Маргарет Мэллори - Рыцарь наслаждения

Судя по освещению, было уже довольно поздно. Она, конечно, благодарна де Рошу за то, что он вчера избавил ее от необходимости знакомиться с его матерью, но дольше с этим затягивать нельзя. Мало ли что подумает о ней будущая свекровь…

Изабель стояла на холодном полу, обхватив себя руками, и оглядывала спальню. Комната была темной, убранство — аскетичным. Всю обстановку составляли кровать, скамья, стол с тазом и кувшином. Свет проникал сюда из смежной комнаты.

Изабель прошла в уютную гостиную. Там имелись угольная жаровня, маленький столик, кресло и два табурета. Но больше всего Изабель понравилось огромное двустворчатое окно, через которое в комнату лился свет утра. Под ним располагалась скамья с пестрыми подушками.

Изабель влезла на эту скамью, чтобы выглянуть в окно. Комнаты ее располагались, как она выяснила, на третьем этаже и окнами выходили во внутренний двор. Там росло одно-единственное дерево, высокое, выше ее окон. На тоненькой ветке у окна сидели несколько маленьких птичек. Они забавно вертели головками и чирикали — судя по всему, о чем-то оживленно переговаривались.

Раздался негромкий стук в дверь. Изабель соскочила со своего наблюдательного пункта, и в комнату вошла хорошенькая горничная.

— Лорд ожидает вас, госпожа. — Горничная присела в реверансе. — Меня прислали помочь вам одеться.

Изабель решила, что Линнет лучше выспаться. Вскоре она уже спускалась вслед за горничной на первый этаж.

Они прошли через несколько комнат и попали в зал. Там Изабель увидела только де Роша — он сидел за длинным столом перед огромным камином.

Де Рош поднялся и поприветствовал ее, расцеловав в обе щеки.

— Ты довольна своими покоями? — спросил он, усаживая ее за стол.

— Они прекрасны, спасибо. Особенно гостиная.

На столе стояло несколько подносов, заваленных едой. И все это изобилие — для них двоих? Изабель откусила кусочек хлеба.

— Мне жаль, что я не застала твою мать. Когда я познакомлюсь с ней? — спросила она.

— Моей матери сейчас здесь нет. — Де Рош наколол на нож кусок окорока и откусил.

Нет? Наверное, уже наносит визиты друзьям в городе?

— Боюсь, в следующие пару недель мы будем редко видеться, — сказал де Рош с набитым ртом. Он подвинул к себе поднос с дымящимся хлебом, взял толстенный кусок и обмакнул его в мед. Капельки меда стекали по его пальцам и подбородку, и Изабель некстати вспомнила о Хьюме. — Я буду занят: мне предстоит убедить горожан принять в войне сторону короля Генриха, — проговорил он, откусывая хлеб и слизывая мед с пальцев.

Что ж, это по крайней мере хорошие новости.

— Я рада, что ты будешь действовать в интересах нашего короля. Ты сумеешь донести до руанцев, что он справедливый правитель, который радеет о благе всех подданных.

Де Рош фыркнул:

— Для влиятельных людей это не аргумент.

— Я не понимаю, почему люди сопротивляются власти короля Генриха. Его права на Нормандию неоспоримы. — Его же права на остальные французские земли были не так очевидны, так что Изабель предпочла не говорить об этом.

Де Рош потрепал ее по руке:

— Не забивай голову подобными вопросами.

— Но я хочу помогать тебе в этом деле, — возразила она.

— Предоставь политику мне и займись своими обязанностями — они и так будут отнимать у тебя много времени. — Он подал знак, и один из слуг принес ему небольшую пиалу для омовения рук. Де Рош не сводил с Изабель глаз, вытирая мокрые руки о полотенце, поданное тем же слугой. Она, чувствуя себя неуютно под таким пристальным взглядом, отложила свой кусочек хлеба.

— Пошли. — Де Рош встал из-за стола. — Я покажу тебе дом. У меня есть свободный час до отъезда.

Запах окорока и теплого хлеба дразнил ее. В животе урчало от голода, но она покорно встала и взяла де Роша под руку. Он человек важный, и у него есть дела. Она не станет заставлять его ждать.

Де Рош прошел мимо нескольких комнат, не дав ей даже носа сунуть туда. Наверное, он ведет ее в какую-то часть дома, которой особенно гордится и которую хочет показать в первую очередь.

— Мы с твоей матерью встретимся за ужином? — спросила Изабель, с трудом поспевая за ним.

— Это вряд ли. Она в Париже.

— В Париже? Твоя мать в Париже?

— Там безопаснее. Здесь, в Нормандии, пока еще неспокойно.

Нет, не может быть, чтобы де Рош привез ее в дом, где нет на данный момент ни одной его родственницы!

— А если твоя мать в отъезде, кто тогда в доме? — Он не ответил сразу, и она продолжила: — Ты же понимаешь, я не могу здесь находиться без дуэньи.

— Дом огромен. — Он положил руку ей на талию. — Да и при таком количестве слуг ты не можешь утверждать, что мы остались наедине.

Как он мог поставить ее в такое положение? Единственное, на что ее хватило, — не закричать на него. Да и какой теперь смысл? Она уже переночевала в его доме. Люди подумают самое худшее.

— Пойдем, покажу тебе новое крыло дома, где располагаются мои покои. — Де Рош открыл массивную деревянную дверь и пригласил ее пройти первой.

Изабель скрестила руки на груди и повернулась лицом к нему:

— Ты должен был предупредить меня, что твоя мать в отъезде.

— Мы помолвлены. — Он наклонился так близко, что его дыхание щекотало ей ухо. — Почти что повенчаны.

Она не успела возразить, потому что он сгреб ее в охапку и потащил через обшитый деревом дверной проем.

— Отпусти меня! Ну пожалуйста!

Де Рош пронес ее через большую, богато обставленную гостиную в примыкающую комнату. В центре у стены стояла огромных размеров кровать темного дерева под красным балдахином с золотыми кистями.

Вполне очевидно, это спальня де Роша. И его постель.

Он поставил Изабель на ноги и, надвигаясь, заставил пятиться, пока она не уткнулась спиной в высокую кровать. Изабель изогнулась, лишь бы только не прикасаться к нему. Его тошнотворно сладкий запах забил ей ноздри.

Он протянул руку и похлопал постель за ее спиной:

— Вот здесь ты будешь исполнять свою самую главную обязанность.

Сердце отчаянно стучало в груди. Она не хотела этого!

Изабель отвернулась, когда он попытался поцеловать его, и он приник мокрым ртом к ее шее. А потом он облапил ее всю: присосался к шее, жадно мял руками грудь, коленом раздвигал ноги.

— Хватит, мне больно! — закричала Изабель, тщетно пытаясь оттолкнуть его.

Де Рош одновременно стягивал с ее груди корсаж и задирал подол платья.

— Дай мне сказать! — завопила Изабель.

Он отстранился, тяжело дыша:

— Прошу тебя, будь краткой.

— Я плохо себя чувствую.

Он улыбнулся:

— Странно, меня вот тоже что-то лихорадит.

— У меня… недомогание. Женские дни. — Ложь слетела с ее губ прежде, чем она успела ее обдумать. Изабель вспыхнула и добавила: — Утром началось.

— Понятно. — Де Рош отошел и оправил тунику. — Ладно, подождем несколько дней.

— Да, — сказала она почти шепотом. — Надо подождать.

Хьюм строго следовал церковному предписанию и никогда не трогал ее в такие дни. Она использовала этот предлог так часто, как только могла. Судя по отвращению на лице де Роша, он отступил не из страха согрешить, а из какой-то извращенной брезгливости.

Де Рош отвел ее обратно в ее покои, даже не пытаясь скрыть недовольство. Как будто она еще виновата в том, что у нее бывают женские недомогания! Ну да, она солгала, но он-то об этом не знает…

Изабель тоже злилась на него. И у нее на то были очень веские причины. Впрочем, вызывая его неудовольствие, она сама себе роет могилу. Этот человек превратит ее жизнь в кошмар, если только захочет.

Так зачем же она солгала, оттолкнула его? Если она понесла от Стивена, то, переспав сейчас с де Рошем, обезопасила бы себя и ребенка. Это самый надежный, самый мудрый, самый благоразумный выход. Если муж заподозрит, что ребенок не от него… Она зажмурилась. Хуже ничего и быть не может.

И все равно она не могла переступить через себя. Не могла заставить себя сделать этот последний шаг: помолвка вкупе с интимной близостью — это уже брак, вне зависимости от формальностей.

Она выполнит требование Стивена как сумеет. Оттянуть помолвку ей не удалось, но она будет откладывать близость с де Рошем, пока не узнает точно, носит она ребенка или нет. Ребенка Стивена.

Глупо, конечно, потому что Стивену уже ее не спасти. Даже если он захочет.

Изабель понесла наказание за ложь — на следующее утро она проснулась с ощущением чего-то мокрого и липкого между ног.

Нет, быть этого не может! Она закрыла глаза и притворилась, что ничего не поняла. Но это могло значить только одно. Она перевернулась на бок и подтянула колени к груди.

Ребенка не получилось.

Только сейчас она призналась себе, как сильно его хотела. Если бы она забеременела, она все равно не смогла бы сообщить об этом Стивену — и все-таки лелеяла надежду, что он каким-то образом узнает. И приедет за ней.

И не важно, что тогда ему пришлось бы жениться на ней исключительно ради ребенка, а она всю жизнь старалась бы завоевать его любовь. В глубине души Изабель отчаянно надеялась, что судьба сведет их вместе и она вынуждена будет попробовать ужиться с ним.

И к черту все остальное, она хотела этого ребенка. Ребенка от Стивена. Часть его, которая была бы рядом с ней и которую она бы любила.

Линнет заворочалась рядом и вернула ее к действительности. Теперь от брака с де Рошем не отделаться. Ей придется жить здесь, в Нормандии. С ним. По всем правилам.

Изабель погрузилась в такое глубокое отчаяние, что и дни и ночи слились для нее в одно расплывчатое пятно.

Она не выходила из своих покоев, не одевалась и ела только тогда, когда заставляла Линнет.