Б. Истон - Рыцарь

– Рыцарь, но ты же неонаци, верно? Ну, в смысле, я не знаю деталей, но разве ты не за власть белых, ККК и всякое такое?

Потому что, если это так, мы не сможем дружить. А если мы не сможем дружить, мне придется сменить шкафчик. И школу. И личность.

Рыцарь обернулся через плечо на нескольких ребят, которые входили в дверь за нами. Не желая, чтобы они услыхали то, что он собирался сказать, он нагнулся и приблизил свой рот, тот самый, который был способен на такую улыбку, к самому моему уху.

Я думала, Рыцарь сейчас его откусит, или заорет в него, или сотворит еще что-нибудь неприятное в наказание за идиотские вопросы, но он только прошептал:

– Я не нацист, поняла? Я не ненавижу людей за их расу. Я ненавижу людей просто потому, что ненавижу.

После этого признания Рыцарь отстранился и взглянул мне в глаза. Выражение его лица было резким, но взгляд невозможных голубых глаз был мягким и вопросительным. И в этом была интимность, которой я никогда раньше не испытывала ни с одним мальчиком.

Скинхед Скелетон только что поделился со мной секретом.

Было семнадцатое сентября.

День рождения Рыцаря.

Какую херню подарить человеку, который ненавидит все?

Я-то считала, что лучшим подарком от меня был сам факт, что Рыцарь вообще дожил до своего очередного дня рождения – привилегия, за которую я оставила позавчера под кирпичом на задах «Пьер Импорт» большую часть своей зарплаты, – но он об этом не знал.

Он даже не знал, что я знаю про его день рождения. Я решила оставить эту информацию при себе. В конце концов, это из-за него мой бюджет после шантажных выплат был довольно жалким, так что утром у шкафчика я ничего не сказала. И потом, на церковной парковке, тоже. Но к обеду до меня дошло, что если я не поздравлю его с днем рождения, то, возможно, этого не сделает никто, а это казалось мне хуже смерти, от которой я пыталась его спасти.

У меня было только доллар сорок два цента, но я знала, что могу легко достать бесплатно – еду в нашей столовой.

Я заметила, что в последнее время Рыцарь ничего не ел за обедом – что было странно, особенно для парня его размеров, – так что я решила захватить ему сэндвич с цыпленком по пути к столу. Буквально. Вот просто пройти мимо и цапнуть его.

В то время мне вообще не было стыдно воровать. Когда ты сам и все вокруг живут, изо всех сил держась над уровнем нищеты, воровство – не то, что дети делают ради того, чтобы произвести впечатление на других или побунтовать против родителей. Это просто то, что делают дети.

За обедом я всегда сидела боком, лицом к Лансу и Колтону, но, что еще важнее, отвернувшись от Рыцаря. Сперва потому, что я его боялась, но после всей этой истории с курткой, думаю, я делала так потому, что, видя его, сидящего в одиночестве, я чувствовала себя дерьмом.

Я начала понимать, что разговариваю с Рыцарем только наедине – возле шкафчика или в кабине его грузовика по пути к Колтону (что теперь было ежедневно), – а в присутствии остальных я его игнорировала.

Конечно, я боялась его склонности к насилию – она правда приводила меня в ужас. Ну и тот факт, что он трогал меня, когда только хотел, тоже меня нервировал. Но, если быть честной самой с собой, основной причиной, по которой я не общалась с Рыцарем на публике, было то, что я не хотела носить на себе стигму подружки скинхеда Скелетона.

Когда я подошла, Рыцарь уже сидел за столом, но, вместо того чтобы, наклонив голову, проскочить мимо, как я делала обычно, я села на одно из вечно свободных мест рядом с ним, протянула ему свой маленький подарок и крикнула:

– С днем рождения!

Я ожидала, что Рыцарь как минимум возьмет чертов сэндвич. Может, поблагодарит. Я думала, может, у меня даже будет шанс снова увидеть эту витражную улыбку.

Но я ошиблась.

Вечно нахмуренные брови Рыцаря разгладились и удивленно приподнялись. Глаза расширились, а рот приоткрылся в молчаливом потрясенном ахе. Это было душераздирающее выражение благодарности и недоверия.

Это было хуже всего. Это было так, как будто скинхед Скелетон никогда в жизни не получал подарков на день рождения. Я буквально слышала, как его доспехи с грохотом падают на пол, а я гляжу в лицо кого-то беззащитного, больного и жутко одинокого.

Конечно, он уже через миллисекунду вернул на лицо свою привычную гримасу и окинул меня взглядом, явно сомневающимся в моей нормальности.

Стоп. Он что, злится на меня? Что я на этот раз ему сделала?

– Ты что, издеваешься? – спросил Рыцарь, переводя взгляд с меня на сэндвич и обратно. – Снова, что ли, захотела?

Захотела что? А, ну да. Тогда, с кексом.

– Ну, я просто заметила, что ты уже давно не обедаешь, и я… Просто подумала… – заблеяла я.

– Ты не ешь, я не ем. Припоминаешь? – Челюсти Рыцаря были стиснутыми, а слова – рублеными, словно он что-то сдерживал изо всех сил. Что-то, от чего я, возможно, снова могла бы заплакать.

– Так ты поэтому не ешь? – спросила я, и мои глаза начали наполняться слезами, хотя он на меня не орал.

Рыцарь уставился на меня взглядом, исполненным чистой злобы, и кивнул. Один раз.

О. Боже. Мой.

Рыцарь неделями сидел на этом самом месте, совсем один, пытаясь что-то доказать девочке, которая на него даже не смотрела.

– Рыцарь, я… Прости. Я не знала.

У него раздулись ноздри, и я поняла, что он похож на питбуля. Злобного. Верного. Непонятого. И если уж он сожмет свои челюсти, ему будет очень трудно разжать их снова.

Похоже, Рыцарю было очень трудно не сорваться и не заорать на меня. Самое меньшее, что я могла сделать, это пойти ему навстречу.

– Хочешь… хочешь, мы его разделим?

Он даже не кивнул. Он просто смотрел, подозрительно сжав зубы, как будто я собиралась заманить его в какую-то западню.

Я развернула свой еле теплый подарок и разделила сэндвич пополам на два помятых полукруга. Вручив один Рыцарю, я откусила от второго и закрыла глаза. Сэндвич был потрясающим на вкус. Но опять же все будет потрясающим на вкус, когда ты не ешь практически ничего и никогда.

Я почти проглотила свою половину, прежде чем Рыцарь расслабился настолько, что открыл рот и откусил от своей. Конечно, он прикончил ее секунды за четыре. Очевидно, восемнадцатилетний скинхед, который тягает железо, все-таки должен есть.

Чтобы сбить напряжение, я пихнула его коленкой под столом и сказала:

– Эй. С днем рождения.

Рыцарь пихнул меня в ответ и тоже преподнес мне подарок.

Ту самую чертову улыбку.

Мне надо было сосредоточиться.

Все эти страсти с Рыцарем и Тони как-то отвлекли меня от главной цели – заставить Ланса Хайтауэра сделать мне предложение до конца учебного года. С того дня, как он почти поцеловал меня в туалете, прошел почти месяц, а все, что я с тех пор от него добилась, это держаться за руки в школе да сидеть у него на коленках дома у Колтона.

Что-то я делала не так. Или просто недостаточно старалась.

Может, все же слишком торчал мой живот? Или я была слишком плоская? Я ничего особо не могла с этим поделать – ну, кроме того, что голодать и носить лифчики с самыми большими вкладками, какие только могла купить, что я и так уже делала, – поэтому я решила, что моя единственная возможность – еще заострить свой стиль.

В конце концов, тот единственный поцелуй, что я получила от Ланса, случился в тот день, когда я остригла волосы, так что, может, если я еще постригусь, то получу еще поцелуй. А? Ну, в смысле это же простая логика.

И я побрила себе голову.

Ну ладно, не всю. Но большую ее часть.

Я оставила хвостики. И две длинные пряди по краям лица.

И угадайте, кто сказал мне «круто» на следующее утро, но не вложил ни одной части своего тела ни в одно из моих отверстий?

Ага. Ланс сукин сын Хайтауэр. Вот кто.

Возвращаемся плясать от чертовой печки.

А знаете, кто оценил мою стрижку? Единственный из моих знакомых тоже с бритой башкой, вот кто. Ага.

Так что этот план оказался катастрофическим. И от этого я еще меньше хотела, чтобы нас с Рыцарем видели в школе вместе. Нельзя сбрить себе почти все волосы и после этого тусоваться с единственным на весь город скинхедом. Все тут же решат, что вы с ним такая расистская парочка. А я хотела выглядеть как крутая панк-крошка НЕ-РАСИСТ, помолвленная с Лансом Хайтауэром, а вовсе не невестой Скелетона.

Чтобы никто не понял меня неверно, за обедом я стала садиться еще ближе к Лансу. Я сидела так близко, как только можно сесть без того, чтоб от него забеременеть, но, по крайней мере, начала каждый день таскать себе сэндвичи, чтоб этот скинхед на другом конце стола хоть что-то жрал. Обычно я только отщипывала от своего и отдавала остальное Лансу, но этого было достаточно, чтобы Рыцарь не голодал.

В пятницу после дня рождения я встретила Рыцаря возле шкафчика, и у него было на удивление хорошее настроение. Я еще подумала, может, это потому, что я в его куртке. С утра было так холодно, что я наконец решила, что уж лучше надеть безусловно крутую летную куртку Рыцаря, чем потрепанную старую школьную кофту, перепачканную краской.

– Ты сегодня веселый, – сказала я, подойдя. – Кто умер?

Рыцарь засунул руки в карманы и слегка улыбнулся. Как будто бы он не хотел улыбаться, но не мог сдержаться.

– Я… Можно я тебе что-то покажу? – спросил он.

– Это же не оторванная голова? – ответила я, наслаждаясь той частичкой беззащитности, которую он вдруг приоткрыл.

Рыцарь скинул на землю свой простой черный рюкзак, открыл его и протянул мне лист бумаги. Потом поднялся и подождал, пока я прочитаю. Первые три строки были набраны крупным шрифтом, и я сразу все поняла.

ДЕПАРТАМЕНТ ОБЩЕСТВЕННОГОЗДОРОВЬЯ ДЖОРДЖИИОКРУГ ФУЛТОНЛИЦЕНЗИЯ ХУДОЖНИКА ПО ТЕЛУ

– Рыцарь! – завизжала я. – Ты это сделал на фиг! Ты сдал экзамен!