В пасьянс играть мне больше не хотелось. Да мне больше вообще ничего не хотелось кроме, как лечь ровненько на том раскройном столе и просто сдохнуть от презрения к самой себе. Это же надо было так вляпаться?!

Возня в дверном замке послышалась только через два часа, когда я уже отчаялась увидеть этим вечером хоть кого-то, мечтая лишь об одном – попасть в чертов сортир! Даже не знаю, кто удивился сильнее из нас двоих. Я или Лондон. Стоило парню открыть дверь моей камеры, как я, едва не сбив его с ног, вылетела в коридор и, не разбирая дороги, бросилась к ближайшему толчку.

— Как ты, Китти? — спросил парень, стоило мне только выйти за порог туалета. Но сейчас я ощущала себя настолько умиротворенной, что даже не стала катить на Лондона бочку за то, что он называет меня каким-то нелепым кошачьим прозвищем.

— Ещё бы пять минут, и я бы разнесла эту школу к едрени фени, — устало, но при этом воинственно пробормотала я, облокотившись о дверной косяк рукой и уткнулась в него лбом, переводя дух после спринта.

— Я понял лишь часть из того, что ты сказала, — проговорил Лондон. — Кажется, мне нужен онлайн-переводчик.

— Вряд ли он тебе поможет, — сказала, тихо посмеиваясь, — но попытка – не пытка, — добавила на русском и обернулась, встретившись с Лондоном взглядом. — Что ты тут делаешь?

— Спасаю тебя от… самоаннигиляции, — с кривой улыбкой ответил он, кивнув на дверь толчка. Мужского, между прочим.

— Если ты хоть кому-то скажешь… — качая головой, пригрозила я.

— Нет, Китти, не волнуйся, это останется нашим маленьким секретом, — сказал парень, одарив меня взглядом, в котором читался интерес и… хрен бы знал, что там ещё читалось.

— Ладно. Но почему ты? Как ты узнал, что они меня заперли?

— Твой отчим звонил родителям Олли, спрашивал, может ли моя сестра знать, где ты, — ответил он.

— Рик? — спросила таким тоном, словно у меня был не один отчим, а десять.

— Мне гораздо привычнее называть его мистером Хьюзом. И теперь ясно, откуда у него такой нездоровый интерес к тебе, — сказал Лондон. — Идём, я провожу, твоя мать там с ума сходит уже. Я слышал, как она говорила с Олли по телефону. Где твой рюкзак?

— Они его забрали, — с досадой пробубнила я, вышагивая рядом с Лондоном по пустому школьному коридору. — Так, все же, как ты узнал, где я?

— Я позвонил Трише, — недовольно пробормотал он. — Они были последними, с кем я тебя видел.

— И откуда у тебя ключ от двери класса, где девчонки шьют платьишки?

— У меня не было такого ключа. Но зато есть тот, при помощи которого можно найти ключи от любого кабинета, — загадочно проговорил мой спаситель.

— Ключ от всех дверей? Звучит как-то стрёмно, — я поежилась, с подозрением взглянув на Лондона, вспомнив, что, примерно, так и начинались самые кассовые американские ужастики.

— Что за взгляд, Китти? — усмехнулся он. — Просто… в прошлом году мне нужно было решить вопрос с промежуточным тестом…

— И поэтому ты спёр ключ от преподавательской, — перебила я его.

— В общем, да, — кивнул Лондон. — Надеюсь, это тоже останется только между нами.

— Не многовато ли секретов для одного вечера?

— Ничто так не сближает людей, как один вариант на экзамене или… взаимный компромат, — ответил Лондон.

— Ты странный, — констатировала я, зависнув на ступенях, и, когда парень тоже притормозил и посмотрел на меня, добавила — но… спасибо, что пришёл за мной.

— Если бы я сразу догадался, что Триша с Шейлой задумали, тебе бы не пришлось сидеть там столько времени. Что думаешь с ними делать? Расскажешь мистеру Хьюзу и матери?

— О, нет, — протянула я и, закусив нижнюю губу, отвела взгляд, — месть – это блюдо, которое подают холодным.

— Что ты задумала?

— Пока не знаю, — пожав плечами, сказала чистую правду. — Но… это будет кровавая вендетта, можешь мне поверить.

— Ты сейчас жутко выглядишь, — улыбнулся Лондон.

— Я вышла на тропу войны. Так что можешь передать Зите, что она и ее сестра — трупы… в моральном плане, — прокомментировала свой настрой, заметив непонимание во взгляде парня.

— Кто такая Зита? Я ее знаю?

— Знаешь. Все зовут ее Тришей, — сморщив нос, пояснила для этого тугодума.

— Ты странная, — и он использовал мою же фразу, заставляя размышлять о том, насколько же ограничен его словарный запас, — но мне нравится.

Чего? Вот этого я точно не говорила! Что он за чудик такой? То язвит и смотрит так, словно я в унитаз его кошку спустила, то ведет себя… вот как сейчас. И, пока я вспоминала английский, Лондон продолжил:

— И, кстати, вряд ли я еще когда-нибудь позвоню Трише по своей воле. Если только тебя снова не запрут в школе … на каникулы, к примеру, — и с любопытством уставился на меня.

— Эээ, ладно, — промямлила я, пытаясь сообразить, о чем мы говорили в самом начале. — Тогда не говори никому, что тут сегодня было.

— Не многовато ли секретов для одного вечера? — Лондон повторил мой недавний вопрос и скользнул вдоль моего тела тем самым странным взглядом, что я снова смутилась, убеждаясь, что мне не мешало бы подтянуть английский синтаксис, чтобы перестать мямлить, и научиться противостоять попыткам этого парня воздействовать на меня этим своим взглядом. Тоже мне, Кашпировский! — Ладно, — продолжил он, выдавая всю ту же лукавую ухмылочку. — Но теперь ты должна мне вдвойне. Я, между прочим, пострадал из-за тебя… финансово, — добавил парень.

— И что это значит?

— Я обещал Трише в обмен на информацию о твоём местонахождении, что приду на их тусовку завтра.

— К чему ты клонишь? — наморщив лоб, спросила его.

— С тебя два подарка для сестер Фернандес, Китти, — ответил Лондон, — плюс ты идёшь туда со мной, — заявил он и в несколько широких шагов оказался на последней ступени пролета, разделяющего цокольный и первый этажи.

Парня я нагнала только у выхода из школы, когда переварила поступившую от него информацию.

— Ты шутишь, что ли?! — вопила я. — Они заперли меня в том каменном мешке без окон и туалета, а я должна покупать им подарки?! Ты совсем чокнутый?!

— Почему ты такая грубиянка? — спросил Лондон, открывая дверь и жестом предлагая мне пройти на выход.

Оказавшись на улице, где уже прилично стемнело и было по-осеннему прохладно, я наконец-то представила, что меня ожидало дома. Как не ломала голову, не могла придумать правдоподобного вранья, чтобы объяснить маме, где я задержалась после школы на два часа и почему не брала трубку. На ум приходили только пришельцы и вербовщики американской разведки, которые, согласно только что состряпанной легенде, и задержали меня по пути домой. Но как объяснить пропажу рюкзака и телефона?

Когда в шестом классе я потеряла ключи от дома, все закончилось трехчасовой маминой лекцией на тему ответственности, внимательности и бережливости. Боюсь даже представить, что она скажет, если я сейчас завалюсь домой вообще без всего! Но рассказать маме о проделке Зиты и Гиты — значит лишить себя удовольствия разделаться с ними собственными методами. А этого я допустить никак не могла.

— Звони Трише, — уверенно проговорила я, и Лондон, как вкопанный, застыл на месте.

— Это еще зачем? — спросил он.

— Если узнаешь, где мои вещи, я куплю те чертовы подарки, — заявила я.

— И пойдешь со мной? — не отставал этот шантажист.

— Зачем тебе это надо? — прямо спросила его.

— Сам не знаю, — ответил он, пожав плечами, — но с тобой весело, Китти.

— Это многое объясняет.

— Так пойдешь?

— Не думаю, что мама отпустит меня черт знает куда черт знает с кем, — призналась ему. Плевать, пусть думает, что я домашний цветочек, но перспектива тащиться в логово этих двух ведьм меня совсем не радовала.

— Эй, если ты обо мне, то нельзя ли поделикатнее? — сквозь хаханьки проговорил Лондон.

— Это вряд ли.

— Видимо, мне придется смириться, — покорно произнес парень. — А насчет твоей мамы… скажи, что идешь с Олли. Всего и делов.

— Ты предлагаешь мне врать собственной матери ради того, чтобы пойти на день рождения этих… двух…

Я все еще выбирала между «пережареными курицами-гриль» и «подгоревшими в духовке индейками», когда Лондон, так и не дав мне закончить, произнес:

— Конечно, соври. Это же проще всего. Мы врем предкам, а они — нам, друг другу и всем остальным. Так устроен мир, и… тебе ли противостоять этому?

Примерно с таким философским настроем я и переступила порог дома, поправляя то и дело сползающую с плеча лямку рюкзака. Лондон, выполнив мою просьбу, позвонил Зите, и, вернувшись в здание школы, принес мой хабар*. Дело оставалось за малым — придумать для мамы историю поубедительнее. Этим я и решила заняться, как только увидела суровое выражение лица своей родительницы.

— Слушаю тебя, — скрестив руки на груди, мама вопросительно смотрела на меня.

— Я… уснула, — ляпнула то, что даже сама от себя не ожидала.

— Уснула? — вытаращив глаза, переспросила мама.

— Ну да, — я нервно сглотнула и пожала плечами, стараясь не смотреть ей в глаза, которые были похлеще любого детектора лжи, — я была на встрече Клуба любителей кино, мы смотрели «Касабланку», потом я проснулась, а вокруг никого. Эта все разница во времени, мам, я даже твои звонки не слышала, — без запинки пояснила я, и даже сама едва себе поверила, настолько правдоподобно прозвучал мой рассказ.

— Могу представить, — зевнула мама и, я наконец смогла спокойно выдохнуть, заметив, что в ее взгляде гнев сменился на милость, — я сама хожу, как вареная курица который день. Ты голодная? Я щи сварила, — спросила она, удаляясь в сторону кухни.

— Как волк, мам! — кинула ей вдогонку.