Опустившись на колено, Алан изобразил улыбку для малыша. Что там говорят четырехлетнему ребенку?

Хью пробормотал что-то, потом опустил глаза.

Алан наклонился ниже и пристально вгляделся в маленькое личико:

— Я не расслышал, что ты сказал.

Мальчик робко приподнял подбородок и прошептал:

— Мама из-за тебя плакала.

— Мне жаль. Я не хотел.

— Но она плакала.

Сделав глубокий вдох, Алан взглянул на Ральфа, который наблюдал за ним и мальчиком. Его взгляд говорил: «Выйди из этого положения достойно».

— Хью, — начал он, — я просто уверен, что все мы будем счастливы в Шеридан-холле. — Он приподнял подбородок мальчика. — Может, мы когда-нибудь покатаемся верхом. Или я покажу тебе несколько потайных местечек, где я, бывало, прятался и играл, когда был маленьким.

Глазенки мальчика заискрились любопытством.

— Потайные места?

— Укромные комнаты, где я воображал себя королем замка в окружении рыцарей в сияющих доспехах.

— Моя мама говорила, что однажды приедет доблестный рыцарь и заберет нас от дедушки и тети Риты. — Сморщив свой маленький носик и скривив набок розовые губки, он прошептал: — Они меня не очень любят.

Ральф перестал улыбаться.

Алан положил руку на плечо мальчика и ощутил, что в душе у него возникло какое-то неясное чувство. Чувство гнева. Даже не гнева, а ярости. Волнения. Смущения. Сочувствия, окутанного болезненной пеленой понимания.

Внезапно глазки Хью округлились, радость осветила лицо.

— Только мы получили кое-кого получше, чем рыцарь, правда, сэр? Самого короля!

Хью помчался по коридору, словно на крыльях.

— Очень мило, — заметил граф Шеридан. — Удивительно будет обнаружить, что дети любят тебя. Или — еще удивительнее, — что ты любишь детей.

— Дети любят меня? Ты шутишь, Ральф. Мы оба знаем, что я из тех, от кого дети в страхе бегут, как от чумы.

— Он и убежал. Но не от страха. Я действительно верю, что ты сделаешь мистера Хьюго очень и очень счастливым. Подозреваю, что сегодня во сне он будет побеждать драконов и спасать прекрасных дам.

Алан поднялся и удивился странному выражению на лице Ральфа. Граф глядел на него с оттенком любопытства и еще чего-то такого, чего Алан не смог разобрать.


Поездка домой длилась, казалось, целую вечность. Дорогу развезло, да и пейзаж не отличался разнообразием. Но Эмма не отрывала взгляда от окна, делая вид, что любуется монотонной картиной местности, хотя нервы ее были напряжены до предела.

Алан распорядился, чтобы Хью и Дорис ехали в другой карете, подчеркнув с несколько язвительной улыбкой, что сегодня как-никак день его свадьбы. В конце концов, новобрачные имеют право на уединение. Когда кучер открыл дверцу и подал Эмме руку, она осторожно спустилась и оглянулась, ища взглядом карету с сыном.

— Они подъедут позже, — сообщил Шеридан, стоявший позади нее.

Молли встретила их в дверях, как обычно, непричесанная, неряшливая и недовольная. Она взяла плащ у Эммы, затем повернулась к Алану:

— Я приготовила на ужин пирожки с мясом и чай. Думаю, вам на двоих хватит. Надеюсь, вы любите пирожки с мясом, ведь ничего другого я стряпать не умею. Не больно-то люблю стряпать, да и не для этого меня нанимали.

— Уверена, они мне понравятся, мисс…

— Кукс, — отозвалась Молли.

— Мисс Кукс. И можете не беспокоиться, что нам не хватит. Я не очень голодна.

— Как угодно.

Молли отвернулась.

— Мисс Кукс, — позвала Эмма.

— Чего вам? — буркнула Молли, не оглядываясь и не замедляя шага.

— Мисс Кукс.

Молли остановилась и оглянулась, нахмурившись.

— Я вас еще не отпустила, — подчеркнула Эмма.

Недоумение промелькнуло на лице служанки. Шеридан наблюдал за ними, стоя со скрещенными на груди руками и поднятой бровью.

— До тех пор пока я не найду повара, будьте добры согласовывать со мной меню на весь день. Насколько мне известно, первоклассный повар-француз только что уволился из поместья в Стретсоне. Завтра я напишу ему.

— Угу, — буркнула Молли. — Это все? — добавила она с ноткой сарказма.

Эмма кивнула, и служанка удалилась, бормоча что-то себе под нос и волоча плащ Алана по полу.

— Вижу, вы с Молли чудно поладите.

Шеридан стоял в полутьме, и свет от факела на стене образовывал тени на его волосах и плечах. Весь вестибюль казался жутко мрачным и холодным.

— Боюсь, ваша челядь обленилась, сэр.

— Молли и есть вся моя челядь.

— Значит, я постараюсь исправить эту ситуацию как можно быстрее.

Глаза Алана сузились, рот скривился. Эмма подумала, не слишком ли далеко она зашла, но потом решила, что нет.

— Что ж, за это стоит выпить. Идем, я угощу тебя стаканчиком, Эмма.

Она пошла за Аланом по галерее до небольшой комнаты, выходящей окнами на запад.

— Пожалуйста, садись, — сказал он ей, открыл шкафчик с напитками и налил им обоим немного бренди.

Ее муж.

Пресвятая дева, подумать только, что всего неделю назад она была уверена, что ее жизнь закончится в Кортни-холле. А теперь она замужем.

— Эмма?

Она оглянулась и увидела Алана возле своего стула, протягивающего ей бокал с бренди. Она взяла, но пить не стала.

Алан опустился на стул рядом с ней и поболтал жидкость в бокале.

— Тебе нравится эта комната? — поинтересовался он.

— Она очень милая.

— Она типично женская. Мать Ральфа когда-то часто приходила сюда. Она часами сидела в этом кресле и читала своим детям вслух.

— А где был ты?

— Подслушивал за дверью.

— Тебя никогда не приглашали присоединиться к ним?

— Довольно часто.

— Но ты отказывался.

— Я никогда не позволял себе верить, что они на самом деле хотят, чтобы я был с ними.

— Это очень глупо.

— Я был всего лишь ребенком. А кроме того, мне хотелось, чтобы моя родная мать читала мне вслух.

Эмма поставила свой бокал.

— Ты очень зол на свою мать.

Алан резко встал и прошел к столу, покрытому толстым слоем пыли.

— Ты излишне прямолинейна, — произнес он, не глядя на нее.

— Тебя это беспокоит?

Он пожал плечами, и тень гнева промелькнула на его лице.

— Я привел тебя сюда не для того, чтоб говорить о Лауре Мердок.

— Насколько я помню, ты первый заговорил о ней. Однако, быть может, ты желаешь поговорить о делах? Прекрасно. Мы можем начать с книг…

— Эмма…

Алан отставил бокал и вгляделся в профиль жены, созерцающей пейзаж за окном. Он почувствовал какое-то волнение. Странную нервозность. Растерянность от собственной неуклюжести.

— У нас впереди уйма времени, чтобы заняться делами Шеридан-холла. Сейчас я чувствую, мы должны поговорить о нас. Это же день нашей свадьбы, верно?

— Забавно, что ты напоминаешь мне об этом.

— Есть определенные нюансы в нашем с тобой соглашении, которые следует обсудить.

Румянец залил ей щеки. Она потянулась к бокалу, который прежде отставила.

— У меня создалось впечатление, что наш союз — не более чем деловой контракт.

Сухая, бесстрастная интонация ее голоса на мгновение озадачила его.

— Значит, возможно, я недостаточно ясно выразился.

— Ты выразился более чем ясно. Я должна предоставить тебе право иметь любовниц. Ты меня не любишь, поэтому и не желаешь спать со мной.

— С каких это пор любовь стала решающим условием плотских отношений между мужчиной и женщиной?

— Не могу представить это иначе.

Ее откровенность лишила Алана дара речи. Наконец он сказал:

— А как насчет желания ради желания?

— Желания? — Ее темные брови сошлись над переносицей. — Как можно желать человека, который тебе не нравится?

— Я никогда не говорил, что ты мне не нравишься.

— Но и не говорил, что нравлюсь.

— Я тебя не знаю.

— И тем не менее женился на мне.

— Так что ж, казнить меня теперь за это? В конце концов, ты тоже вышла за меня замуж и тоже меня не знаешь.

— Я знаю тебя. Знаю уже много лет. Мы встретились четырнадцать лет назад, когда мне было тринадцать. Тебе было года двадцать четыре, наверное. Я наткнулась на тебя на Стоун-блафф. Ты стоял на вершине и смотрел в сторону Шеридан-холла. Ты рассердился, обнаружив, что я подглядываю за тобой из-за ствола дерева. — Эмма наконец взглянула на него. — Ты сказал: «Ты кто, черт возьми, и почему прячешься за деревом?»

Заинтригованный, Алан спросил:

— И что ты ответила.

— Боюсь, я была слишком поражена, чтобы что-нибудь ответить.

— Поражена чем? Страхом? Я был таким грозным?

— Для деревенской девушки, которая еще ни разу не была в Лондоне, ты был очень грозным. Надменным. Искушенным. Таким аристократичным. Я была уверена, что ты рыцарь. В конце концов, ты был верхом на том прекрасном гнедом жеребце…

— Марсе.

— Я считала, что он великолепно подходит тебе.

— Мы с ним были одного нрава. Необузданные и строптивые. — Он улыбнулся воспоминаниям.

Эмма не отрывала взгляда от янтарной жидкости.

— Ты был воплощением всех моих фантазий, — тихо произнесла она голосом, странно уязвимым. — Ты был красивым и вызывающим. Свободным. Я приезжала на Стоун-блафф каждый день в надежде увидеть тебя. Иногда я даже скакала без седла и изо всех сил погоняла мою маленькую кобылку по пустоши, воображая, что я — это ты.

Поднеся бокал ко рту, она слегка смочила губы и глубоко вздохнула, словно находя силы в аромате бренди.

— Потом ты на несколько лет уехал из Шеридан-холла. Всякий раз, оказываясь на Стоун-блафф, я думала о тебе и представляла, какой должна быть твоя жизнь за границей. Так что, как видишь, ты для меня отнюдь не незнакомец.