К сожалению, сегодня я не слышу ни слова даже о цветах, в которые меня оденут. Ангус только снимает мерки. И не единожды. Он прикладывает ко мне рулетку минимум пять раз, проверяя и перепроверяя, и делает пометки в маленьком блокноте. Время от времени он что-то бормочет под нос, но из-за его акцента и музыки, которая гремит из динамиков, я не могу ничего разобрать.

Когда Ангус заканчивает, я чувствую себя манекеном, но тут он вновь озаряет меня широкой улыбкой.

– Волнуешься? – спрашивает он, и я не знаю, что он имеет в виду – платье или саму свадьбу.

Поэтому я типично американским жестом показываю ему два оттопыренных больших пальца.

– Просто с ума схожу.

Он смеется, а затем тянется ко мне и чмокает в щеку.

– Просто песня, – повторяет Ангус. – Как у твоей сестры.

Никто и никогда, кажется, не говорил, что я хоть в чем-то похожа на сестру. Я понятия не имею, комплимент это или нет, а потому просто пожимаю плечами и отвечаю:

– Нет, у Элли волосы красивее.

Ангус хохочет, как будто услышал уморительно смешную шутку, и его ассистентка – дама, которая приносила чай, – тоже фыркает.

Не зная, как на это реагировать, я вновь смущенно улыбаюсь, а затем выхожу к маме и Элли.

Мама болтает с одной из помощниц, а сестра допивает чай, сидя на кушетке напротив моего стула. Она очень красива – вся в белом, светлые волосы собраны в низкий хвост и переброшены через плечо. Даже чашечку Эл держит безупречно.

Мы втроем покидаем студию после массы дружеских поцелуев и шагаем к машине, которая ждет в переулке за студией.

Машина на месте, где мы ее и оставили… но мы замираем, когда видим, кто стоит рядом с ней. Прислонившись к дверце, нас ждет Себ.

– Себастьян! – говорит Элли, перебросив сумочку с одного плеча на другое. – А что ты здесь делаешь?

Себ лучисто улыбается и отталкивается от машины.

– Я искал Дэйзи, – отвечает он, и я мысленно испускаю стон.

Я понятия не имею, чего Себ хотел от меня на балу, но с тех пор мне удавалось не сталкиваться с ним. А теперь, кажется, я попалась.

Он подмигивает:

– Есть один секрет, который я хочу обсудить с подружкой невесты как шафер.

Элли смотрит то на меня, то на Себа, а я нервно тереблю волосы и предлагаю:

– Может, поговорим во дворце?

Но он качает головой и указывает в переулок.

– Тут неподалеку мой любимый паб. Это ненадолго. Не волнуйся, меня там знают. Никаких фотографов.

Он снова ухмыляется, и я понимаю, почему Себу почти всё сходит с рук. Нарушение границ, пьянство, похищения…

– Всего на минуточку, – уговаривает Себ, и я вздыхаю.

– Хорошо, – отвечаю я и поворачиваюсь к маме и Элли. – Увидимся во дворце.

Элли прикусывает нижнюю губу, но затем кивает и окидывает Себастьяна внимательным взглядом.

Она ничего не говорит. Но он живо вскидывает руку – воплощенная голубоглазая невинность.

– Под моей защитой Дэйзи ничто не угрожает, – уверяет Себ, и я морщусь при этих словах.

Не хочу находиться под защитой Себа.

Но тем не менее я иду вместе с ним по переулку, по направлению к серому каменному зданию.

– «Герб принца», – говорит Себ, открывая передо мной массивную деревянную дверь. – Очень уместно, а?

Закатив глаза, я вхожу в полутемное помещение, где пахнет дымом, пивом и трехсотлетним ковром.

Мы подходим к стойке, и стоящий за ней мужчина, несомненно, узнает Себа, причем не только как принца. Он жмет ему руку.

– Давно тебя не было, чувак.

Себ пожимает плечами.

– Давненько. Мне как обычно, а даме лимонад, пожалуйста.

Я не хочу лимонада – здесь он совсем не такой, как в Америке. Несладкий, больше похожий на разбавленную газировку. И вдобавок в последнее время им меня угощают буквально все. Но я ничего не говорю и беру у бармена бокал.

Себ, конечно, получает пинту какого-то дымчатого пива, и я морщусь, почуяв запах хмеля и дрожжей.

Он выпивает залпом примерно половину и ставит кружку на стойку. Остатки плещутся внутри. Себ мрачно смотрит на пиво.

– Потрясающе, – говорю я. – Это твое представление о родственных узах? Я должна смотреть, как ты пьянствуешь?

Себ окидывает меня взглядом, нахмурив рыжеватые брови. Он, несомненно, очень красив, но я больше не обращаю внимания на его внешность. Я так привыкла к лицу Себа, что для меня это просто… лицо. Симпатичное, конечно, но, если узнать младшего принца поближе, трудно становится игнорировать проблемы, кроющиеся за красивым фасадом. И, честно говоря, они перевешивают достоинства.

– Я хотел… остаться с тобой с глазу на глаз, – заявлят Себ, к моему удивлению.

Он снова взбалтывает пиво в кружке. Я ерзаю на табурете и гляжу вокруг. В пабе, кроме нас, всего два человека, оба – дряхлые старики, которые как будто соревнуются, кто отрастит самые кустистые брови. Они сидят в углу, и золотистая надпись на окне бросает причудливую тень на их лица. Очевидно, либо они понятия не имеют, кто такой Себ, либо им всё равно; я вдруг догадываюсь, что Себ пришел сюда, поскольку знал, что тут будет пусто.

Я мешаю свой лимонад соломинкой, чувствуя неприятный холодок.

– Зачем? – спрашиваю я, и Себ вдруг хлопает ладонью по стойке.

Я пугаюсь, но тут же понимаю, что он просто просит еще пинту.

– Если ты хочешь показать мне, каков ты в пьяном виде, я уже это видела…

– Я люблю твою сестру.

Глава 31

Не знаю, можно ли угодить в темницу, если выплеснуть принцу в лицо лимонад. Но я готова рискнуть.

– Какого… – выговаривает Себ.

Лимонад стекает у него с подбородка. Бармен продолжает перетирать бокалы и даже не смотрит на нас, зато один из стариков в углу издает сиплый смешок.

Он что-то говорит, обращаясь к Себу, с чудовищным акцентом, но, кажется, там звучит слово «девка», и я рада, что не могу разобрать остальное.

– Нет, – стараясь не повышать голос, заявляю я, пока Себ лезет за салфеткой.

– В каком смысле «нет»? – уточняет он, глядя на меня.

На ресницах у него повисли капли лимонада. Господи, даже в таком виде Себа впору снимать для обложки журнала.

– Нет, ты не станешь впутывать Элли. Ты не любишь ее, а, скорее всего, просто хочешь с ней переспать. Это обязательно выяснится.

– Ты так говоришь, как будто у меня не любовь, а заразная болезнь, – буркает Себ и, прежде чем я успеваю содрогнуться от отвращения, вздыхает, откинув голову и глядя в потолок.

– Прости. Я не хотел тебе грубить. Просто… ты первая, кому я сказал.

Я всё еще пытаюсь переварить услышанное, когда Себ изящно пожимает плечами, в своей излюбленной манере, и лезет в карман за сигаретами.

– Ну, не считая Элеоноры, конечно.

Я стремительно хватаю его за запястье.

– Ты сказал Элли?! То есть это не безответная любовь издалека?

Себ с легкостью освобождается из моей хватки и закуривает.

– О, она, несомненно, безответна, – ворчит он, не выпуская изо рта сигарету, и меня охватывает неимоверное облегчение.

Во всяком случае, моя сестра не изменяет своему царственному жениху с его братом-подростком. Это уже что-то.

– И что Эл ответила?

Глубоко затянувшись, Себ смотрит на меня:

– А ты как думаешь?

Я выхватываю у него сигарету и втыкаю ее в пепельницу янтарного стекла, которая, вероятно, стоит в этом пабе с пятидесятых годов.

– Надеюсь, она сказала тебе, что ты идиот.

Себ подпирает голову рукой, поставив локоть на стойку.

– Прямо и недвусмысленно. И кастрацией тоже пригрозила.

Я ухмыляюсь. Я уже давно не видела Элли по-настоящему взбешенной, но хорошо помню, что, слетев с тормозов, она становится… изобретательной. И Себ, ей-богу, этого заслуживает.

Глядя на меня, он наклоняется ближе.

– Так Элли тебе не рассказала? – спрашивает он, и я указываю на его залитую лимонадом рубашку.

– Э… как видишь.

Вздохнув, Себ принимается рисовать пальцем круги на стойке.

– Я думал, что, может быть, рассказала. Вот почему я хотел увидеться с тобой. Узнать… ну, говорит ли она обо мне.

Я вспоминаю, какой подавленной Элли казалась в последнее время. Недаром она не хотела, чтобы я общалась с Себом и его друзьями. Интересно, как долго она пыталась это уладить? И почему не призналась мне?

Потому что Элли перестала делиться своими секретами, с тех пор как появился Алекс.

У меня в животе все скручивается, но я, не обращая на это внимания, спрашиваю у Себа:

– А как же Алекс? Он ведь твой брат.

– Правда? – оскалившись, уточняет Себ, – Ну, не знаю. Слушай, я понимаю, что это глупо и…

– И безрассудно, – подхватываю я, загибая пальцы, – и эгоистично. И придурочно.

– Есть такое слово? – интересуется Себ, подняв брови, и я гневно смотрю на него.

– Да, если речь о тебе!

Немного смягчившись, я спрашиваю:

– Зачем ты вообще мне это рассказываешь?

На улице начинается дождь – мягкий, теплый. Через несколько минут он закончится, но старики в углу тем не менее ворчат на непогоду.

– Должен же я был кому-то сказать, – отвечает Себ, отводит взгляд и принимается играть с подставкой для стакана, загибая ее края кверху. – Неделю назад, когда я смотрел на них… честно говоря, я еле выдержал. А еще там была Тэмсин, и я знаю, что мама хочет нас свести… Тэмсин нормальная девчонка, пойми меня правильно, но она не Элли.

Он тяжело вздыхает:

– Я боялся, что выкину какую-нибудь глупость, например признаюсь прямо за ужином или…

– О господи. Не надо, – говорю я, схватив его за руку.

Не знаю, можно ли физически ощутить, как кровь отливает от лица. Но я абсолютно уверена, что смертельно побледнела, как только представила Себа, который встает во время ужина и признается в любви к Элли.

– Не буду, – уверяет он. – Но… разве у тебя никогда не было такого большого, такого… – Себ указывает себе на грудь, – важного чувства, что обязательно хотелось кому-нибудь о нем рассказать?