Дарья Калыбекова - Русский шейх

Я был снисходителен за его нелепый выкрик.

– Отпусти его и сестру. Отвези в аэропорт и купи билеты.

– Будет сделано, господин, – произнес он не своим голосом.

Положив трубку, поднял Софью за руки.

– Видишь. Твое желание исполнено.

Она прищурила глаза, явно не веря в происходящее. И я ее вполне могу понять. Снова достав из кармана телефон, позвонил помощнику.

– Пришлешь мне фотографии, как они садятся на свой рейс. И билеты купи российской авиакомпании.

– Будет сделано, господин.

Положив трубку, улыбнулся Софье.

– Видишь, у меня даже будут доказательства, что я сдержал слово.

– Я знаю, что территория самолета это уже граница другого государства, так же, как и посольство, – грустно произнесла. – А у тебя руки длинные. Уж извини, если обидела.

– Как мне доказать, чтобы ты поверила.

– Никак. Только если…

– Только если что?

– Если ты меня отпустишь и я встречусь с ними уже на территории своей Родины, – улыбнулась, ясно говоря не серьезно.

– Смешно. Софья, мне сейчас нужно отойти ненадолго. Мне предстоит разговор с матерью. А пока ты побудь в номере. Позже обсудим, – поцеловал ее в щеку.

От слов Софьи мне стало как-то… обидно. Если это чувство так можно назвать. «Обидно» звучит как-то унизительно, но в груди защемило от ее слов. Она не верит мне. И быть может всему виной не ее вздорный характер, а я сам… Сам! Именно я показал себя таким, кому верить нельзя.

Неприятное чувство, честно говоря. Но хуже всего не это… Она ведь права, раз думает обо мне так. Это для нее я хотел сделать широкий жест, мол, отпустил бедолаг. Отпускать я их не собирался. Я же не совсем сбрендил. Какой мне смысл отпускать тех, кто опозорит Эмираты перед всем миром, если им развязать язык. Нет… Нужно быть совершенно тупым, чтобы это сделать.

Но и убивать их я передумал. Могут ведь работать где-то, приносить пользу стране, могут доживать свой век.

Но Софья меня сразу раскусила. Она поняла, что я лгу. А мне это неприятно. Неприятно, что столь желанная мной женщина, так пакостно обо мне думает.

Выйдя из номера, шел в другие апартаменты. Туда уже должны были привести Амину. Не знаю, смогу ли ей сходу сказать, что я ее сын. Сложно столько лет видеть эту женщина в своих владениях и помнить наставления отца: не трогай ее, пусть доживает отпущенное ей. А потом вдруг узнать, что она не просто одна из его наложниц, она моя мать… И ведь ни разу у нас с ней не получилось поговорить. Ни разу. Я сам держался от нее подальше.

Подойдя к двери другого президентского люкса, дернул за ручку. В холле на диване сидела Амина и по периметру стояли мои люди. Они сразу же поклонились и вышли.

– Господин, мы за дверью, – произнес Абдул.

Я ему кивнул и перевел взгляд на Амину. Вся жизнь промчалась перед глазами. Детство, отрочество, юность, молодость… Мне 30 лет. А я только сейчас увидел свою мать глазами сына, а не глазами шейха, которому отец велел не выгонять ее.

– Ты уже выяснил правду? – спокойно она произнесла.

Я же бросился к ее ногам и положил голову к ней на колени. Слова больше не требовались. Достаточно ее материнской ласки и моего сыновнего почтения. Матушка гладила меня по голове.

Несколько минут я так и просидел на полу, не смея поднять на нее глаза. Я рыдал. Рыдал как ребенок, у которого украли детство и родную мать. Я рыдал как тот, кто натворил много зла и вдруг начал раскаиваться. Но что мне делать? Как быть? Я же меж двух огней. Между Востоком и Западом…

– Мама, прости меня. Прости моего отца. Прости мой народ. Это традиции. Он ничего не мог поделать, как и я не могу. Некоторые считают, что шейхи все могут. Да, могут. Но не все! Мы в еще более жестких рамкам, чем обычные люди.

– Сынок, я понимаю. Но у меня было украдено самое дорогое. Самое ценное! У меня был украден сын! И время с ним! Я не нянчила тебя, не прижимала к груди, не кормила, не растила, не обучала. У меня все это было украдено! Этого ничем не вернуть. И я не могу простить ни твоего отца, ни его народ. Почему я говорю ни его народ, потому что этот народ не твой. А только наполовину! Ты не можешь отрицать своих корней, которые дала тебе я.

– Мама, с этого же мгновения ты свободна и вольна делать что хочешь. Хочешь вернуться в Россию – вернешься в тот же день. Я одарю тебя деньгами и подарками, чтобы искупить свою вину.

– Ты ни в чем не виноват! Ты был ребенком, которого у меня украли! Не ты должен извиняться, – обняла меня, когда я решился поднять на нее глаза.

Чувствуя теплые материнские объятия, зарыдал как ребенок. Несмышленый малыш, который наконец нашел свою мамочку. Он долгие годы скитался в ее поисках, много пережил, но все-таки нашел ее. Пусть ему уже 30, но это все же случилось.

– Отпусти Софью! – начала и она плакать.

Как она держалась до этого, уму не приложу.

– Мам? Ты думаешь не о себе, а о ней? – спросил дрожащим голосом. – Почему? Ты же хотела ее убить, ты дала ей яд.

– Да, я дала ей яд. Потому что она бы забеременела от тебя и ты бы забрал ее ребенка! Так и было бы! Если в моих силах хотя бы одно моральное насилие над матерью и ребенком избежать, я это сделаю. Отпусти ее!

– Я не могу. Она же расскажет, что здесь происходит.

– Ты шейх, ты властелин в своем эмирате! Ты можешь! Ты можешь многое! А она… Она не расскажет, если ты изменишь традиции! Если ты… Отпустишь всех наложниц, компенсируешь им их страдания деньгами. Проще говоря, откупишься. Твоя совесть будет чиста.

– Мама, я не могу! Ты просишь невозможное. Ты просишь достать луну.

– Я не прошу достать луну. Я прошу тебя стать человеком. И человеком ты станешь только тогда, когда не будешь приносить страдания другим людям.

– Я не буду приносить страдания другим людям только, если умру, – усмехнулся.

– Нет. Если умрешь, ты принесешь страдание мне и своим детям. Тебе нужно лишь в своих владениях освободить наложниц. Поверь, им не так много нужно для откупа. А женщин без принуждения ты найдешь много. Ты очень красивый. В тебе самые лучшие качества обоих народов. Даже если бы ты был бедняком, отбоя у женщин у тебя не было бы. Пожалуйста, распусти гарем. Отпусти своих невольниц! Я знаю, их много сотен. Но ты даже не представляешь, как ты осчастливишь девушек, их семьи и меня…

Я сел рядом с ней на диван. В чем-то она права… Я многое могу. Но стоит ли игра свеч. Зачем отпускать всех женщин из гарема? Можно ведь обойтись малым – просто не брать новых. А те, кто есть, пусть доживают в комфортных условиях. Не буду их отдавать дальше. Пусть живут и радуются жизни. Почему нет?

– Мама, я подумаю. Не могу сейчас ответить, потому что это не так просто. Мне нужно проконсультироваться с юристами, как это лучше сделать, – произнес стандартную ничего не значащую фразу.

– С юристами? – засмеялась она. – Какими? Теми, кто знает международные нормы? Так вот те тебе скажут, что ты нарушаешь права человека на свободу. Не бери на себя грех, отпусти. Пожалуйста, сынок. Впрочем, тебе решать, – закивала она. – Я не вправе тебе указывать. Как я и была бесправным подобием человека, так и осталась. Даже с сыном шейхом, – пожала плечами. – Для меня сейчас главное одно – чтобы у меня была возможность с тобой общаться, обнимать тебя, целовать. Хоть ты и взрослый мужчина, я вижу в тебе малыша, которому один раз попыталась сказать правду. Но ты был настолько мал, что и не понял меня. Возможно ты и не помнишь этого момента, – снова она заплакала.

– Я помню, – кивал. – Мне все время казалось, что это сон. Точнее мне это часто снилось. А сейчас я понимаю, что снилось оно мне не просто так…

* * *

– Привет, – услышал он женский голос за спиной.

Повернувшись, посмотрел на укутанную в чадру женщину.

– Привет, – ответил ей.

– Ты Рашид? – ее покрасневшие глаза выдавала то, что она недавно плакала.

– Да. А кто ты?

– Я… – не успела она договорить, как послышался голос его отца.

– Рашид! Иди сюда! – подошел к сыну, схватил за руку и повел прочь. – Не приближайся к нему! – бросил колкую фразу ей.

– Папа, а кто это?

– Это… это женщина живет здесь. Она никто…

Она никто… Как папа мог такое сказать? Как она может быть никем? Она же вынашивала меня в утробе девять месяцев, родила в муках. Она моя мама. Как он мог сказать, что моя мама никто? А кто же тогда моя бабушка, которая родила его? Тоже никто? Как он мог со мной так поступить? Он лишил меня матери, самого дорогого человека в жизни каждого.

Сидя рядом с матушкой, чувствовал сильнейший разрыв шаблонов, что были в голове. От такого можно и с ума сойти или откинуться от инфаркта. Сердце тарабанило в груди. Я метался, метался в своих мыслях. Душа болела, изнывала. Мне 30, а чувствую себя маленьким испуганным мальчишкой, загнанным в угол обстоятельствами.

Что мне делать? Я хочу дать матери все, что у нас отняли. Я не хочу ее разочаровывать. И единственное, как я могу хотя бы отчасти компенсировать ее страдания, это закрыть гарем, отпустить невольниц. Но хуже всего то, что отпустить нужно именно Софью. На остальных мне плевать. Мама знает, что я влюблен в нее. Видно, то же самое было и у отца к маме. Он любил ее… а потом… потом отнял ее ребенка.

Неужели я буду таким же жестоким? Впрочем, разве я был мягче? Я же клеймировал Софью и других наложниц. Конечно не собственными руками, а руками моих людей. Но приказ-то отдавал я… Так, должно быть, поступал и отец. Он же научил меня…

– Мама, у тебя есть татуировки? – спросил дрожащим голосом.

Про проколотые части тела и клеймо я даже боялся спрашивать.

Она закрыла глаза, слезы покрыли все ее лицо.

– Есть. Несколько. Есть пирсинг, есть клеймо. Есть шрамы от ударов плетью… Но это было еще до того, как я познакомилась с твоим отцом. Они меня подавили, чтобы перед ним я была безропотной ланью. Твой отец заботился обо мне, он любил меня… Но его мать запретила ему. Она приказала забрать нашего ребенка. Я до сих пор помню наш последний разговор по душам. Тогда-то все и изменилось.