Вообще мою голову впервые посещали такие мысли. Вернее, впервые конкретный мужчина будил ураган порочных фантазий и полное желание подчиняться. Как будто вышла из спящего режима и целиком настроилась на Горского, притягивающего меня к себе, как мощный магнит жалкую булавку.

Я с трудом оторвалась от Марка и попыталась восстановить сбившееся дыхание, улыбаясь, как шестилетка верхом на пони.

— Так что там у Вас за вопросы, мисс Беккер? — сверкнул ослепительно белыми зубами Марк, ласково чмокнув уголок моих губ.

Глядя сверху вниз в блестящие черные глаза профессора, я набралась смелости и выпалила на одном дыхании:

— Марк, ты же не женишься Анфисе Дуровой?

Горский иронично сложил свои идеальные брови домиком и коротко засмеялся.

— Конечно, нет, Вика.

Гора из страхов и сомнений рухнула с моих плеч на пол, обратившись в пыль. Перешагнув эту груду обломков, я вновь стиснула шею Марка и крепко-крепко сжала ноги, по-прежнему обхватывающие узкую мужскую талию.

Я хотела спросить, насколько у нас с ним серьезно, но в этот момент в кабинет вплыла без пяти минут бывшая Марка и щелкнула выключателем. Очевидно, что когда яркий свет залил помещение, отстраниться друг от друга мы не успели.

Против собственной воли я покраснела от макушки до пят. Мне стало в высшей степени неловко, от чего к щекам прилила кипящая кровь, наверняка окрашивая их в ярко-алый. Стыд, вина и угрызения совести напрочь лишили способности разговаривать. Мой рот то открывался, то закрывался, но при этом не издавал ни звука.

Это произошло! Я все же сделала то, что сама себе запрещала с того самого момента, как узнала, что Марк несвободный мужчина, — влезла в чужие отношения и разрушила их до основания.

Гореть тебе в аду, Беккер!

Я поспешно и весьма неуклюже сползла с рук профессора, а он невозмутимо поправил задравшееся и чуть помятое платьице.

— Можете идти, Виктория, — абсолютно спокойно, сухо и безэмоционально произнес Горский.

Словно выйдя из ступора, я схватила упавший на пол доклад и пулей вылетела за дверь.

Не смотря на всю отвратительность ситуации, красными лампочками в голове сияла мысль — ИХ СВАДЬБЕ КОНЕЦ!

Глава 12

В голове там, где должна быть теория макроэкономического равновесия, сейчас одна сплошная ванильная каша. Надеюсь, Марк не станет меня мучить и обойдется без дополнительных вопросов.

Мы перешептывались с Лилей, обсуждая последние события моей бурной в последнее время личной жизни. Подруга оставалась верна себе и пророчила нам с Марком светлое будущее полное страсти, огня и маленьких Марковичей. А еще мы в красках представляли, как Анфиса рвет на себе волосы и, рыдая, отменяет свадебный банкет. Я страдала от угрызений совести (но не сильно), а Лилек злорадно хихикала.

Звонок известил о начале учебной пары, и полсотни глаз уставились на дверь, предвкушая появление Горского. Сгорая от нетерпения, я искусала все губы. В своем синем дизайнерском костюме профессор сегодня необычайно хорош, обязательно нарисую новый портрет. А еще на моих щеках остался едва уловимым шлейфом аромат его парфюма, и этот факт вышибал из меня всякую способность адекватно мыслить.

Мне хотелось лишь кружиться в ритме бабочек, прочно поселившихся в моем животе.

Спустя две минуты двери раскрылись, но своим присутствием аудиторию почтил отнюдь не Марк Робертович. Горделиво отстукивая тонкими шпильками, в сером платье классического кроя, с неизменным высокомерным выражением лица, к преподавательскому столу проследовал платиновый пучок.

Анфиса, мать ее, Дурова, собственной персоной.

Хищно сверкнув глазами, бывшая (как я уже смело ее окрестила) Горского метнула в меня сталью холодных серых глаз, а затем ослепительно улыбнулась.

— Меня зовут Анфиса Павловна Дурова. По семейным обстоятельствам, Марк Робертович был вынужден уехать. Сегодняшнее занятие и завтрашнюю лекцию проведу я. По плану у вас сдача индивидуальных работ. Что ж, не будем терять ни минуты. Беккер, прошу к доске.

Стоит ли говорить, что с этой самой минуты все, что происходило в аудитории, можно было назвать не иначе, как избиением младенца. Анфиса Павловна чайной ложкой выедала мой мозг, превратившийся в розовые сопли с того самого момента, как наши с Марком губы соприкоснулись, и при этом нисколько не морщилась. Она задавала уточняющие вопросы едва ли не на каждый абзац, постоянно перебивая и требуя объяснить все так, как я сама понимаю, своими словами, и привести примеры.

Стоит ли говорить, что величина моего позора была сравнима разве что с падением в Марианскую впадину. Однако, если сначала унижение студентки Беккер вызывало всеобщий гулкий смех и перешептывания, то к концу первого часа я начала ловить на себе сочувствующие и недоуменные взгляды одногруппников.

Всем стало совершенно очевидно, что Анфиса Павловна неспроста устроила пытки на сорок минут, делая из меня форменную идиотку. Впрочем, надо признать, это было не сложно. Все не бог весть какие знания о теории макроэкономического равновесия в частности и в целом о науке макроэкономике были погребены в моем сознании свалившимся сверху чувством вины, стыда и угрызениями вновь проснувшейся совести.

В глубине души я считала, что все это заслужила. Заслужила этой прилюдной порки, открытой неприязни Анфисы и даже ее ненависти. А потому заранее оправдала все ее поступки. Если такова цена моей любви, я готова ее заплатить сполна. Главное, что теперь Марк будет мой.

И, как ни странно, я не испытывала гнева, злости или возмущения в ответ на действия Дуровой. Более того, я ее прекрасно понимала. Даже могла прочувствовать боль открытых ран этой уже не очень молодой девушки, лишившейся жениха, пропустить через себя ее растоптанное чувство собственного достоинства, обиду и желание отомстить.

Лишь знавшая обо всем Лиля не могла скрыть негодования. Ясные глаза подруги сияли праведным гневом, готовым испепелить Дурову без суда и следствия.

Я же старалась отпустить ситуацию и не накручивать себя сверх того, что и так было взвинчено в душе. Однако, с каждым выпадом Дурова все больше и больше вызывала жалость, и от этого становилось все горше.

Наверное, я бы даже позволила ей себя ударить, что, собственно говоря, и произошло. Только удар оказался не физическим, а моральным. Я думала, что ничто уже не способно испортить мое настроение больше, чем сейчас, но пара фраз Анфисы Павловны вывели меня на совершенно новый уровень личного ада.

— Присаживайтесь, Беккер. Надеюсь, Вы осознаете, насколько сильно позорите в первую очередь своего преподавателя. Уверена, Марк Робертович абсолютно не заслужил такого невнимательного отношения к своей дисциплине. В конце концов, профессору его уровня будет бесконечно стыдно за столь неблагодарную и пустую студентку. Естественно, он не виноват, но, как и любого преподавателя, его не может не задеть факт пренебрежительного и безразличного отношения к своему труду.

Я молча вернулась на место, сопровождаемая звонком на перерыв, оглушенная осознанием того, насколько права Дурова.

Я опозорила Марка. Я никогда не смогу ему соответствовать и разделять интерес экономикой. Мне попросту не дано освоить эту науку. Конечно, я могу заучить термины, определения, графики, факты, но полноценно использовать полученные знания, поддерживать беседы, участвовать в рассуждениях и вообще, иметь какую-либо собственную позицию все равно, что решать задачи по квантовой физике.

НЕРЕАЛЬНО.

Словно прочитав мои мыли, Лиля в знак поддержки сжала мою ладонь.

— Не обращай внимания. Стерва просто бесится. И это ничего не значит.

— А по-моему, все справедливо. Я действительно только позорю Марка. — тихо прошептала в ответ и стыдливо уткнулась лбом в прохладное дерево стола.

Второй час пролетел незаметно. Стараясь избежать моей участи, одногруппницы ловко соскочили с защиты индивидуальных работ, настойчиво выспрашивая Дурову о грандиозных слухах в связи с предстоящей свадьбой.

Внутри меня все сжалось в тугую пружину. Нервы натянулись струнами, готовыми лопнуть в любой момент. Липкий страх прошиб спину холодным потом. А все потому, что Дурова, совершенно позабыв обо мне, счастливо подтверждала скандальные новости и вообще вела себя так, словно все оставалось в силе — и свадьба с Горским, и их любовь до гробовой доски.

— И все же, Анфиса Павловна, ну расскажите же, кто жених? — щебетала староста, посылая платиновому пучку восторженные взгляды. — Почему о нем никто ничего не знает? Это какой-то олигарх?

— Ой, девочки, мы пока не афишируем наши отношения. Мой будущий муж непростая личность и лишнее внимание нам ни к чему. Вот распишемся в эти выходные и тогда уж сдадимся на беспощадный суд общественного мнения.

Пока Анфиса Павловна щебетала, словно воробей на ветке, пригретый теплым солнышком, все остальные занимались своими делами, а если быть откровенными — страдали ерундой. Кто-то зависал в телефоне, кто-то беззастенчиво дремал, кто-то играл в крестики-нолики.

Лиля сочувственно молчала. Зная меня много лет, подруга точно определила, что я нахожусь на грани. Что вообще происходит? Почему Анфиса говорит о свадьбе, как ни в чем не бывало? Куда подевался Марк? И правда ли, что в эту субботу ровно в двенадцать дня эти двое узаконят свои отношения штампами в паспортах и золотыми, мать их, кольцами?

Безответно мусоля по кругу не дающие покоя вопросы, я малевала в блокноте черным карандашом Анфису в подвенечном платье, а рядом с ней жениха без лица. Изобразить Марка — не поднималась рука.

Словно манна небесная опустились на плечи звуки долгожданного звонка, возвещающего конец этой пьесы под названием «счастливая невеста». Ей богу, уж лучше бы Анфиса продолжала распинать меня у доски.