Протягивая фото матери, Рыцарь подошел к ней поближе и заорал:

– Ты хоть любишь его? Или тебе нужны только его деньги? – После чего разбил рамку об угол шкафа.

В два больших прыжка он оказался прямо возле матери, с кочергой в правой руке и окровавленной левой. Кэнди съежилась и отвернулась, продолжая заслонять маленький шкафчик, полный херни.

– Тебе насрать на все, кроме твоих таблеток и твоего барахла, – прошипел Рыцарь, наклоняясь над ней. – Ты не мать. Ты даже не человек на хрен. Ты дерьмовая потаскуха. Всегда только ею и была. Лишь бы платили.

– Рыцарь, – заорала я. – Прекрати!

Он повернулся ко мне, и в этот момент в дверном проеме с той стороны, где стояла Кэнди, появился человек, который бросился на него. Они, сцепившись, упали на пол, но Рыцарь тут же оказался сверху и начал что было сил лупить мужчину средних лет в дорогом костюме. Кэнди куда-то исчезла.

Эти двое катались по разбитому стеклу, пока Рыцарь не умудрился ухватить мужика левой рукой за галстук. Используя полосу синего шелка как удавку, он приподнял его голову с пола и изо всех сил с обеих сторон принялся бить по челюсти. Удары были такой силы, что голова несчастного буквально поворачивалась вокруг оси.

И тут я услыхала щелчок.

В дверях стояла крошечная, трясущаяся женщина, держащая крошечный пистолет с крошечным взведенным курком.

– Убирайся к чертям из моего дома, – сказала она. Все следы примерной матери куда-то исчезли.

Рыцарь медленно обернулся, тяжело дыша. Его отчим лежал под ним без сознания.

– Убирайся! – заорала она. По ее лицу стекала тушь. – Вали!

– Ты выбираешь его? – крикнул Рыцарь, все еще пытаясь отдышаться. – Он бьет тебя! Трахает других баб! И ты все равно выбираешь его?

– Я давно выбрала его! Я его жена! – завизжала Кэнди. Ее бриллиантовые кольца клацали по железу в ее трясущейся руке. – А тебя я никогда не выбирала!

Я побежала к нему.

Мне было плевать на пистолет.

Мне было плевать на стекло.

Мне было плевать на стонущего мужика, едва приходящего в сознание и ерзающего по полу.

Я побежала к своему парню.

Обхватив руками его трясущееся, бурлящее адреналином тело, я встала живым щитом между ним и этими жуткими словами, полными ненависти.

Он должен знать, что кто-то выбрал его.

Это я.


Тем же вечером, пока Кэнди и Чак были в госпитале, где Чаку вправляли нос, я помогала Рыцарю собирать вещи. Я не могла поверить, что Чак не обратился в полицию. Рыцарь пробурчал что-то насчет того, что у него тоже есть на него кое-что. Что бы это ни было, должно быть, оно было серьезным, если такой козел готов был смириться с такими побоями и помалкивать.

Я предложила убрать битое стекло, пока Рыцарь пакует вещи, но он велел мне оставить все как есть. Он сказал, что Кэнди утром прикажет горничной убрать все это. Как будто это было чем-то нормальным.

Мы сложили в рюкзак Рыцаря его оружие и одежду, взяли двух уцелевших зверей и поехали к Пег. Она улыбнулась, увидев нас, и сказала, что рада будет его принять. И я ей верила. Пег нужен был другой сын точно так же, как Рыцарю – новая мать.

«Видишь? Пег тоже выбирает тебя».

На другой день я пригласила Рыцаря провести Рождество с нами. У нас дома. С моими родителями. Он опустил донизу штанины и надел куртку с капюшоном – возможно, чтобы скрыть порезы на лице и десятисантиметровую рану на левом плече, которую, по-хорошему, надо было бы зашить, но даже при всем этом его скинхедский костюм был достаточно пугающим. Правда, родители, выпив по паре коктейлей, слегка расслабились, и сам Рыцарь тоже. Я показала маме несколько его рисунков, которые он мне нарисовал, и порадовалась, когда она хвалила их, а он смущался.

Когда я поцеловала его на прощание возле машины, он сказал, что это было лучшее Рождество в его жизни.

Я улыбалась всю дорогу по пути в свою ванную, где сунула палец в рот и выблевала обратно весь этот день.

29

Январь

– Но я хочу тату-у-у, – прохныкала я.

– Я тебе сказал – в следующий раз, как ты окажешься в моем кресле, я проколю тебе клитор. Ты сидишь в моем кресле. И я проколю твой чертов клитор.

– А и то и другое нельзя? – спросила я, хлопая ресницами.

– Панк, я не буду делать тату пятнадцатилетке. И мне плевать, сколько ты будешь ныть. Ты сама на фиг не знаешь, чего хочешь.

– Нет, знаю, – надулась я.

– Ты так думаешь, но я тебе клянусь, это пройдет. Если бы я в пятнадцать сделал тату, у меня бы сейчас на лбу было написано скинхед.

– А девочки взрослеют быстрее мальчиков. Мне, считай, сейчас по-мальчиковому восемнадцать.

– Попросишь меня, когда тебе будет восемнадцать по-девчачьи.

Хотя я терпеть не могла, когда мне говорили «нет», сам факт, что Рыцарь считал, что через два с половиной года мы все еще будем вместе, наполнил мое сердце хлопаньем маленьких крылышек.

Рыцарь выдал мне стопку Южного Успокоительного. Черт, так он всерьез с этим пирсингом. Он не разбрасывался стопками, если не хотел меня отрубить.

– Ну, можно, я хотя бы расскажу, какое хочу тату? – спросила я, беря стаканчик обеими руками.

– Угу. – Повернувшись ко мне спиной, Рыцарь стерилизовал что-то острое.

Я отхлебнула огненной воды, отдышалась и объявила:

– Я хочу рыцаря.

Это привлекло его внимание. Он обернулся и поглядел на меня, нахмурив брови, словно не был уверен, что правильно расслышал.

– Того самого рыцаря, – уточнила я. – Ну, про которого ты сказал, что это будет твоя следующая тату. Вот его я и хочу. – Сделав еще глоток для храбрости, я подняла левую руку и постучала большим пальцем по безымянному, там, где носят обручальное кольцо. – Вот тут.

Недовольная гримаса сменилась на лице Рыцаря моей любимой улыбкой. Нагнувшись, он поцеловал меня и сказал:

– Если ты все еще захочешь ее через два с половиной года, я буду самым счастливым в мире сукиным сыном.

Он снова поцеловал меня, уже крепче, и все внутри замерло в предвкушении. Теплота виски в желудке, лоток, полный иголок, пинцетов и марли, мальчик, которого я люблю, говорящий о нашем будущем. Боль и радость. Это было про нас. И одно не бывало без другого.

Когда Рыцарь оторвался от меня, у него была полноценная эрекция, которой мне так хотелось заняться.

Но у Рыцаря были другие планы. По крайней мере, сейчас.

Поглядев на меня с коварной усмешкой, он спросил:

– Ты мне доверяешь?

Это уже мои любимые слова в английском языке.

Прежде чем я закончила кивать, Рыцарь начал снимать мои драные джинсы, легинсы в тигровую полоску, которые были под ними, и кружевные трусики, которые я купила на свои рождественские деньги, чтобы порадовать его. Мне было дико холодно, а когда он протер мою промежность антисептической салфеткой, стало еще холоднее.

Господи. Так вот чем он занимается на работе все выходные? Протирает другим девушкам киски? Надо будет потом спросить у него.

Рыцарь еще чем-то позвякал на своем столике, а потом закрыл мою вагину листом прозрачного пластика. Я решила, что это часть процесса пирсинга, но тут Рыцарь потянулся и лизнул мой клитор сквозь прозрачный материал.

Что?

Замерев, я смотрела, как то, что должно было подвергнуться мукам, вместо этого тонуло в наслаждении. В моей позе при этом освещении мне было некуда деться. Черт, это было страшно секси, а Рыцарь при этом даже меня не касался. Его талантливый язык порхал и скакал по моей покрытой полиэтиленом киске, а его покрытые латексом пальцы удерживали листок на месте.

Я допила свою стопку, откинула голову назад и сжала зубы от напряжения, пока он дразнил меня. Мне хотелось большего – чего-то твердого и влажного, чего-то, что наполнило бы меня целиком.

Вдруг Рыцарь куда-то исчез. Я услышала звук расстегиваемой «молнии». Подняв голову, я увидела, как он натягивает презерватив. Поместив головку члена у самого входа, под листом прозрачной пленки, Рыцарь усмехнулся. Но не вошел в меня. Вместо этого он сорвал перчатки и заменил их новой парой.

Я ерзала под ним, ища облегчения, а он, приподняв пластик, приладил пару тонких щипчиков на левую сторону моего клитора. Зажмурившись, я вцепилась в края кресла, предвидя, как мою чувствительную, нежную плоть сейчас проткнет острая игла.

Но Рыцарь продолжил мучения. Он продвинул в меня свой член, может, на пару сантиметров, потом вынул и погладил меня сквозь пленку пальцем в перчатке. Я была агонизирующе близка к концу, но он продолжал держать меня там. Там, где ему хотелось.

Меня уже терзали в этом кресле, но это и близко не было похоже на прошлый раз. Ожидание сводило меня с ума. В любой момент меня могли оттрахать или пронзить. Что раньше? Удовольствие или боль?

Когда я уже собралась пнуть Рыцаря от раздражения, его член одним быстрым движением вошел в меня до конца, и мое тело благодарно сжалось вокруг него. Пока я отвлеклась на проклятия и судороги, Рыцарь сорвал пластик и другим быстрым, плавным движением пронзил меня. От внезапной боли мои мышцы напряглись, киска сжалась еще сильнее, и мой оргазм дошел до не испытанного прежде уровня.

Пока я стонала и ерзала, две руки в перчатках схватили меня за талию и сдернули мое тело к самому краю кресла так, что моя задница уже свешивалась с него. Потом Рыцарь перевернул меня на живот. И, как только мои ноги коснулись пола, ворвался в меня сзади.

Он стиснул руками мои бедра, а я вцепилась в края кресла. С каждым ударом Рыцарь рычал мне в шею, а мой свежепроткнутый клитор пульсировал в такт ударам моего сердца. Когда я почувствовала на своем плече зубы Рыцаря, его пальцы впились в мои бедра, а член внутри меня напрягся, я просто улетела.

Когда все кончилось, я краем глаза видела, как Рыцарь собирает все одноразовое пластиковое барахло – упаковки от игл, обертки, перчатки, презерватив и одну тонкую стальную иглу. Прежде чем выбросить в урну, он облизал ее.