Щелк. Коллекция селфи в зеркале пополнилась.

Было смешно, если бы не было так грустно.

Поэтому я стою. Смотрю на себя. И плачу.

Нет.

Я никогда не смогу сама себя трахнуть вот этой штуковиной, потому что, даже проходя через боль, я хочу любить. Хочу менять эти ощущения разрываемой плоти на трепет и жажду, испытываемые к моему любовнику. Ощущать живое тепло, взаимное желание, реальные прикосновения.

Пусть лишь раз.

Пусть втайне.

Даже если придется украсть эту близость у другой.

Наверное, я плохая.

Эгоистичная. Беспринципная. Испорченная.

Порочная. Развратная. Безнравственная.

Что ж, под стать Марку Робертовичу.

Живая.

Не бесчувственная.

Я хочу любить и быть любимой. По-настоящему. По-взрослому. И похоже, что для этого у меня есть только завтра.

Глава 22

К пересдаче экзамена по макроэкономике я готовилась, как невеста к первой брачной ночи. По сути, все так и было, за исключением самого брака.

Так, чулки, кружевное белье, красное шифоновое ультракороткое платье-рубашка в шотландскую клетку, практически невесомое, с полупрозрачным лифом, высокие замшевые сапожки, духи, помада, острые черные стрелки, серьги-гвоздики с ониксом…

Я шла по заполненному, не смотря на поздний вечер, студентами коридору, как булгаковский Воланд со своей свитою. Вот она я — красивая, благоухающая, сияющая, с улыбкой на губах и решительностью во взгляде, обольстительница и коварная совратительница ищу Марка, чтобы в очередной раз склонить его к греху. Вот позади плетется мрачный Азазелло-Василий и присевшая ему на уши Гелла-Лиля. Все вместе мы отождествляем собой силы ада, которые, равно как и в бессмертном романе «Мастер и Маргарита», не столько сбивают с пути праведного человека, доброго и порядочного, сколько выводят на чистую воду уже состоявшегося грешника.

Аудитория 315, назначенная для пересдачи экзамена у профессора Горского оказалась заперта. Мы простояли под дверью пятнадцать минут, после чего стало очевидно, что профессор приходить не собирается.

Что ж, задача усложняется, но все еще по-прежнему выполнима. Бодро отстукивая каблучками по плитке, направилась на кафедру экономики, надеясь, что Марк никуда не ушел.

И оказалась права.

Звонко постучала в двери преподавательского кабинета и, не дожидаясь ответа, вошла. Марк сидел за своим столом немного уставший и слегка хмурый. На осунувшемся лице при виде меня возникла нескрываемая гримаса недовольства.

— Здравствуйте, Марк Робертович, — осторожно начала я, — Можно? Я ждала у 317 аудитории, но Вы не пришли…

— Мисс Беккер, неужели Вы решили почтить меня своим присутствием? — Марк не спеша открыл верхний ящик тумбочки, вытащил стопку билетов и небрежно разложил их на столе передо мной.

Мужчина выглядел максимально отстраненно и безразлично, но я уже решила идти до конца, поэтому плотно закрыла дверь за собой и, нащупав правой рукой за спиной ручку внутреннего замка, и как можно тише повернула ее на один оборот. Свидетели нам ни к чему.

Предательский щелчок оглушил тишину помещения, но Марк сделал вид, что ничего не заметил. Я еле слышно выдохнула, пытаясь унять внутреннюю дрожь.

— Присаживайтесь, Беккер. Давайте Вашу зачетку и тяните билет. — молодой профессор Горский устало выдохнул и откинулся на спинку стула.

— Марк Робертович, я не буду тянуть билет! — заявила решительно и вместо стула присела на край стола, закинув ногу на ногу, отчего и без того короткое платье задралось выше всяких допустимых норм, обнажая кружевную резинку чулка.

— Беккер, сейчас двадцать седьмое декабря, восемь вечера, это последняя пересдача в этом году. А если говорить более точно — это Ваш последний шанс сдать экзамен по макроэкономике. — кажется, этот невыносимый зануда даже сквозь свои дорогущие, но такие уродские очки не способен разглядеть мой непрозрачный намек.

— Мне на хрен не нужен Ваш экзамен по макроэкономике, Марк Робертович.

— Что же Вам от меня в таком случае надо? Ради чего, собственно говоря, мы здесь собрались? — профессор состроил недовольную гримасу и сложил руки в замок, отчего белоснежная рубашка едва не заскрипела, натянувшись на широких плечах.

Мои губы моментально пересохли, и я медленно прошлась по ним кончиком влажного языка.

Ага. Наконец-то профессор обратил на меня свое внимание.

Его кадык дернулся, а глаза за прозрачными линзами опасно сверкнули. Марк Робертович снял очки и пристально осмотрел меня от макушки до кончиков замшевых сапожек, задерживаясь сначала на глазах, затем на губах, на пуговках полупрозрачного шелка платья, скрывающего грудь в тонком кружевном бюстгальтере, отчего соски мгновенно затвердели, и натянули ткань. Затем его взгляд скользнул на стройные ноги, обтянутые тонким черный нейлоном, и задержался на ажурной резинке. Шумно вздохнув, профессор немного нервно сглотнул и вновь пригвоздил суровым взглядом.

— Беккер! Я жду ответ.

— Я хочу, чтобы Вы лишили меня девственности, Марк Робертович!

Глаза профессора хищно и опасно сверкнули то ли гневом, то ли возбуждением. Темный задумчивый взгляд сверлил до дна души. Захотелось съежиться и прикрыться, но я задавила в себе этот трусливый порыв и лишь сильнее расправила плечи.

Я смотрела на Марка таким же серьезным глубоким взглядом, без тени жеманной улыбки, без намека на дешевый флирт и пошлые дамские уловки. Профессор должен четко понять — шутки кончились. Я не играю в игры. Я пришла получить именно то, о чем сказала прямым текстом.

— Вика, то есть ты считаешь, что имеешь право в любой момент прийти ко мне и потребовать секс?

— Я считаю, что не имею никаких прав на тебя, Марк, но отрицать сумасшедшую химию между нами — глупо. Ты знаешь о моей ситуации. Я знаю о твоей.

— И что же у меня за ситуация?

— Марк… я ни на что не претендую. Я лишь предлагаю совершенно логически завершить наши… наше… нашу… симпатию? В общем, секс без обязательств — идеальный вариант для нас обоих. Согласись! И потом, ты мне обещал…

Я видела, что Марк угрожающе распаляется. Со стороны казалось, будто из нервно шевелящихся ноздрей вот-вот повалит белый пар, как из носика закипевшего чайника. Жутко нервировал исходящий от Горского жар, превращающий воздух вокруг нас в осязаемо плотный, густой туман, настолько реальный, хоть ложкой ешь.

Не знаю, на что он злился. Вернее не так. Не знаю, что конкретно бесило Марка в высшей степени, о чем свидетельствовали плотно сомкнутая челюсть, гуляющие желваки и сжатые до побелевших костяшек кулаки.

Уверенная в своей правоте, а также в успехе запланированной операции, я подняла пятую точку, осторожно обошла профессорский стол и, перекинув ногу через сидящего на стуле профессора, вновь беззастенчиво уселась на стол.

Только теперь глаза Марка находились на уровне моей груди с затвердевшими сосками, а сам он между моих широко расставленных ног в замшевых сапожках, но все же преступно далеко.

Я медленно расстегнула молнию и сняла сначала один, а потом и второй сапог, оставшись в тоненьких черных чулках. Закинув обе ноги на подлокотники профессорского кресла, уперлась пятками в потертый пластик и потянула на себя.

Исправные колесики послушно подкатили Горского и теперь его тело находилось в интимной близости к моему. Не сводя глаз с расширившихся зрачков Горского, я стала быстро расстегивать пуговки на платье. Не стоит забывать, где мы находимся. В любой момент кто-то может сюда заявиться.

Марк застыл, будто статуя восседающего на троне Зевса в Олимпии и внимательно следил за моими чуть подрагивающими пальцами. Невозмутимо. Почти отрешенно.

Но едва полы моего наряда раздвинулись, обнажив тонкое кружево лифчика и ничего особо не скрывающие трусики, его ангельскому терпению и выдержке пришел неминуемый конец.

Глава 23

— Сучка порочная! — выдохнул Марк и его руки резко одернули вниз полупрозрачные чашечки, а твердые губы жадно втянули сжавшийся маленький розовый сосок.

Он сосал, кусал и зализывал. Сжимал горячей ладонью. Перекатывал между пальцами и до боли оттягивал.

Такое со мной было впервые. Прикосновения к груди собственных рук не будили и сотой доли чувств, рождаемых умелыми виртуозными ласками Марка.

Пьяный, затуманенный взгляд сквозь опущенные ресницы, улавливал на брюках Горского заметную эрекцию. Невыносимо хотелось скользнуть вниз и вжаться в нее пульсирующей киской. С моих пересохших губ сорвался стон, и Марк тут же накрыл их пальцами левой руки.

— Тише, мисс Беккер.

Продолжая терзать губами твердые соски, правой рукой профессор, наконец, коснулся меня там. Там, где все уже было горячо, влажно, напряженно и нетерпеливо.

Я инстинктивно еще шире раздвинула ноги, подавшись навстречу умелым рукам. Рот раскрылся в немом выдохе, отчего пальцы Марка скользнули внутрь и легли на язык. Под ними моментально образовалась слюна. Плотно обхватив губами, я жадно всосала все четыре профессорских пальца, лизнув их слегка шершавую солоноватую поверхность кончиком языка.

Горский зашипел, отвел в сторону мягкую ткань белья и сильно сжал мою плоть, перекатывая налитую кожицу между большим и указательным пальцами. Нет, он не хотел сделать мне больно, чтобы наказать, он запомнил, что мне ТАК нравится.

В воздухе расползался пряный, животный аромат возбужденной самки. Я уловила свой собственный запах, и похоть затопила сознание.

— Чувствуешь, как я хочу тебя, Марк?

Профессор витиевато грязно и пошло выругался.

Что происходило дальше осталось где-то за гранью реальности. Возбуждение, желание, страсть затмили все остальные чувства — зрение, слух, ориентацию в пространстве.