В тот день я до самого вечера ходила, как пришибленная, пытаясь переварить новость, которой она с Риком огорошила меня с самого утра. Нет, я, конечно, догадывалась, что в своей спальне они там не только букварь читают, но вот… ребенок?

В течение суток я прошла все стадии борьбы с неизбежным – от отрицания до принятия, и в конечном итоге остановилась на мысли, что ещё один Чесноков(а)-Хьюз нам не помешает. Как бы меня не раздражал Рик еще какие-то два месяца назад, надо было быть дурой, чтобы не понимать, что мужа мама выбрала себе достойного. Плюсов к карме добавляло ему и умение держать язык за зубами. Эх, Маверик – Маверик, живи ты где-нибудь в Челябинске, я б в тебе души не чаяла! Мамой клянусь.

Если уж говорить начистоту, то я была рада за них, да и за себя тоже. Прожив почти восемнадцать лет единственным ребенком, все эти годы я ощущала весьма странное чувство под названием «То ли по бабушке соскучилась, то ли конфетку хочу». Но теперь после новости о беременности мамы, появилось новое ощущение внутренней наполненности и сопричастности к чему-то очень важному.

А ещё ожидание малыша помогало снять строгость и сердитость мамы в отношении меня и того, что творилось между мной и Лондоном.

В этом состояла вторая хорошая новость. Я начала проводить с ним время не только в закоулках школьной библиотеки и на встречах Клуба любителей кино, где в перерыве между кадром с названием фильма и финальными титрами мы целовались на последнем ряду. Магуайр и самые преданные из его бройлеров постоянно подначивали, обещая специально для нас попросить Хочкис включить киношку погорячее, но нам было пофигу. Пусть я все еще и оглядывалась по сторонам в коридорах школы или столовке, где Лондон, не отлипая от меня, демонстрировал свое чувство собственника.

К слову, о столовке. Есть нам теперь приходилось в довольно напряженной обстановке, полной недосказанности и молчаливой грусти. В свите Магуайра после его драки с О’Брайеном произошел настоящий раскол. Часть парней теперь тусовалась в стане Джаспера в то время, как другая – болталась, как известно что в проруби, потому что Курт после Осеннего бала зависал исключительно в компании Лондона. А где Лондон, там была и я, и, следовательно, Олли. Эта мелкая, стоит отдать ей должное, оказалась крепким орешком и по-прежнему держала Магуайра на расстоянии нескольких световых лет, пусть и обедала с ним за одним столом. План Лондона по привлечению друга к малярному делу с треском провалился, а новых мы не строили, пустив ситуацию на самотек. Кроме того, Олли пригрозила нам обоим оторвать что-нибудь жизненно важное, если мы не перестанем совать нос не в свое дело. Признаться, никогда не думала, что быть сводней настолько утомительно и травмоопасно.

Что до моих неприятельниц, эти сестры, как сигнальные буйки, были непотопляемы и только портили нервы своей бездеятельностью в моем отношении. Возможно, им и правда было теперь не до какой-то там Кейт Чесноковой. Гита, забив на общение с Деми, в открытую стала встречаться с ее теперь уже бывшим парнем, а Зита мутила с одним из бройлеров, оставшимся на стороне Курта. И флаг им в руки, и барабан на шею! Лишь бы ко мне никто не лез.

Перейдем к плохим новостям. Женька Марченко сломал ногу, поскользнувшись на ступенях у нашего подъезда в тот самый день, когда Наташка разбудила меня ни свет ни заря. А Тихомирова ещё на него надеялась. Спрашивается, кто кого теперь будет на руках в школу носить?

И ещё о травмах. Прямо сейчас у меня дико ныл заусенец, который я откусила, зачарованно наблюдая за тем, как Лондон делает домашку. Причем мою. Причем уже не в первый раз.

Мы снова торчали в кабинете моего отчима, прикрываясь репетиторством, в которое уже никто не верил. Особенно мама. Особенно после того, как застукала меня сидящей на коленях Лондона в кресле Рика пару недель назад. Но даже после этого, она не запретила парню появляться у нас, поражая чудесными переменами, которые, как утверждает Гугл, мог вызывать только гормональный фон беременной женщины.

— Я перестаю нормально соображать, когда ты так смотришь на меня, Кейт, — произнес парень и, оторвав взгляд от монитора ноутбука, откинулся на спинку кресла.

Подперев голову ладонями, я невинно улыбнулась и сказала:

— Ты тут не выступай, реферат, знаешь ли, сам себя не напишет.

— Это называется эксплуатация труда.

— И что с того? Вполне в духе капитализма, — парировала я.

— Только не говори, что ты знакома с трудами Маркса, — и взгляд Лондона говорил о том, что он недалек от этой мысли.

— Неееет! — засмеялась я. — Это все Lady_X.

— Звучит, как псевдоним для порнозвёзды, — с сомнением в голосе сказал он.

— Эй! Попрошу следить за языком! Это вообще-то моя бабушка!

Взгляд Лондона стал сверх растерянным, и тут до меня дошло, что он мог подумать.

— Лондон, нет! Только не говори, что ты решил, что моя бабушка… ээээ…

— Порнозвёзда? — продолжил он. — Забавный диалог у нас выходит, — добавил с кривой улыбкой. — Может, ну их, этих конфедератов? — спросил, кивая на монитор. — Я бы с удовольствием послушал про твою бабушку.

Поднявшись со стула, я сбегала к двери, чтобы убедиться в отсутствии посторонних ушей, и, схватив свой смартфон, уселась прямо на стол перед Лондоном.

— А ты никому не скажешь? — спросила его.

— Обещаю, буду нем, как анчоус, — отодвигая ноутбук подальше от моей пятой точки, ответил тот.

Открыв приложение, я передала телефон парню.

— Что?! — удивлённо воскликнул он. — У твоей бабушки есть свой канал?! Офигеть, Кейт! Двести пятьдесят тысяч подписчиков!

— Да не ори ты так! — сердито одернула его. — Мама не знает, и никто не знает, что я знаю.

— Почему?

— Там много… нецензурной лексики. Анекдоты для взрослых. Для… очень – очень взрослых. Взрослее не бывает.

— Я хочу посмотреть! — с невероятным энтузиазмом заявил Лондон.

— Там же на русском! Ты ничего не поймёшь!

— А ты переведи.

— Поверь, если я это переведу, у меня отсохнет язык, а у тебя уши. Да и как можно перевести русский мат? Им надо проникнуться! — сказала я, потянувшись за телефоном.

— Вот теперь мне точно надо это увидеть! — дурачился парень, заведя зажатый в ладони телефон за спинку кресла. Другой рукой он погладил мое колено и, прищурившись, произнес, — Китти, хотел бы я узнать, какие ещё сюрпризы меня ожидают.

— Ну … я не люблю чеснок, — сморозила первое, что пришло в голову.

— Чеснок? — нахмурил брови Лондон. — Точно! Я помню, это игра слов. Чеснок и твоя фамилия, — кивнул он. — Правда не любишь?

— Терпеть не могу.

Лондон положил смартфон на клавиатуру ноутбука и, обхватив меня за бёдра обеими руками, с придыханием проговорил:

— А вот я люблю…

— Чеснок?

Должна же я была уточнить!

— И его тоже.

Он поднялся из кресла и теперь возвышался надо мной, устроившись между бедер. Я не знала, куда лучше пристроить руки, и обвила ими парня, пока тот с загадочным видом наглаживал мои ноги.

— Это все, что мне стоит знать, Кейт? Ты не любишь только чеснок или что-то ещё? — спросил он.

— У тебя какая-то странная форма ведения допроса, — намекнула на наши откровенные объятия.

Его ладони скользнули в задние карманы моих джинсов, но я совсем не возражала против такого вульгарного жеста.

— Разве это допрос? — поинтересовался этот нахал, разглядывая меня бесстыжим взглядом. — Мне интересно, вот и всё.

Я не спеша проделала ладонями тот же путь, устроив их на мягком месте Лондона. И мне определенно было по душе наше общение в таком двусмысленном положении.

— Знаешь, мне тоже многое в тебе интересно. За исключением того, что ты фанат чеснока.

— И что же ты хочешь знать?

Просунув пальцы за шлевки джинсов, он потянул их вниз, а бесстыжий взгляд сменился пытливым.

— К примеру, как ты относишься к брокколи, или… к проблеме глобального потепления? — я решила начать издалека, но вдруг передумала, сказав, — и еще… почему никто не зовёт тебя по имени?

— Столько вопросов, Кейт, — губы моего визави раздались ироничной улыбкой. — Давай по порядку. В отношении брокколи я держу нейтралитет, и у нас это взаимно. Я не лезу в дела брокколи, а она в мои, — уткнувшись лбом ему в грудь я засмеялась, оценив всю серьезность, с которой он говорил эту чушь. — Что я сказал не так? Ты смеешься над моими убеждениями?

— Все, нет, — взглянула на парня, включив солидность на максимум, — продолжай, пожалуйста.

— Глобальное потепление… С этим сложнее, — задумчиво произнес он. — С одной стороны, я люблю, когда тепло, но перспектива последствий климатических изменений не радует. Мне бы не очень хотелось, чтобы за мной кто-то бегал с топором, задавшись целью плотно пообедать.

— Если тебя успокоит, обещаю, что я не стану этого делать.

— Почему? — с притворным разочарованием спросил Лондон.

Лишив себя удовольствия лапать парня за филейную часть, попыталась сквозь футболку нащупать складку на его животе, хотя бы одну.

— Ты слишком жилистый. Как такого есть?

— А кого, на твой вкус, стоит есть?

— Магуайра, например, — ухахатывалась, представляя себя бегающей с дубиной за Куртом, — он большой! Его на всех хватит!

— А ты опасная девушка, Кейт, — заметил Лондон.

— Да, когда я голодная, меня надо либо накормить, либо избегать. От греха подальше.

— Я запомню.

Он склонил голову и потянулся к моим губам, но я вовремя увернулась.

— Ты не ответил на последний вопрос, — напомнила ему. — Почему никто не зовет тебя настоящим именем?

Лондон отстранился и оперся о стол ладонями, положив их рядом с моими бедрами. Никаких улыбок, а взгляд стал цепким и настороженным.