Рейчел Хокинс - Royals

– Спасибо, но… нет, спасибо. Ограничусь чтением блогов.

Мы направляемся к двери, и Иза вновь вздыхает.

– Всё шло нормально, пока я не спросила его про школу. Ну… честно говоря, разговор у нас с самого начала был неловкий, но поцелуй показался многообещающим.

Она морщится:

– С ума сойти, я поцеловала парня, который считает, что девушкам нечего делать в его драгоценной школе.

Я задумываюсь, не рассказать ли о собственном поцелуе с Себом, но решаю, что на сегодня хватит.

Изабель подтверждает мои мысли. Она говорит:

– Я просто хочу забыть о том, что произошло за последние два часа.

– Отличный план, – соглашаюсь я, когда телохранитель открывает перед нами дверь.

И все планы вылетают в трубу, потому что перед нами начинают мелькать тысячи вспышек.

Впоследствии я узнала, что фотографов перед клубом было всего четыре, но в ту минуту мне показалось, что их десятки. Даже сотни. Вспышки сверкают, щелканье слышится непрерывно. Еще хуже, чем на Роял-Майл, наверное, потому, что сейчас темно, и вспышки кажутся очень яркими. А может быть, потому, что в прошлый раз я была с Элли, и с другими людьми, и с целой кучей телохранителей. А сейчас я одна – и слышу, как вокруг выкрикивают мое имя.

– Дэйзи, ты встречаешься с Себом?

– Дэйзи, твоя сестра знает, что ты здесь?

– Дэйзи, кто это с тобой?

Вокруг живая стена. Я моргаю глазами и стою как вкопанная, пока не ощущаю на своем локте чью-то хватку. Повернувшись, вижу, что рядом стоит Майлз, а за ним Себ.

– Так, господа, достаточно, – спокойно произносит Майлз, и, как ни странно, вспышки перестают мелькать.

По крайней мере, на время. И тогда Себ выходит вперед.

– Скучновато вам сегодня, ребята? – спрашивает он. – Неужели это такая сенсация – что я провожу время с будущей родственницей?

Улыбнувшись мне, Себ подходит ближе. Изабель буквально прячется у него за спиной, Майлз стоит справа. Как ни странно, хладнокровие Себа успокаивает и меня.

Кажется, я становлюсь даже слишком спокойна. Когда какой-то репортер кричит: «Тебе понравился клуб, Дэйзи?» – я отвечаю, не успев задуматься:

– Сплошное разочарование. Стриптизерш нет вообще, и всего один шимпанзе.

Раздается взрыв смеха, и фотоаппараты снова начинают щелкать.

Себ тоже смеется, дружески положив руку мне на плечо, но я понимаю, что это не ради демонстрации родственных чувств, а для того, чтобы вежливо, но неумолимо направить меня к ожидающему автомобилю. Телохранитель Себа, выйдя из клуба, расчищает дорогу к машине; когда мы, все четверо, забираемся в салон, Майлз придерживает меня за талию. Папарацци не унимаются, но тут дверцы со стуком захлопываются, отрезая нас от наружного хаоса.

Я со вздохом падаю на сиденье и прижимаю руку ко лбу.

– Шимпанзе? – уточняет Майлз.

– Я переволновалась.

Он мрачнеет, когда Себ садится на место, и машина отъезжает.

Изабель, кажется, совсем не испугана. Нахмурившись, она смотрит в окно.

– Вот, значит, на что это похоже, – негромко произносит она, и Себ внимательно глядит на нее.

– Обычно хуже, – говорит он, отводя с глаз каштановые волосы. – Это еще был мягкий вариант, детка.

– Не зови меня деткой, – огрызается та и лезет в сумочку за телефоном.

Атмосфера в машине, мягко говоря, накалена.

– Извини, что твой первый вечер в Шотландии оказался не лучшим, – кашлянув, говорю я, но Иза улыбается и пожимает плечами.

– Было даже весело. Пока не появился этот тип. – Она указывает пальцем на Себа, и у того отвисает челюсть.

– Этот тип? – повторяет он, но Иза по-прежнему смотрит на меня.

– Значит, завтра нас ждут музеи и книжные магазины?

– Именно, – с облегчением подтверждаю я.

Слава богу, мы вернулись на путь истинный. Одно небольшое отклонение, мимолетное прикосновение к атмосфере великосветского скандала, но ничего страшного не произошло, и мы все можем позабыть о том, что случилось сегодня вечером…

На обратном пути мы молчим. На улице возле отеля «Балморал» пустынно. Ни фотографов, ни зевак. Я хочу вылезти и проводить Изабель в номер, но, прежде чем я успеваю это сделать, она кладет руку мне на колено и говорит:

– Всё будет в порядке, обещаю. Завтра. Музеи. Да?

– Да, – отвечаю я. – День ботана.

Иза улыбается и добавляет:

– Пока, Майлз, приятно было познакомиться.

Подчеркнуто игнорируя Себа, она вылезает из машины и шагает к отелю, даже не обернувшись.

Себ закатывает глаза и тоже начинает вылезать. Я хватаю его за рукав.

– Ты не пойдешь за ней!

Фыркнув, он отталкивает мою руку.

– Разумеется, нет. Но мне надо выпить, прежде чем поехать домой, а в «Балморале» подают лучшие мартини. Вы двое возвращайтесь.

С этими словами он захлопывает дверцу, и мы с Майлзом остаемся в тишине, вдвоем. Машина отъезжает, снова начинает идти дождь, и я вздыхаю, погружаясь глубже в мягкое кожаное сиденье.

– Вот, значит, как.

Майлз молчит, и я смотрю на него. Он сидит неподвижно, отвернувшись к окну.

– Очень неприятно это говорить, но – спасибо, – произношу я. – День получился не совсем провальным, и без тебя я бы не справилась.

Он продолжает молчать, и я протягиваю руку и тычу его в плечо. Оно оказывается удивительно твердым.

– Эй, я, между прочим, пытаюсь быть любезной. Пусть даже это причиняет мне физическую боль.

Наконец-то Майлз поворачивается.

– Ты же знаешь, что завтра утром эти фотографии будут во всех газетах.

У него на шее снова подергивается жилка. Внимательно глядя на Майлза, я напоминаю:

– Я тут совершенно ни при чем.

Он машет изящной рукой, словно отгоняет муху.

– Я в курсе. Но дело в том, что раньше, пока ты не приехала, к клубу Себа никогда не наведывались репортеры. Кто-то дал им знать, что ты там.

Наверняка у меня теперь тоже бьется жилка на шее, потому что я изо всех сил стискиваю зубы.

– Еще разок? Я почти простила тебе Шербурн, потому что я тут совсем чужая и тэ дэ, но если после тех дурацких скачек ты по-прежнему думаешь, что мне нужен Себ или я жажду видеть свои фотографии в газетах…

– Я знаю, что ты не охотишься за Себом, – перебивает Майлз, – но для человека, который уверяет, что не хочет привлекать внимание желтой прессы, ты делаешь это как-то слишком часто.

Он замолкает, не сводя с меня глаз, и я вспоминаю, что совсем недавно считала его милым. Теперь мне хочется вернуться в прошлое и надавать себе по голове.

– Знаешь, ты бы лучше сказал это Себу, – намекаю я. – Потому что сегодня источником проблем был он, а не я.

Майлз отводит взгляд. Такое ощущение, в воздухе повисло нечто недоговоренное. Что-то, что он хочет сказать.

Тут Майлз поворачивается и спрашивает:

– Может, это твои родители?

Такое ощущение, что я получила пощечину. У меня даже откидывается голова.

– Что-что?

Он смущенно растирает ладонями бедра.

– Может, это они позвонили фотографам. Допустим, тебе не хочется мелькать в газетах, ну а они не против. Я знаю, твой отец когда-то был…

– И здесь я решительно поставлю точку, – говорю я, решительно вскинув руку.

От злости я дрожу.

– Ты ничего не знаешь обо мне и моих родителях, если полагаешь, что они пытаются запихнуть меня на одну ступеньку с Элли. Конечно, вам приятно думать, что мы просто мерзкие карьеристы – тогда не придется признавать, что Элли просто нравится Алексу больше, чем все Флисси и Поппи на свете.

– Я совсем не… – начинает Майлз, но я снова прерываю его.

– Честное слово, я считала, что ты не такой противный, как сначала показалось, но ты, друг мой, просто веронский герцог.

Майлз недоуменно хмурится, но тут, к счастью, машина подъезжает к Холирудскому дворцу.

Не дожидаясь, пока водитель откроет для меня дверцу, я вылезаю под дождь и ухожу, не оборачиваясь.

Я просыпаюсь, когда что-то падает рядом с моей головой. Приоткрыв глаза, я вижу планшет, лежащий на подушке, и тру лицо, пытаясь отогнать сон, который уже почти не помню, кроме того, что, кажется, там был Майлз, и…

– Что, черт возьми, произошло вчера вечером?

Это Элли – необыкновенно злая Элли, если судить по голосу. Я привыкла к тому, что здесь она разговаривает голосом музейного гида, и возвращение знакомой старшей сестры одновременно пугает и радует.

А потом до меня доходит ее вопрос.

Я сажусь. На улице светло, солнце льется сквозь просвет в тяжелых бархатных шторах, и я вздрагиваю, когда Элли подходит к окну и раздергивает их. Часы показывают всего-навсего семь, но Элли уже полностью одета: на ней черное узкое платье, с красным кардиганом поверх, а светлые волосы собраны в узел на затылке. Даже украшения на месте – хорошенькая брошка в виде цветка чертополоха и тонкий серебряный браслет. Может, поутру ей помогают одеваться птички?

Так. Прошлый вечер.

Я беру планшет и вижу на экране заголовок воскресной газеты.

«ОН ЛЮБИТ ДЭЙЗИ!»

Передо мной размытый снимок: я на пороге клуба, рука Себа у меня на плече. Майлза и Изабель не видно, и всё это похоже на…

– Как глупо получилось, – произношу я, глядя на Элли.

Она стоит в ногах кровати, стиснув зубы и тесно сплетя на груди руки.

– Вчера вечером Изабель уехала с Себом, а я хотела ее забрать!

Подойдя к кровати, Элли отбирает у меня планшет.

– А в интернете пишут другое, – говорит она и открывает страницу за страницей.

СЕБ И ДЭЙЗИ!

ПРИНЦ СЕБАСТЬЯН: НАКОНЕЦ ЕГО ЗАСТУКАЛИ?

КОРОЛЕВСКОЕ СВИДАНИЕ

ПРИНЦЕССА ДЭЙЗИ?

Я едва сдерживаю смех.

– Бред какой. Мы с Себом вчера почти не разговаривали. Неужели от одной фотографии все решат, что мы – пара?

Я иронически качаю головой, а потом смотрю на Эл. И замечаю, что она совершенно бледная и искренне расстроенная.

Смутившись, я отвожу волосы с лица.