— Лена, а у тебя настоящие сиськи?

— Что, простите? — у меня что слуховые галлюцинации?!

— Сиськи говорю настоящие? У тебя пуговичка расстегнута, лифчик-то я увидела и кусок сиськи тоже. Только не пойму настоящие или нет. Сними блузку.

— Может вы еще и потрогать их хотите?!

— Конечно, потрогаю.

— Послушайте…, - и тут я понимаю, что мне полный пипец! Я не знаю ее имени. Ну, Вадим! Хотя сама виновата, за столько времени могла и спросить!

— Ты не знаешь моего имени?

— Послушайте… мама.

— Феогнида.

— Что?!

— Меня зовут Феогнида, — затяжная пауза, непроницаемое лицо… и Гнида? Черт возьми, шутит или всерьез?

— Хорошо, Феогнида, у меня настоящая грудь и раздеваться я не буду.

— Хорошо, что настоящая, а вот то, что Гнида-это плохо. На самом деле меня зовут по-другому. Хотелось проверить твою реакцию на столь странное имя. Меня зовут Пульхерия Александровна. Могу показать паспорт, если не веришь.

— Верю, — вот почему-то реально верю. У такой тетки не может быть простого имени.

— Можешь звать меня без отчества. А если подружимся, можешь называть меня Хеша или Пульхеша.

— Или Пульхера.

— А ты я смотрю Хулия Обнаглесиас? — демонстрируя белоснежную улыбку, выдает она.

— Разве что иногда.

— Не перебарщивай… Лена. Так, ладно это все неважно. Сколько тебе лет и откуда ты вообще взялась?

— Двадцать четыре. Из половых путей.

— Все-таки Обнаглесиас.

— Ну хоть не Хулия. Просто не надо меня обходить кругами и обнюхивать. Мне это не нравится. Нервирует, знаете ли.

— Я просто пытаюсь понять, чем от тебя пахнет. Какой-то до боли знакомый запах…, - женщина наклоняется к моему лицу и начинает самым настоящим образом меня обнюхивать. Пипец. Просто пипец! — Точно. У меня так пахнет в туалете.

— То есть от меня пахнет какашками?

— Господь с тобой. От тебя пахнет Вадимом. Он мне месяц назад купил штуку в туалет-подсовываешь руку и вуаля мыльная пенка. Обалденный запах. Он ей тоже пользуется. Ладно, Лена, значит спишь с моим сыном. Очень странно, учитывая, что я о тебе ни разу не слышала и не видела ни одной вещи в квартире Вадима. И уже прям свадьба?

— Да, скоро.

— Понятно. Ладно, осваивайся. Сейчас кое-что проверим.

В принципе, ничего ужасного пока не произошло. Подумаешь, блузку захотела мне снять, не сняла же в конце концов. Бегло осматриваю прихожую и прохожу в гостиную. Надо отдать должное то ли вкусу мадам, то ли Вадиму, но обстановка великолепная. Уютно и светло, все как я люблю. И нет никакой старушечьей атмосферы, все стильно и современно.

— Нравится мой дом? — слышу позади себя голос маман.

— Очень. Красиво и уютно.

— И не надейся, жить здесь ты не будешь. Держи, — подает мне тест на беременность. — Иди пописай, дорогая. Мне надо знать беременна ты или нет.

— Я и так вам скажу-не беременна, расслабьтесь, Пульхера…рия.

— Хулия, не стоит так часто обнаглесиваться. Я же могу начать зверствовать. Пописай на него и пойдем дружить.

— Кстати, зачем вам вообще тест на беременность в семьдесят лет?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— В магазине был по акции, купи один, второй в подарок. Я вообще покупаю все по акции… впрок. Тушенку вот недавно купила белорусскую, знаешь какая вкуснятина. Пальцы оближешь.

— Супер. Только тест так-то не едят.

— Да, на него писают. Иди писать.

— Я не буду этого делать. Я сказала, что не беременна! — уже чуть ли не истерично восклицаю я.

— Мне надо знать наверняка, — продолжает настойчиво напирать женщина. — Если не беременна-можно поиздеваться, если беременна-то придется быть милой.

— Я беременна, уже две недели.

— Все, можешь не писать, — резко выдает она. — Хорошо, что не беременна. Пойдем готовить обед.

— Что? Вы серьезно?

— Да. Вижу, что ты не беременна. Осталось узнать твое социальное положение и считай, что мы уже подружки. Обрадуй старую женщину, скажи, что ты не фрау шлюхер и не провинциалка, решившая обобрать моего сына.

— Я терапевт и мой отец обеспеченный бизнесмен наравне с вашим сыном. Так что будьте спокойны, мне не нужны деньги Вадима.

— Ну что я могу сказать, — потирая руки улыбается женщина. — Мордочка у тебя хорошенькая, сиськи, если натуральные, вообще класс, к тому же обеспеченная, да еще и молоденькая терапевтиха. Надо брать, надо брать. Все, пойдем готовить борщ, а потом что-нибудь изысканное.

— Зачем борщ? Это не празднично.

— Борщ мне на завтра. А потом будешь готовить изысканное. Ты, кстати, хорошо готовишь?

— Да, училась у профессионального повара, — брякаю первую попавшуюся мысль, поражаясь бесцеремонности моей собеседницы.

— Надо же, какая прелесть, — кладет на мое плечо руку и прижимает к себе. — Значит будет еще более приятно издеваться. А у кого училась?

— А вы всех поваров знаете?

— Конечно. Я же шеф-повар, пусть уже и не при делах. Ездила по различным странам, проходила практику у лучших профессионалов, — подталкивая меня к кухне, продолжает напирать моя будущая свекровь.

— Да что вы говорите, шеф-повар?

— Да, дорогуша. Вот ты у кого училась?

— У Оливье Крабовье.

— О! Знаю такого, — восклицает женщина, сверкая выбеленными зубами.

— А вы у кого?

— А я у Мимозы Кулебякиной.

— О! — копирую интонации будущей свекрови. — Я тоже у нее училась.

— Замечательно. Смотри, как много у нас общего.

— Знаете, вы мне кого-то отдаленно напоминаете.

— Кого? Мичленовскую звезду?

— Разве она не Мишленовской зовется?

— Не знаю, а что на это говорит Оливье Крабовье?

— А Мимоза Кулебякина?

— Она говорит, что Мишлен, что Мичлен одна фекалия. Все, закрой рот и иди готовить.

* * *

Через два часа активной готовки я четко поняла, что никакая она не Пульхерия. Нет, теоретически это имя ей подходит, точнее его концовка, но зовут ее точно не так. А еще я поняла, что несмотря на специфичность, по сути она беззлобная тетка. Стервозная, но беззлобная. Правда есть в ней существенный минус-я совершенно не понимаю, когда она говорит правду, а когда нет. Вот и сейчас, рассказывая о детстве Вадима у меня возникает стойкое ощущение, что снова врет. А может она постоянно врет, поди разбери.

— Лен, а ты что-нибудь умеешь кроме как готовить и лечить? Не отвлекайся, Жарь Лук Де Блюю.

— Что?!

— Это знаменитый французский повар. Жарь лук, говорю. Ну так что, что-нибудь еще умеешь?

— Вот это вы зря про блюю. Это я практикую с успехом.

— Что?

— Ничего.

— Не заговаривай мне зубы. Ну так что? Что-нибудь умеешь?

— А что вы имеете в виду?

— Я тебе что подсказывать должна? Вот я, например, прекрасно играю на пианино. Проходила, между прочим, обучение у лучшей японской пианистки Херонука Пороялю.

— Ааа… Поняла о каких вы умениях. А я мастер по игре на скрипке.

— Да неужели?! — наигранно удивляется женщина, прикладывая руку к груди.

— Конечно. Я училась у великой Херонука Поскрипалю.

— Все, Лена. Я сдаюсь, — поднимает вверх ладони, наиграно тяжело вздыхая. — Дай убедиться, что сиськи настоящие и я принимаю тебя в семью.

— Я сказала настоящие.

— А я сказала, что меня зовут Пульхерия, — эмоционально произносит она. — И что?!

— Кстати, как вас зовут на самом деле?

— Александра. А для тебя будет Александра Дмитриевна, если сейчас же не расстегнешь блузку.

— Я ее не расстегну.

— Значит точно силикон. Я не принимаю тебя в свою семью.

— Тоже мне, напугали. Мне не с вами жить, а с Вадимом.

— А я ведь могу подгадить.

— А я могу сказать, что у меня внезапно возникла аллергия на питерский климат и переехать куда-нибудь в Сочи. И Вадим однозначно согласится. Оно вам надо, Александра Дмитриевна? — О, Боже, когда я стала такой стервой?!

— Тебе что блузку сложно расстегнуть?

— А вам на слово сложно поверить? Что это за бзик такой меня раздеть? Это по меньшей мере неприлично. Вы же взрослая женщина.

— Ладно, пойдем другим путем. И не пучь на меня свои зенки, давай за луком следи.

Встает из-за стола и выходит их кухни, цокая каблуками. Она ведь пожилая женщина, нужно ее как минимум уважить и перетерпеть, но не снимать же блузку, ей Богу. Чушь какая-то. В какой-то момент мне показалось, что она вовсе обо мне забыла, по-другому получасовое отсутствие я не смогла объяснить, но как только в голову пришла эта прекрасная мысль, Александра появилась на кухне с двухлитровой бутылкой темно-коричневой жидкости и какой-то коробкой.

— Давай ставь мясо в духовку и выпьем за знакомство мою наливку. Если откажешься, я буду имитировать каждую неделю сердечные приступы, а закончится это все тем, что старая и больная Александра переедет к вам, будь то Сочи, или Гавносочи. Это я тебе обещаю. А мужики, дорогая моя, ведомы. Они все слабаки, особенно перед материнскими стенаниями. Даже мой Вадик в итоге сдастся. У тебя сейчас есть шанс сделать все, чтобы мы стали подружками, живущими в часе езды друг от друга, а не в одном доме.

— Наливайте, — соглашаюсь я, отправляя мясо в духовку. С одной, ну пары рюмок меня точно не унесет в Бредоландию.

* * *

Не понимаю, как Вадим мог говорить, что-то плохое про мать. Она шикарная. Шикарная тетка, кажется, я ее уже люблю и это точно не от энной рюмки ее секретной наливки. Ну или не совсем от нее.

— А это наш любимец Лорд, Вадюша его просто обожал, — тычет пальцем в фотографию огромной белой собаки. — Прожил с нами до самой старости и Вадик ему даже ничего сделал.