— Поедем, мышка, поедем…

— А мозна, я с ночевой у деда с бабой останусь?

– Можно, только если перестанешь скакать на кровати и пойдешь умываться.

— Но, мусь, мозна я у деда умоюся?

— Нет, бегом в ванную! — щелкаю егозу по носу и, нехотя поднявшись с кровати, тороплюсь привести себя в порядок и собрать ребенку сумку на выходные.

Залетая в гардеробную, мимоходом отправляю Стельмаху СМС с просьбой позвонить и вопросом, когда он собирается поехать к отцу. В ответ тишина, и думаю, глупо ждать сейчас ответа.

На улице стоит теплый зимний денек, если не считать ветра, который за городом стал ощутимо завывать. Солнышко вовсю пригревает через лобовое стекло, и с грустью подумалось: сейчас бы снова на те горки, в те беззаботные и нетревожные часы. Хоть и копчик болит и пара синяков на коленках, которые мы себе с мышкой устроили, но все бы отдала, чтобы отсрочить момент встречи с предками. Врать в глаза опять не хочется, но и поговорить самой у меня точно не хватит смелости. Но выбора нет. Мчим с мышкой по заснеженной загородной трассе, по встречной попадают редкие машины, а в небе пролетают пушистые снежинки.

На улицу родителей в элитном загородном поселке заезжаю уже в районе одиннадцати утра. Мышка едва ли не скачет от нетерпения встретиться с любимыми дедом и бусей, а я, по-моему, скакать сейчас начну от нервного перенапряжения, потому что вижу, как выруливает от дома родителей машина Стельмаха. Какие-то доли секунды тешу себя надеждой, что может, ошиблась, и это не он, но меня быстро возвращают на землю номера.

Он.

Сердце схватывает скверное предчувствие, и поднимается легкая паника. Неужели уже все рассказал? Так быстро? И если уезжает, значит… все плохо? А вообще чего ты ожидала, Лия, конечно, плохо. Это же отец.

— Муся, это дядь Алтем? Он тоже к деде едет, да?

Не сговариваясь, притормаживаем с Артемом у обочины, трясущимися руками отстегиваю ремень безопасности.

— Майя, сиди в машине! — кричу уже почти на бегу, выскакивая из прогретого салона авто и, запахивая шубку, несясь навстречу мужчине через две полосы.

На улице колючий ветер, который раздувает полы шубки и задувает под дорогой мех, пробирая до костей. Но дрожу я сейчас, кажется, совсем не от холода, а от того, каким вижу Стельмаха. Еще не подошла к Артему, но вижу по лицу, что рассказал. Злой, расстроенный, но страшнее всего потерянный взгляд. Тонкие губы упрямо сжаты, а брови нахмурены. И бровь… рассечена и кровит. Неужели отец? Неужели он позволил себе поднять руку на друга? Сердце сжимается от боли и вины. Ведь это целиком и полностью моя вина — то, что происходит начала я. Из-за своего упрямства и своего эгоизма. Ведь Артём отталкивал меня, до последнего боролся и убеждал, что так быть не должно. Дура, Лия. Но как иначе? Как, если сердце ноет от любви и бьётся только для него и ради него.

Мы притормаживаем напротив друг друга, пропуская несущиеся мимо машины, и одновременно делаем шаг навстречу друг другу, когда дорога пустеет.

— Артём… — выдыхаю облачко пара, но договорить мне не дают. Стремительно, даже в какой-то степени нервно подлетая ко мне, Стельмах сгребает в охапку. Запускает руку мне под шубку, притягивая за талию, прижимая к себе до ноющей боли желания в теле. До полета бабочек в животе и бега мурашек по коже зарываясь ладонью в моих волосах, целует. Так, как каждый из нас хотел уже очень давно, изнывая под гнетом обстоятельств и выдерживая нужное время. Припадает губами жадно и страстно, словно в стремлении надышаться мной, заклеймить, убедить в чем-то. Этот поцелуй, долгий и мучительно тяжёлый по накалу эмоций, будоражит все внутри и лучше любых слов говорит об исходе разговора. С каким-то жутким, пугающим отчаяньем мужчина отстраняется и, прикрыв глаза, утыкается губами в висок.

— Езжайте к родителям, Лия, — шепчет еле слышно. — Мы поговорим потом.

— Артем, все нормально? Мне не нравится твой вид… — немного подаюсь назад, чтобы заглянуть в любимые изумрудные глаза. Глаза, в которых сейчас столько боли вперемешку со страшной, даже яростной решимостью. — Все слишком плохо? — поднимаю руку, чтобы коснуться ранки, но Артём перехватывает мою ладошку и отводит взгляд.

— Артём, не молчи, пожалуйста…

— Нормально. Все будет нормально, — снова смотрит мне в глаза, добивая и уничтожая. Проводит костяшками пальцев по моим припухшим от поцелуя губам. — Не простудись, — приподнимается уголок чувственных мужских губ в улыбке, намекая на распахнутые края шубки и полное отсутствие шарфа на оголенной шее, — у меня на тебя большие планы.

Еще раз мимолетно целует, обхватывая ладонями покрасневшие на морозе щеки и, больше не говоря ни слова, садится в машину. Рванув с места, Стельмах скрывается за поворотом, оставляя меня в состоянии прострации и полного непонимания происходящего.

Не знаю, сколько еще простояла бы на пронизывающем ветру, решая, как поступить, разрываясь от желания бросить все и поехать за Артёмом, потому что ему явно плохо. Сердце болит, требуя быть в этот момент рядом с любимым человеком, но родители ждут. Да и мышка…

— Муся, мы едем к деде? — выглядывает из окошка.

— Едем, — скриплю осипшим голосом, разворачиваюсь и залажу в авто.

В дом родителей захожу без особого настроения, ожидая ругани и ссоры, криков и разборок. Но нет. Отец зол, это видно и невооруженным взглядом, косо поглядывает, но встречает внучку, крепко прижав к себе, и сдерживает свои гневные порывы. Мать с красными глазами смотрит на меня укоризненно, но тоже молчит. Мозгом понимаю, что ни один из этой троицы не расскажет мне всей правды, поэтому чувствую себя глупым ребенком, влезшим между устроивших разборки взрослых.

Праздник в честь приезда предков праздником в итоге является только для ничего пока не понимающей Майи. Она смеется, радостно носится за Ватсоном и щебечет без умолку, в том числе и проговаривается о Стельмахе. Как я и ожидала, моя маленькая болтушка, как на духу, выкладывает деду с бусей, кто подарил ей собаку и с кем мы вчера ездили кататься на горках. Все это сидя за столом, за так называемым семейным обедом, в котором я ни черта не ощущаю себя частью семьи. Скорее близкий враг, нежели дочь.

— А еще дядь Алтем мне миску подалил, басого…

— Хватит Майя, — звучит резкая, даже не просьба, приказ от отца. Майя тут же обиженно дует губки и замолкает. — Где была твоя голова, а, дочь любимая?! — рычит сквозь зубы отец, отшвыривая вилку и спешно покидая наше общество.

Вот тебе и ответ, Лия. За столом устанавливается гнетущая тишина.

— А ты почему молчишь, мам? — горько усмехаюсь. Уж если выслушивать упреки, то, пожалуйста, все и сразу.

— Я просто не знаю, что тебе сказать, — качает головой мать и тоже удаляется из нашего с мышкой общества. Запоздало ощущаю, как по щеке катится скупая слезинка, рискуя превратиться в непрекращающийся поток слез, сосредоточивая в себе всю горечь и обиду от того, что самые родные люди не смогли и не захотели меня понять.

— Мусь, не плачь… — чувствую, как тоненькие ручонки дочурки обвивают за шею и крепко-крепко обнимают. Малышка моя забирается ко мне на колени и прижимается, а сладкие губки целуют в щечку. — Не плачь, лано, мусь…

От такой нежности хочется еще больше разреветься, но я не имею права показать свою слабость перед дочерью и снова не понимающими меня родителями. Если они думают, что таким образом заставят меня исключить Стельмаха из нашей с Майей жизни, — ошибаются. Я тоже могу быть упрямой, и ради своего счастья и счастья дочери пойду на все, что считаю нужным.

Долго в такой атмосфере я не могу и поэтому просто срываюсь с места. Уезжаю домой и звоню Стельмаху. Раз, два, три… целый час пытаюсь дозвониться, он не отвечает. Сердце готово разорваться от переживаний и волнения за любимого человека. Потом еще два часа терроризирую его и свой мобильный, нервно мельтеша по кухне, пока в конечном счете мне не начинают говорить, что “абонент не абонент”. В разбитых чувствах устаиваюсь в гостиной с пледом и твердым желанием просто проспать весь тот ужас, что творится в моей жизни, пока в дверь не раздается неожиданный звонок. Лечу открывать, как ужаленная, несусь и проворачиваю ключ, надеясь увидеть Артема, но нет. К сожалению, это не он, но к счастью, хоть кто-то.

Глава 50. Алия

— Привет, страдалица! — кидается ко мне на шею с объятиями Таська. — Мы пришли тебя отпаивать.

Все последние часы мы с подругой были на телефоне. Непрерывные СМС, в которых я, как последний нытик, жаловалась на судьбу, и сподвиг ребят навестить меня с парой бутылочек вина, о которых я намеренно отказываюсь, так как мое состояние пока непонятно. Если вдруг это действительно беременность, чего сейчас только нам еще не хватало, то про любимое вино и еще кучу любимых вкусностей можно на ближайшее время забыть.

— Привет, Рус.

Одной сидеть не было мочи, и их появлению я несказанно рада.

— Привет, Лий, — легкий поцелуй в щеку, — что у вас тут стряслось?

— Да, как обычно, война. Проходите, ребят.

Руслан и Тася приезжают ближе к вечеру и везут с собой целые пакеты всяких вкусностей. Уютно располагаемся на кухне, и, пока я изливаю ребятам душу, мы с подругой быстро закидываем в духовку курочку в медовом соусе и нарезаем легкий овощной салат. Моим рукам и голове нужно чем-то непрерывно быть занятыми, потому что в противном случае мысли возвращаются к Артёму, который все еще молчит.

— Так что я не представляю, чем все это закончится, — подхватываю винный бокал, в который Рус мне постоянно подливает вишневый сок, делаю небольшой глоточек, наслаждаясь терпким сладким вкусом.

— С твоей жизни романы можно писать, — улыбается Руслан. Все это время Тасин муж наблюдает за нами и активно принимает участие в разговоре. Уж так “издревле повелось” у нас, что он знает обо мне почти все. У жены от него секретов нет. Поэтому я не испытываю особого стеснения, когда разговор заходит о Стельмахе. Да и в принципе Руслан — один из тех редких примеров мужчин, которые всегда выслушают и будут готовы помочь. Добряк по натуре своей с открытой душой.