Елена Сокол - С тобой? Никогда!

– Но… – запнулся я на полуслове.

Тряхнул головой, все еще не веря в услышанное.

– Да, прости.

Она еще извиняется!

– Дашка, но как… – Сказанное ею не укладывалось у меня в голове.

– Мы не… Нет. Никогда. – Она осмелилась посмотреть мне в лицо. – Мы с ним просто друзья. И всегда ими были. И я… я хотела просто позлить тебя, сделать тебе больно, когда сказала, что я его девушка. А еще, чтобы не показывать сразу, что все еще люблю тебя…

Я закрыл глаза. Вдохнул, снова открыл. Это… неожиданно. Подарок, но и ответственность. А вдруг я что-то сделаю не так?

– Даш, я ведь ему в глаз дал. Из-за тебя.

– Да, прости! – Она даже съежилась. – Но ему полезно, ведь так? Я слезно умоляла его не совращать моих подчиненных, а он все равно…

Дашка рассмеялась, а я поймал себя на мысли, что ее красота опьяняет меня сильнее любого крепкого напитка. Как можно оставаться трезвым, глядя на эту очаровательную улыбку, от которой все внутри буквально трепещет? Черт возьми, да эта девушка сводила меня с ума! И мне хотелось, чтобы так оставалось всегда.

– Ты самая красивая, – сказал я.

– А ты самый лучший, – ответила она.

Я понял, что меня трясет от желания, но торопиться теперь было нельзя. Я поцеловал ее.

– Прости, – еще раз прошептала Даша.

– Глупости! Я же тебя люблю.

– А я тебя так долго ждала! Иди ко мне.

Она прильнула, притягивая меня к себе, и я стал целовать ее подбородок, шею, опустился к груди, вдыхая ее запах. Кружил языком вокруг ее сосков, чувствовал дрожь ее тела и слышал, как громко бьется ее сердце. Боялся, что заметит, как я сам дрожу не в силах игнорировать пульсирующий огненный шар внизу живота.

Даша извивалась, комкая простыни, и отзывалась тихими стонами на каждый поцелуй, каждое прикосновение.

– Ярик…

Она звала меня. Приподнимала голову, боясь и смущаясь того, что я с ней делал. И не могла сопротивляться. А я готов был заложить душу дьяволу, только бы видеть, что ей со мной хорошо.

Опустился еще ниже. Лаская ртом живот, нежно поглаживал ладонями бедра. Почувствовав, что девушка готова позволить мне большее, осторожно развел ее ноги в стороны и спустился языком туда, где было совсем горячо.

Услышал, как она замерла. Как испуганно задержала дыхание. Почувствовал, как ее пальцы вцепились в мои волосы.

– Ярик, пожалуйста. Я…

– Все хорошо.

– Я хочу… Ох! – тихо вскрикнула она.

И задышала часто-часто, подаваясь бедрами навстречу моему языку. Несмело, но с интересом – видимо, новые ощущения показались ей достаточно необычными и приятными.

– Расслабься! – попросил я.

И не спеша, словно пробуя ее на вкус, продолжил начатое.

Преодолевая смущение, она раскрывала себя по чуть-чуть, позволяя касаться себя везде, не оставляя путей к отступлению. И чем дальше я заходил, тем сильнее была ее ответная реакция. Даша почти задыхалась, хватаясь руками за мою голову, и стонала, словно моля о пощаде и одновременно умоляя не останавливаться.

Я хотел быть для нее самым лучшим, но чувствовал, что мои собственные ощущения такие приятные, что их сила даже напугала меня. Я понимал, что лишаюсь рассудка от любви к этой девушке.

Наконец Дашка так громко вскрикнула, будто я своими действиями причинил ей боль. Хотел прерваться, но она не дала – удержала мою голову, отчаянно подаваясь бедрами навстречу. И вдруг закричала, удивив и меня, и саму себя.

А потом обессиленно упала на подушки. И лежала, подрагивая всем телом и растерянно стирая ладонью пот со своего лба.

– Как ты? – спросил я, нежно сцеловывая капельки пота с ее висков.

– Что это было? – Она словно была все еще где-то не со мной.

– Это только начало, – предупредил я.

И чуть не задохнулся, борясь с притяжением, которое сталкивало наши тела.

– Ярик… – Дашка уже приходила в себя, целуя меня все активнее. – Я хочу тебя. Пожалуйста! Это давно должно было случиться, нельзя больше ждать. Пожалуйста, сделай это!

И она замерла, вдруг почувствовав меня. И снова напряглась, закрыв глаза и закусив от волнения губу.

– Все хорошо, моя девочка! – Я коснулся ее твердой плотью, продолжая целовать. – Я тебя люблю. Скажи, если нужно будет остановиться. Я не хочу причинить тебе боль.

– Нет. Не нужно останавливаться.

Но ей было больно. Как бы медленно, осторожно и плавно я не наполнял ее собой, она все же вскрикнула. Я замер, слушая ее дыхание, и, едва открыла она глаза, продолжил движение. Шепча ласковые слова на ухо, погасил новую вспышку боли. Мысленно ругая себя, обнял ее.

– Все нормально. Пожалуйста… Я хочу этого… – прошептала Даша, поглаживая мою спину.

И я снова вошел в нее, ощущая, что преград больше нет. Наполняя ее собой и давя своей тяжестью. Даша хрипло застонала и притянула меня к себе еще сильнее. Поцеловала горячо и почти отчаянно, будто хотела впитать не только вкус губ, но и мою душу.

Я двигался медленно, стараясь не делать ей больно. Даша шумно дышала. И я запоминал каждое ее движение и жадно вдыхал тонкий и нежный запах ее кожи.

Она выгибала спину от ощущений, а я удерживал свой огонь, любуясь ее эмоциями. Все, что чувствовал, было таким ярким и ясным: ласка, забота, любовь, преданность – прочные нити, которыми мы привязывали себя друг к другу. До последнего сильного толчка, после которого я лег рядом и целовал ее долго и нежно, не желая разорвать наши объятия.

– Даш, я обещаю тебе, – сказал я, приподнимаясь на локте, – это была последняя боль, которую я тебе причинил. Клянусь!

– В твоем распоряжении всего один шанс, – улыбнулась она.

Мое сердце сделало кульбит. Я не облажаюсь!

Поднялся, подхватил Дашку на руки и понес в душ. Аккуратно поставил ее на кафельный пол, включил теплую воду и сам встал рядом.

– Яр, у тебя… – она показала вниз.

– Знаю.

Ее руки инстинктивно прикрывали ладонями упругую грудь. Несмотря на то, что только что было между нами, девушка все еще смущалась собственной наготы, но я собирался сделать все, чтобы изменить это.

– Мы могли бы… – намекнула она, смущенно краснея.

– Нет, тебе нужно отдохнуть, – отверг я ее предложение, – иначе завтра все будет болеть.

Даша встала под струи воды, продолжая коситься на меня:

– Он что, так и будет теперь?

– Все время, пока ты рядом! – Я взял гель для душа и намылил ей плечи и грудь.

Даша опустила руки, позволяя мне любоваться своими округлостями.

– Ты самая красивая на свете, – прошептал я, намыливая ее живот, опускаясь ниже и проводя руками по бедрам.

– Это не так!

– Даже не спорь!

– Ты меня смущаешь…

– Привыкай! – улыбнулся я и поцеловал ее в губы.

Я ждала отца Ярика в коридоре детского хосписа. Ровно в полдень он подошел ко входу и тоскливо оглядел здание, потоптался на месте, словно не решаясь войти внутрь. Тогда я помахала ему рукой в окно, и мужчина сдержанно улыбнулся. Кивнув, он нехотя вошел.

– Давайте сюда куртку. Наденьте халат. Здесь так положено.

Мужчина замер, разглядывая разрисованные детской рукой стены. В его голове будто не умещалось понятие хосписа, в который, как считалось, отправляют умирать, и доносящийся из коридоров детский смех.

Он подошел к стенду с многочисленными фотографиями, на которых были запечатлены дети разных возрастов, наблюдающие с улыбками за аниматорами, ребятишки во время поездок в аквапарк и на концерты, и долго смотрел на них, затем внимательно изучил грамоты, благодарности, детские рисунки и только потом, вздохнув, натянул халат.

– Даша, ты думаешь, что мне точно стоит… – запнулся он, не договорив.

– Знаете, я долго думала об этом, – призналась я. – Через неделю у «Дайверсов» концерт с симфоническим оркестром, я хотела пригласить вас туда. Но это… совсем не то. Самое важное, что сделала музыка в судьбе вашего сына, находится в соседнем зале.

– Хорошо, идем! – кивнул мужчина.

Я отворила дверь, и до нас донеслись печальные звуки фортепиано.

За инструментом сидели двое: Ярослав на круглом стульчике и рядом, в инвалидном кресле, мальчишка – худой, бледный, с серыми кругами под глазами, в белой бандане, прикрывающей лысый череп, и зеленой больничной пижаме. Бровей у парнишки не было, и на изможденном лице выделялись огромные голубые глаза.

Ярик играл «К Элизе» Бетховена, а парнишка просто слушал, улыбаясь побелевшими губами. Слева от фортепиано сидели его родители: отец обнимал мать, и оба с трудом удерживали слезы.

– У него нет сил играть, – объяснила я на ухо мужчине, – поэтому он просто слушает, как Ярик играет.

Мальчишка внимательно следил за движениями пальцев Ярослава, и его собственные пальцы едва ощутимо подрагивали, словно повторяя их.

– Никто не знает, почему, но так бывает, что перед самым концом выдается несколько часов или дней, когда им вдруг становится лучше. Ванечке осталось недолго, но сегодня он может сидеть, может разговаривать, и даже боль отступила, дав ему короткую передышку.

Мужчина прислонился спиной к стене, не решаясь пройти в зал. Он слушал удивительную мелодию, полную печали и надежды, и по его щекам катились слезы.

– Вы должны гордиться им. Ярослав пошел своим путем, и он замечательный человек.

Мелодия стихла, и Ванечка с усилием захлопал в ладоши – почти беззвучно, слабо и глухо. Но на его бледном лице в этот момент было столько счастья и радости, что хватило бы на многие годы.

– Я горжусь! – прошептал отец Ярика, сжав мою руку.

Через пару дней Ванечка умер. Он хотел так немного: просто жить и просто играть любимую музыку. Тяжелый недуг отобрал у него мечту, но подарил нам твердую уверенность, что нужно ценить каждый миг нашей жизни. Любовь, творчество, музыка, вера, семья – у всех свои мечты и ориентиры, главное – всегда оставаться им верным.