— Семь, — словно подслушав мои мысли, говорит девушка, аккуратно забирая фоторамку из моих рук и унося на место.

Это чертовски неправильно, что она воспитывала ее одна. Что она проходила одна через все эти тяжелые девять месяцев. Как бы оно ни было, как бы сильно она ни была в меня влюблена, но это ненормально. Никто не хочет быть один на один с собой, когда внутри растет такое чудо.

Об этом я ей и говорю вечером, тихо заходя на кухню и присаживаясь напротив.

— Мы с тобой уже говорили об этом. Это был мой осознанный выбор, и я ни разу не пожалела об этом, Артем.

Девушка делает глоток крепкого чая, даже не думая отводить взгляд.

— Иногда смотрю на тебя и понимаю, что ты гораздо сильнее меня, Лия.

Она же только усмехается, приподнимая уголки чувственных, манящих губ.

— Я бы спасовал. Вероятней всего. Если бы ты тогда заявилась с животом и новостью.

— А сейчас? Есть желание сбежать?

Вижу в ее глазах неподдельный интерес.

— Врать не буду, когда ехал к вам, думал, что буду выглядеть здесь, как…

— Слон в посудной лавке.

От ее смеха внутри пожар, в голове гул фанфар, а в сердце бой барабанов.

— Что-то вроде того. Но сейчас… ни малейшего желания уйти. Думаю, придется вам ко мне переехать.

— Надеюсь, это шутка?

— А чем тебя так пугает перспектива жить со мной вместе?

— Не режь по больному, Стельмах, — девушка морщится, как от удара. А я запоздало понимаю, что своими шутками бережу старые раны. — Я не смогу просто жить с тобой. Мы не муж и жена, у нас даже нет отношений. Да, у нас есть дочь, но поверь, съезжаться ради этого вряд ли стоит. У тебя куча любовниц, и вряд ли они обрадуются в твой спальне со стеклянным потолком горе игрушек и детских вещей.

Про переезд решаю пока молчать. Настанет время, и мы еще вернемся к этой теме. Время, когда я подтяну ее к себе чуть ближе. Когда почувствую, что она готова принять меня не просто как отца дочери. Потому что просто я не хочу. Мало. Мне этого чертовски мало.

— Я мечтала, чтобы ты узнал о Майе. Правда. Я не врала, когда говорила, что из тебя получился бы хороший отец. Я до сих пор так считаю и… как бы между нами не складывались отношения, с Майей я тебе общение запрещать не намерена. Просто хочу, чтобы ты знал, мне ничего от тебя не нужно. Правда, Артем. Просто… не обижай ее, ладно? — в ее глазах столько невысказанных слов. — Она тянется к тебе, как цветочек к солнышку.

Да, Алия Серганова упрямая, дерзкая, самостоятельная и самоуверенная. Но внутри там живет такая же, как у ребенка, ранимая душа. Просто кто-то из нас страдает громко и "на всю улицу", с фейерверками и оркестром, а кто-то переживает это тихо, в себе. Лия такая. И от осознания того, что эту боль и страдания столько, сука, лет причинял ей я — хочется хорошенько съездить себе по роже. Избить себя до потери пульса и полной амнезии. Чувство совести ест изнутри, захватывая миллиметр за миллиметром.

— Я хочу, чтобы Майя знала, кто ее отец. Хочу общаться с ней, проводить время. Пока не знаю, каким это сделать образом, и как вообще все это… но что-нибудь придумаю.

— Я тоже хочу, чтобы она знала. Ее тяга к тебе неспроста. Иногда у меня ощущение, что, несмотря на то, что до четырех лет я воспитывала ее одна, она стопроцентно папина дочка, — Лия улыбается выскочившей на кухню Майе, но тут же уголки губ опадают. — Но есть проблема… — Взгляд отводит. Плечи ссутулила, словно под тяжестью невидимого груза.

— Что еще?

— Отец, Артём.

Да уж. Про Серганова забывать не стоит. Алия обхватывает кружку, грея руки, ее немного знобит, как при лихорадке.

— Лия, как ты себя чувствуешь? — тяну ладонь, прикладывая ко лбу. — Не нравится мне твое состояние.

— Нет, все нормально. Переутомилась просто.

— Точно?

— Абсолютно. Может, акклиматизация. В этом году она меня, как никогда, преследует. А насчет отца… Мышка очень любит деда, и она, естественно, ему расскажет, кто часто бывает у нас в гостях.

— И?

— А врать заставлять ее я не буду.

— Не вижу пока проблемы.

— Вероятней всего, папа узнает, кто отец Майи.

— Узнает. Только я не буду ждать, пока ему расскажет внучка.

— Что ты имеешь в виду?

— Я сам поговорю с ним, Алия. И я намерен рассказать Серганову все.

— Все?! Ты с ума сошел?

Девушка подскакивает на ноги и смотрит на меня, как на врага народа.

– Не надо этого делать, Стельмах. Он не поймет. У вас бизнес, у вас многолетняя дружба, и это признание может стать огромной проблемой для всех.

— А что ты предлагаешь? Молчать? Сидеть, трусливо поджав хвост? Не будет этого. Мне уже не двадцать и даже не тридцать, чтобы я прятался, врал и боялся.

— Это будет скандал. Ты же понимаешь, что он не обрадуется такому…

— Отцу внучки? Возможному зятю?

Когда произношу слово «зять», щеки девушки загораются от яркого румянца. Это дает мне надежду, что еще не все потеряно.

— Просто давай подождем. Давай помолчим какое-то время.

— Нет. Я не стану врать. У нас не просто отношения, у нас есть дочь.

— У нас нет отношений.

— Пока.

— Что ты…?

— И я намерен участвовать во всех важных в жизни дочери событиях, — перебиваю, не дав ей возможности озвучить свой вопрос. Рано. Пока рано. — Праздники, дни рождения, выпускной, свадьба. Хотя вот свадьбу я бы как можно больше отсрочил… — даже представить боюсь, что однажды в жизни Майи появится какой-то похотливый урод. Я же ему там все отстригу к херам.

— Артём, пожалуйста, давай повременим с признаниями…

Вижу, как Алию буквально потряхивает. Встаю и уверенно огибаю стол. Она утыкается носом мне в шею и, обхватив за талию, сжимает кулачки на спине, комкая рубашку.

— Все будет нормально, — с дичайшим наслаждением запускаю ладонь в мягкие волосы. — За это не беспокойся, я разберусь, — и целую в макушку.

Мое сердце выскочить готово, и она точно это чувствует. Уже не знаю, на что она списывает такую реакцию моего тела, но Алия мне не верит. И это можно понять. Я, блядь, и сам всего на один из ста готов поставить, что все пройдет спокойно. Но остальные девяносто девять заставляли меня весь этот месяц хорошенько перестраховаться. Потому что, если Димыч упрется рогами, в чем я не сомневаюсь, будет пиздец. Но, надеюсь, он достаточно хорошо выучил меня за это время. И поймет, что свое я не отдам.

От Алии и Майи выхожу уже в начале десятого. Сажусь в промерзший салон и набираю Серганова. После разговора с девушкой внутренняя уверенность так и подстёгивает к тому, чтобы быстрее расставить точки над и. Не могу смотреть в ее глаза на мокром месте и слышать, как она хлюпает носом. В конце концов, я эту кашу заварил, мне и расхлебывать.

— Тёмыч, привет! — слышу бодрое в трубке после пары гудков.

— Димыч, не разбудил?

— Да какой тут. Верка моя отхватила горящие путевки, чемоданы пакуем.

Зависаю. Доходит до меня в последнее время явно долго.

— То есть…?

— Через пару часов рейс. Отдыхать летим, в… а куда мы, кстати, летим, Вер?

Твою же мать! Откидываю голову на руль и прикрываю глаза. Пока эти двое в трубке переговариваются, полученная информация медленно начинает "перевариваться" и преобразовываться в осознание, что придется потерпеть с признаниями. Блядь, не люблю я все эти игры в молчанку!

— На Кубу летим, — возвращается к нашему диалогу Серганов.

— А дочь-то знает?

— Только перед твоим звонком с ней разговаривал. Расстроенный какой-то голос, хотя за нас вроде порадовалась.

— Расстроенный голос, говоришь?

Поднимаю взгляд на окна их с Майей квартиры. Вроде когда уходил — улыбалась. Проблему под кодовым названием «отец» замяли. Мне так казалось, по крайней мере.

— Опять, наверное, на работе проблемы. У них там вечно все неладно. Кстати, хорошо, что ты позвонил, Стельмах. Я в офисе все решил, если что, зам мой в курсе всех встреч в ближайшее время. Прикроешь старого авантюриста?

— Естественно. Куда же я денусь.

— И странная, конечно, просьба, но если что, пригляди за моими девчонками. А то неспокойно мне. Еще и этот отпуск неожиданный…

— Без проблем.

Все, что могу из себя выдавить. Терпеть не могу врать. Язык не поворачивается просто. Но и дураку понятно, что я там со своими признаниями сейчас совсем не к месту. Да и не телефонный это разговор.

— Когда вернетесь?

Точней, к какому числу мне речь готовить.

— Да, одиннадцатого уже будем в городе.

— Ясно, ждем. Хорошо вам отдохнуть. Вере привет. За дочь с внучкой не переживай, если что, я в городе.

— Спасибо, Стельмах. С меня ром и сигары.

Усмехаюсь, качая головой. А с меня корвалол и карета скорой помощи, когда с признаниями приеду.

Серганов отключается, и я замираю в полной тишине, уставившись на окна восьмого этажа. Ирония: мужик, который в бараний рог меня скрутит, когда узнает, кто отец его внучки, сам же просит за ними присмотреть. Его такое «доверие» совсем не дает надежды на благоприятный исход. На шею с объятиями точно не бросится. Только вот после этого дня, чувствую, что жизнь начинает стремительно меняться. И медленно, но верно прихожу к мысли, что мне по большому счету плевать на его реакцию. Друга терять, конечно, не хочется, но моя личная жизнь для меня важней. Дочь важней. Спросите, когда я так успел воспылать отцовскими чувствами к ребенку, которого почти не знаю? Черт возьми, сам не пойму. Просто чувствую — моя. И от этого хочется, как безумцу, орать на каждом углу.

Бросаю последний взгляд на свет в квартире Алии и давлю на газ. Душу в себе желание подняться обратно. Скорей всего, девушка такого моего порыва не поймет. Она просила не торопиться, и я, как бы тяжко не было, в этот раз все сделаю правильно. Шаг за шагом приближая ее к себе и убеждая в серьезности своих намерений. Лия и так с некоторой опаской поглядывала на меня весь день. Даже ждал момента, когда уже мне тонко намекнут, что пора и честь знать.