— Пуся? — улыбаюсь такому странному прозвищу. Что это на нее нашло, вроде все эти дни звала Стельмаха дядя Артем.

— Ну, ты моя мамуля, — мышка тянет ладошки и гладит меня по волосам. От такого невинного жеста в груди разливается безграничная любовь.

— Так, и ты зовешь меня муся.

— Дядь Алтем — мой папуля, можно, я буду звать его пуся?

Папуля.

Она только что сказала: папуля. Сердце в груди перестает биться, скованное в тиски от нахлынувшего чувства щемящей нежности. Но эйфорию тут же перебивает страх. Неужели отец что-то ей наговорил? Неужели все не так просто, как я уже было решила?

— Мышка, откуда ты узнала? — глаза начинает щипать от подступающих слез.

— Мусь, ну я же умная девочка, — восклицает ребенок, — а еще я слышала, как ты Тасе говолила. Ты будешь меня лугать, да? — губки надулись, а я просто не знала, что сказать. Слова как-то все улетучились, превращаясь в розовые облачка.

— Иди ко мне, моя хорошая!

Притягиваю родную кровиночку к себе и целую в щечку. Моя девочка. Нет, наша. Наш маленький ангелочек.

— Не буду ругать, — шепчу на ушко дочурке и подхватываю на руки. Повторяем уже ежевечерний ритуал: пьем водичку, и я несу ее в спальню. Укладываю на большую кровать и накрываю мягким, теплым одеялом. Слышу, как завозился Арчи, подскакивая к "хозяйке" под бок, удобней устраивая свою пушистую попу.

— Я люблю тебя, малышка.

— У меня холоший папа, муся. Я не велю деду, — останавливает меня уже почти в пороге голос мышки.

— Опять подслушивала? — укоризненно посмотрела на дочку, а она — хитрюга — шмыгнула с головой под одеяло и тихонько захихикала.

— Что тебе говорил дед, малышка?

— Что дядь Алтем блосит нас, и что он не любит нас. Это он бабе Веле вчела говолил. Деда очень злился, мусь, на папу.

Папу. Наверное, теперь мне придется привыкнуть, смириться с мыслью, что теперь уже точно у мышки есть папа, и она об этом знает. А вот новости о том, что отец зол, расстраивают. Не перебесился еще, значит. Спокойствие днем, когда привез мышку, значит это было так — для отвода глаз. А я — дура — с признаниями полезла.

— Не брошу, — слышу тихое, но уверенное за спиной, и едва не подпрыгиваю от неожиданности. — Люблю.

— Артем?

Мастер подкрадываться. Уже дважды за сутки в этом убеждаюсь.

— Привет, — Стельмах улыбнулся, приподнимая уголки губ, но глаза — они не улыбались. Сосредоточенный взгляд смотрел на меня, абсолютно не мигая. — Больше я тебя одну никуда не отпущу! — сказал мне с немым упреком и притянул к себе, запечатляя всего мимолетный поцелуй в висок.

— Ты почему не спишь? — обиженно выдает Майя, выглядывая. — Я тебя пледом наклыла, чтобы ты не замелз.

Артем посмотрел на дочь, и взгляд в сотни раз стал теплее. Он вздохнул и присел к мышке на край кровати, поглаживая по кудрявой головке. Та буквально замерла, как куколка, млея от близости отца рядом. Большого и такого сильного. Ох, как я ее понимаю. Рядом с этим мужчиной и я, чувствую себя, как за каменной стеной.

— Я тебя люблю, мышка. Слышишь? — щелкает по вздернутому носику дочку Артем.

— А мусю…

— И мусю люблю.

— И ты нас не блосишь же, да, пап? — вылазит малышка из-под одеяла, вцепляясь в шею Артема, как маленькая обезьянка. Арчи недовольно пыхтит и обиженно семенит короткими лапками вон из детской.

— Даже не думай об этом, малышка.

Я прикрыла рот ладошкой, чтобы, не дай бог, не начать всхлипывать, потому что в горле встал ком, который мешал даже глотнуть. Знала, чувствовала и не ошиблась. Он потрясающий отец. Человек с большой душой и любящим сердцем, которое просто открывается не всем. Не каждому удается стать таким счастливчиком и получить этот ключик.

– Дед у тебя хороший, а так говорит, потому что злится на меня.

— А почему он на тебя злится?

— Это наши взрослые проблемы, принцесса. Главное, если что — я рядом, и мама рядом, и мы очень любим тебя.

По щекам уже катятся молчаливые слезы счастья. Ко всем прочим "симптомам" я стала еще и плаксой. Да уж, Лия, вторые сутки глаза на мокром месте. Хочется верить, что это не старость и не сентиментальность, которых раньше я за собой не замечала.

Тихонько выхожу из детской, отирая ладонью мокрые дорожки, позволяя Артему с мышкой пообщаться без свидетелей, иду на кухню. Еще месяц назад и подумать не могла, что он это скажет. Верней, могла, но боялась. Не хотела тешить себя пустыми надеждами на то, что будет вот так, как оно есть сейчас. Что Майя примет своего отца, я была уверена. Но что Стельмах откроется с такой стороны — это удивительно, трогательно и невероятно сильно для мужчины.

Налила в стакан воды и залпом его осушила, останавливая молчаливую истерику. Вздрогнула, когда на плечи легли мужские ладони, уверенно сжимая и притягивая к себе.

— Опять ревешь? — тихо посмеивается Артем, а я только молча киваю и сжимаю ладони, лежащие на столе, в кулаки.

— Лия.

— Артём.

Выдаем мы одновременно и так же одновременно замолкаем. Я качаю головой, вытираю последнюю слезинку и поворачиваюсь к мужчине. Оказывается, он стоит так близко, что мурашки бегут по телу. Поднимаю взгляд, встречаясь с насыщенной зеленью его глаз, как всегда, серьезных, внимательных и до жути проницательных.

— Я хотела сказать спасибо, — обнимаю мужчину за шею и едва касаюсь любимых губ поцелуем.

— За что? — удивлен Артём.

— За Майю.

В кухне повисла тишина. Я замерла и боюсь даже вздохнуть в ожидании ответа.

— Это я должен тебя благодарить за дочь, — наконец тихо говорит Стельмах. — А еще извиниться за ту ночь.

— Какую ночь?

— За первый раз, Алия.

Отвожу взгляд, понимая, что это самый лучший момент, чтобы объясниться.

Его руки, которые держат меня в плотном кольце, сбивают с толку. Но я подбираю слова, и признание льется потоком.

— Я, правда, не планировала заводить ребенка тогда, — отчего-то смотреть ему в глаза мне было стыдно и неловко. — Я просто хотела…

— Я никогда не думал, что это было намеренно. Так бывает, ладно. Тем более у нас такое чудо получилось…

— Я просто хотела, чтобы ты был моим первым мужчиной.

Не знаю, зачем я это снова говорю ему. В его взгляде буря эмоций, но он молчит. Я не могу понять его реакцию, и от этого теряюсь, смущаюсь еще больше.

— Повтори еще пару раз, потому что это чертовски тешит мое самолюбие, — улыбается Стельмах, как бы невзначай проводя подушечкой большого пальца по моим приоткрытым губам.

— Ты не меняешься, — вздыхаю, покачивая головой и тихонько посмеиваясь. — Что тебе сказал отец, Артем? Почему он все еще злится… у вас совсем все плохо? И… ты не сказал ему, что это я была инициатором наших… кхм… отношений?

— Зачем тебе это знать? — голос Артёма хрипит.

— Я не ребенок, — выдаю обиженно. — Пыталась сегодня вразумить отца, но выходит он все еще зол и думает, что это ты меня, как он выразился, соблазнил. — Руки начинают подрагивать, да и всю меня слегка трясет, потому что боюсь услышать правду. Чертовы гормоны, похоже, это все-таки они бушуют. То смеюсь, то реву, то злюсь, о чем мне мужчина и говорит.

— Не меняй тему, Стельмах! Так до чего вы договорились с отцом?

— Ни до чего хорошего. А на счет меня, пусть так и думает, Лия.

— Можно поподробней?

– А ты вчера мышку увозила, он ничего тебе не сказал?

— Нет. Зол, но ничего не сказал, — пожала я плечами. Стельмах же покачал головой. — Ну, так что?

— Тебе дословно или в общих чертах? — усмехнулся мужчина, переводя блуждающий по кухне взгляд на меня.

— Артём, хватит юлить.

— Сказал, что я отвратительный буду отец. И ему такой зять точно не нужен.

— И все?

— Поверь, сказано было много, но это все, что следует тебе знать.

— Ваш бизнес…

— Конец бизнесу. Это тоже ожидаемо. Дружбе, собственно, тоже.

— И как теперь? — вот так реальность догнала в один длинный шаг. — Майя любит деда, но и тебя она любит.

Прикусываю губу. Дура дурой. Таких дел наворотила, а ребенок сейчас будет как меж двух огней.

— Ни тебя, ни Майю наши разборки с твоим отцом не коснутся. Ты меня поняла? Серганов хоть и баран упертый, но ты его дочь, а мышка — внучка, он не станет впутывать вас в эту грязь.

— А ты? Я не хочу, чтобы вы с мышкой…

Большой палец ложится мне на губы, заставляя замолчать. Вторая рука уверенно притягивает меня, вжимая в каменную мужскую грудь.

— Я люблю тебя! Не знаю, сколько мне раз придется это повторить, пока ты окончательно не поверишь, но люблю. И ты, и Майя — вы теперь моя семья и, что бы ни случилось, я вас не брошу. Я уже сказал и слов на ветер бросать не привык. — Замолчал, упираясь лбом в мой лоб и закрывая глаза. В этот миг он выглядел таким растерянным и уставшим. — Вы с мышкой для меня важны, и нравится тебе это или нет, но избавиться от меня у вас не получится, — смеется Артем, а я, нюня, в слезы. Они буйным потоком молчаливо катятся по щекам. Артём притягивает меня к себе и позволяет молча плакать, оставляя разводы от потекшей туши на его идеальной белой рубашке. Он здесь, рядом. И я уверена, что бы ни произошло, в обиду он нас не даст.

Простояли мы так на кухне очень и очень долго, пока, наконец, я от тихой истерики не выбилась из сил. Последнее, что помню, как на пару минут прилегла на диване в гостиной. Утром же проснулась у себя в спальне, заботливо укрытая пледом и с мышкой под боком. Притянула свою малышку и разрешила себе еще часик сна.

***

Рабочая неделя начинается с утренней беготни. Позволив себе еще немного вздремнуть с малышкой, чуть не проспала запись к врачу. Поэтому в районе девяти Майю завела в сад и сдала на руки заботливым воспитателям, а сама помчалась в частную клинику.