем. Мы — это то, что правильно, это и есть реальность.

— И теперь она вернулась?

Он молчал, и это молчание было красноречивее ответа.

И было одно чувство, которое Лизель испытывала в этот момент и знала, что и он должен чувствовать то же самое. А она чувствовала, что это подлость. И не было иного названия…

— Тебе лучше вернуться.

Он кивнул.

— Я позвоню, хорошо?


* * *


Мэрилин ждала ее, как мать-наседка, и готова была взорваться в любую минуту. Лизель стояла в дверях и выглядела виноватой.

— Где ты была? Я чуть не умерла, мы не сомкнули глаз всю ночь.

— Мы?

— Я и Эд, мы ждали тебя. Лиз, мы так волновались. Пожалуйста, скажи мне, что ты провела ночь не с Шоном Саттоном! Пожалуйста, скажи мне…

— Извини, Мэрл, и… нет, я точно провела ночь не с Шоном Саттоном.

— Тогда где ты была?

Где была? Лизель тяжело вздохнула. С чего начать?

Мэрилин сделала то, что делала всегда, — она слушала терпеливо и внимательно все, что рассказывала Лизель. С самого начала до конца. Со всеми взлетами и падениями, которые она пережила за последние двенадцать часов. В одно мгновение захлебываясь в экстазе и тут же сгорая от стыда в следующее.

— Я такая дура! — Так она закончила свой рассказ. — Неважно, что я чувствую к Тому, но то, что я сделала, было неправильно.

— «Когда кто-то любит, он сначала всегда обманывается сам и всегда кончает тем, что обманывает других»… — пробормотала Мэрилин.

— Что? — Лизель нахмурилась, соображая.

— О, это одно из высказываний Эда, нет, не Эда, конечно, а Оскара Уайльда, если точно.

— И что он хотел этим сказать?

— Любовь может быть порой очень сложной. У каждого есть ожидания, которые далеко не всегда сбываются.

— Что ж, я не думаю, что Кэролайн ожидала увидеть кого-то в постели Тома, — усмехнулась Лизель. — Я готова была сквозь землю провалиться, Мэрилин, я просто не знаю, что делать…

— Это не твоя вина. Танго всегда танцуют двое.

— Да. Но если бы танго было все, что мы делали, то мы не оказались бы в таком дерьме! А Шон? — воскликнула Лизель. — Я поступила с ним отвратительно, разве нет? Он должен ненавидеть меня…

— Честно говоря, не думаю, что ты заставила его испытать приятное чувство. Этим утром Кася получила записку.

Лизель, не понимая, нахмурилась.

— Он владелец дома, где она снимает комнату, — объяснила Мэрилин. — Старый викторианский особняк на другой стороне залива. Он предупреждает, что жильцы должны освободить помещение через две недели. Хочет превратить его в роскошные апартаменты.

— Ты шутишь? Думаешь, он сделал это, потому что я сбежала от него?

— Не будь глупой. Я просто хочу показать тебе, какой он отвратительный тип и что тебе надо быть с ним поосторожнее.

Лизель кивнула.

— И что собирается делать Кася?

— У нас будет еще один постоянный жилец. Я хотела предложить ей комнату в мансарде, но Лоррейн сказала, что они могут жить вместе. Представляешь, какие перемены?

— А что мне делать, Мэрл? — Лизель обхватила голову руками.

— Иногда не надо ничего делать. Пусть делают другие, а ты подожди и посмотри, что они будут делать.

— Это тоже из изречений Эда? — Лизель взглянула на сестру и лукаво улыбнулась.

— Нет, это Мэрилизм.

— Мэрилизм?

— Да. Это значит, что кто-то несет несусветную чушь, когда не может дать толковый совет, — улыбнулась Мэрилин и обняла Лизель. — И следующий мой совет: положись на судьбу.

Лизель уперлась подбородком в плечо сестры и в отчаянии закрыла глаза.


Глава 23


В это утро у них было столько звонков с просьбой забронировать номер, что Лизель почти не думала о происшедшем. Но только почти. И чем больше возвращалась мыслями к этой ночи, тем ужаснее себя чувствовала. И не только из-за себя.

Бедная, бедная Кэролайн, девушка, отказавшая ей в симпатии и, тем не менее, заслужившая ее. Как она могла быть такой эгоисткой? Что с ней случилось в эту ночь? К чему лукавить, Лизель прекрасно знала, что с ней случилось в эту ночь. Что-то удивительное, и даже утром это удивительное еще теплилось в ее душе.

Когда подошло время ленча, прихватив сандвич и апельсиновый сок, она вышла в сад и почувствовала себя чуть лучше, проведя время с Раби, которая бросилась к своей хозяйке с бешеным визгом, словно хотела пожаловаться на то, что Лизель покинула ее так надолго.

Она откопала свой любимый мячик, маленький желтый мячик, который Том подарил ей, и каждый раз, когда Лизель бросала его, ловила и приносила назад. Каждый раз без ошибки. Каждый раз, когда ока звала ее, Раби независимо от того, что она делала, бежала к ней, садилась у ее ног и, виляя хвостом, ждала. Безграничная преданность. Редкая вещь.

Внезапно маленькая собачка замерла и принюхалась и затем, запрыгав в волнении, побежала за угол дома и через секунду вернулась назад на руках Тома. Маленьким розовым язычком она лизала его щеку, которой совсем недавно он прижимался к щеке Лизель, когда та, пресыщенная и успокоенная, забылась счастливым сном.

Как странно, куда ушла его красота? Он выглядел хмурым и измученным.

— Привет.

— Привет. — Хотя Лизель не двинулась с места, ее глаза… они сделали то, что хотела сделать она — приблизились к нему, коснулись его, но она сдержалась, потому, что сдержался Том. Напряжение, возникшее между ними, растащило их в разные стороны.

— Мы можем поговорить? — Это было сказано так, что ей сразу захотелось сказать «нет», Лизель поняла по его лицу, что разговор не сулит ей ничего хорошего. Поэтому, вместо того чтобы ответить, она предпочла промолчать.

Лицо Тома еще больше помрачнело.

Он уже знал, что молчание Лизель — плохой знак. Так тиха она бывала только тогда, когда что-то очень сильно огорчало ее. Он не хотел делать ее несчастной, нет. Совсем не хотел, он хотел… О Господи! Он не мог сделать то, что хотел. Не мог?

Почему все так сложно? Но чувства непростая вещь, они сложны и запутанны, и иногда чертовски трудно разобраться в них, и когда получалось так, как получилось, единственное, что мог сделать такой мужчина, как Том Спенсер, — поступить правильно, не важно, что это больно.

Кэролайн ждала, когда он вернется домой, и встретила его бесконечным потоком слез и обвинений. И это отрезвило его. Неважно, какое чувство он испытывал к Лизель, оно захватило его целиком и полностью, но он помолвлен с Кэролайн. Он дал обещание, и она достаточно ясно дала понять за три часа криков, борьбы, упреков, рыданий, обвинений и заявлений, что хочет, чтобы он сдержал его. Он был с Кэролайн четыре года, и он любил ее. Может быть, сердце не подкатывало к горлу каждый раз, когда он видел ее или говорил с ней, может быть, когда она уехала, он не скучал по ней так сильно, как должен был бы скучать, может быть, не думал о ней все время, не вызывал ее образ в своих фантазиях. Черт, даже не мечтал о ней, как о Лизель. Но кто знает, что за чувство у него было к Лизель? Оно было новым, оно было пугающим, и он знал, что оно могло быть таким же слепым увлечением и кончиться так же быстро, как какая-то новая уличная мода.