Рейчел Хокинс - Royals

– Да, да! – кричу я, и он хмурится.

В углах губ у него появляются две глубокие складки.

Но, прежде чем Майлз успевает ответить, раздается громкий хлопок, и джип резко сворачивает вправо. Издав испуганный вскрик, я отчаянно цепляюсь за ручку двери.

Майлз кое-как останавливает машину и испускает прерывистый вздох.

– Колесо прокололи, – бормочет он, но, кажется, радуется, потому что ему теперь не придется отвечать на мой вопрос.

Честно говоря, я тоже испытываю облегчение. Не надо было ни о чем спрашивать. Какая разница, что произошло между Флорой и Майлзом? Он не мой парень, и вообще, я скоро уеду.

Нет, спущенное колесо поистине было подарком свыше. Оно спасло меня от большой ошибки.

– Спасибо, – негромко говорю я, обращаясь к густым облакам над головой.

Кажется, я это сделала зря. Две секунды – и хляби небесные разверзаются.

Дождь льет как из ведра. Майлз куда-то тащит меня, и я натягиваю на голову твидовую куртку. Толку от этого немного. Вокруг ничего не видно, ноги скользят, но мы лезем куда-то вверх по небольшому подъему – и сквозь дождь я вижу… дом? сарай?

Майлз тянет меня к этому строению. Честное слово, мне все равно, что там, лишь бы была крыша.

К счастью, дверь открыта (она такая старая, что, по-моему, вообще не способна запираться). И вот мы внутри и в темноте.

Одни.

Я очень хочу оставаться хладнокровной. Хочу сделать скучающее лицо, как Элли. Хочу принять беззаботный вид и сразу дать понять, что, хоть мы и угодили в самую тривиальную романтическую ситуацию – оказались в уединенном месте во время грозы, – мы просто… коллеги. Даже не друзья.

– Что это вообще такое? – спрашиваю я, оглядываясь и пытаясь отвлечься от мысли о том, что мы с Майлзом остались наедине.

Смотреть особо не на что. Мы в небольшой каменной хижине с соломенной крышей. Внутри ничего нет, кроме очага, полки с несколькими книжками, пары сложенных одеял и ОЧЕНЬ древней на вид бутылки с остатками янтарной жидкости.

– Это укрытие, – объясняет Майлз, снимая кепку и ероша волосы. Он старается не смотреть на меня. – Их здесь в горах полно. Раньше тут жили пастухи, которые стерегли овец, а теперь ими пользуются туристы.

Домик, мягко говоря, небогат, но, наверное, когда ты плетешься по мокрым холмам, любое строение с четырьмя стенами и крышей покажется раем. Майлз отходит от меня, чтобы развести огонь, я признаю, что всё не так плохо.

На полу лежит всего несколько поленьев, зато в изобилии есть брикеты торфа, и Майлз наполняет ими очаг, разыскав под перевернутой кружкой на полке коробок спичек.

Огонь дико дымит, но в комнате быстро становится тепло. Майлз с очень довольным видом отступает от камина, вытирая руки о джинсы.

– Три года в Ассоциации скаутов, – заявляет он.

– Неплохо, – признаю я, присев у огня и расплетая косу.

Надеюсь, теперь волосы высохнут побыстрее.

Подняв голову, я замечаю, что Майлз смотрит на меня с каким-то странным выражением; перехватив мой взгляд, он откашливается, снова отходит и выглядывает за дверь.

Там дует ветер, и дождь льет почти горизонтально.

– Посидим здесь, пока не прояснится, – говорит он. – А потом я схожу пешком к Бэрд-хаусу, возьму машину или попрошу кого-нибудь отвезти меня сюда.

– Хм… я пойду с тобой, – отвечаю я, перебирая волосы.

Я в целом рада, что решила отрастить волосы, но прямо сейчас длинная грива кажется плохой идеей. Такими темпами я рискую проходить с мокрой головой до конца жизни.

– Тут довольно далеко, – предупреждает Майлз, по-прежнему глядя за дверь и не вынимая руки из карманов.

Одну ногу он согнул в колене, и вид у него, как у шотландского фермера, который обозревает свои поля. Казалось бы, что в этом красивого? Но Майлз отлично смотрится, и я, подавив вздох, вновь поворачиваюсь к очагу.

«Табу, – напоминаю я себе. – Это всего-навсего дорогой слуга, стопроцентно преданный интересам королевской семьи. Ты не желаешь иметь с ними ничего общего, а Майлз – пожизненный обитатель мира богатых и знатных. Даже не думай о нем».

Возможно, если почаще это повторять, мое сердце перестанет отбивать бешеный ритм.

Я слышу, как у меня за спиной закрывается дверь; хотя снаружи ярятся ветер и дождь, в хижине становится намного тише. Мне жарко, и я не уверена, что виной тому дымный очаг, рядом с которым я сижу.

Майлз подходит к груде одеял, сложенных у огня, берет одно и расправляет. Слава богу, из него не вылетает облако пыли и дохлых насекомых, однако моя радость кратковременна: Майлз вдруг присаживается рядом и набрасывает одеяло мне на плечи.

– Ты замерзнешь, – говорит он, склонившись к моему уху.

Волосы облепляют ему лоб и кажутся темнее обычного от дождя и полумрака. С них срывается крупная капля и падает мне на руку.

Она не такая уж холодная, но я вздрагиваю и отодвигаюсь, запахивая на себе одеяло.

Майлз поднимает голову. Его зеленые глаза совсем рядом.

«Колодки для обуви. Платки с монограммой. Он совершенно не похож на тебя».

Кашлянув, Майлз выпрямляется и вновь вытирает руки о джинсы.

– Это ненадолго, – говорит он и указывает на дверь. – Дождь, я имею в виду. Летние грозы продолжаются всего несколько минут…

Майлз опускает руки, нервно сгибая и разгибая пальцы. Он волнуется?…

И это еще более странно, чем мысль о том, что он очень милый. Поэтому я отворачиваюсь и смотрю на огонь, надеясь немного остыть.

Дождь продолжает лить, огонь потрескивает и дымит, и на мгновение мне кажется, что мы так и будем молча сидеть здесь, пока нас не найдут мертвыми, задохнувшимися под тяжестью смущения.

А потом Майлз произносит:

– Флора встречалась с моей сестрой.

Изумленная, я живо поворачиваюсь к нему.

– Что?

Он вновь стоит у двери, с кепкой в руке, и похлопывает себя по бедру.

– Ты спросила, что было у нас с Флорой. Мы с ней договорились. Она встречалась с Амелией, королева была к этому не готова, поэтому всё представили так, как будто Флора встречалась со мной. Как будто мы…

Он смотрит в окно, продолжая похлопывать кепкой по изящному бедру.

– В любом случае всё уже кончено.

Повернувшись ко мне, Майлз слегка наклоняет голову, как будто от взгляда свысока ему становится немного легче.

– Учти, я доверил тебе нечто очень серьезное.

– Я понимаю. И ценю твою откровенность.

Я не стану признаваться Майлзу, что уже знаю о пристрастиях принцессы: ведь я не могу рассказать ему про Флору и Тэмсин. Поэтому я ерзаю на полу, подтыкая под себя одеяло, и говорю:

– Значит, ты не в первый раз играешь эту роль.

Майлз, наморщив лоб, смотрит на меня.

– Ты уже и раньше это делал, – продолжаю я. – Изображал влюбленного по приказу из дворца.

В хижине полутемно, но, кажется, Майлз краснеет, а затем с необычайным интересом принимается разглядываеть свои ботинки.

– Я же говорил, – произносит он. – Монтгомери – придворные. Мой прапрапрадедушка дрался на дуэли вместо прапрапрадедушки Себа. И получил шпагой в глаз.

Я содрогаюсь:

– Бр-р.

Майлз вдруг улыбается, и я вновь вспоминаю, как ему идет улыбка. Его аристократическое лицо теряет жесткость и становится гораздо более приятным и добродушным. Почти что обычный парень.

– Иными словами, мне могли бы поручить нечто гораздо менее приятное, чем проводить время с красивыми девушками.

Я не буду краснеть.

Не буду.

Я отворачиваюсь, чтобы поворошить огонь железным прутом, который лежит возле очага.

– Ты хочешь сказать, что лучше я, чем шпага в глаз? – уточняю я, и Майлз хихикает.

Это очень приятный звук, и я буквально чувствую, как он катится по моему позвоночнику. О господи, пусть дождь скорее закончится.

– Может быть, не лучше, но точно не хуже, – заверяет Майлз, и я смотрю на него.

Зря.

Отрицать бесполезно. Майлз не просто милый. Он НЕВЕРОЯТНО притягательный.

И он смотрит на меня каким-то странным взглядом, который я не могу расшифровать, да и не хочу – потому что – нет, нет, нет, сейчас мне совершенно не нужны сложности. И вообще, я скоро уезжаю. Зачем что-то начинать, если время вот-вот истечет?

Сбросив с себя чары, я встаю, растираю руки и спрашиваю:

– Зачем ты это делаешь? Семейные традиции требуют, чтобы ты прыгал через обруч по приказу из дворца?

Я жду, что Майлз обидится, но он просто прислоняется к стенке и вздыхает.

– Они платят за меня в школе, – отвечает он. – Я имею в виду, родители Себа. А в следующем году они оплатят мне обучение в Сент-Эндрюс.

Даже не знаю, что сказать. Я в курсе, что Майлз предан Бэрдам – это очевидно, – но я полагала, что дело в дружбе, а не в деньгах.

– И не только, – продолжает Майлз. – Помнишь квартиру в Эдинбурге? Это тоже за их счет. А еще в прошлом году у меня болела мама – сейчас она здорова, но тогда были сложности. Ей была нужна частная клиника, специалисты… и они оплатили все счета.

– Майлз, – негромко говорю я, и он смотрит на меня.

Всё это он сказал беспечным тоном, словно поделился какой-то незначительной информацией, но взгляд у него серьезный.

– Я просто хочу, чтоб ты поняла, – произносит он. – Я обязан королевской семье всем. Всем.

Оттолкнувшись от стены, он бросает кепку на стул возле двери.

– Вот почему в тот первый вечер я вел себя по-свински.

– Честно говоря, ты почти всегда, сколько я тебя знаю, ведешь себя по-свински, – замечаю я, и Майлз вновь слегка улыбается.

Волосы у него слегка подсохли и вьются, обретая насыщенный золотистый цвет, а на скулах играют тени.

– О да, – признает он. – И мне очень стыдно. Правда.

Сглотнув, я отмахиваюсь. Сейчас не время становиться друзьями. Когда я осознала, что он невероятно красив, когда идет дождь и горит очаг, и на целые мили вокруг нет ни души…

Но все-таки я не удерживаюсь.