… Утром Мария приготовила завтрак, щеголяя в его рубашке, которую Сергей велел ей надеть. Очень ему нравилось, когда девушка по утрам бродила по квартире не в шёлковых своих халатиках, а именно в его рубашках – было в этом что-то… Спонтанно-тревожащее, словно только познакомились, и первая ночь вместе, и нечего ей утром надеть, кроме вчерашней одежды, и кроме его рубашек, висящих в холостяцком шкафу…

Он улыбался, слушая её торопливый щебет, пока она сновала туда-сюда от плиты к столу, и думал, что предложение ей сделал, скорее всего, тот самый паренёк, что вился вокруг неё прошлой весной – слишком уж влюблёнными глазами смотрел он на его девочку. Но – не сейчас. Не сегодня отпустит он её.

Ещё не все страны показал он ей, не на всех «горках мира» покатал. Она должна попробовать на вкус эту жизнь – всю, без прикрас. Только тогда она сможет уйти и жить спокойно – без соблазнов и лишних иллюзий.

А для Марии наступали самые счастливые дни: Сергей вернулся в город, и ближайшие дни планировал быть дома, быть с ней. Она предупредила родителей, и снова обосновалась в его квартире на Невском. До работы добираться отсюда было гораздо сложнее – приходилось делать целых две пересадки, но это казалось ничтожным по сравнению с ночами, полными дыхания и запаха Хозяина. Она вдыхала аромат его тепла и туалетной воды полной грудью, не в силах надышаться и вобрать в себя этот запах, дурманящий и сводящий с ума.

Вечерами Сергей выдумывал новые и новые «развлечения» для них обоих. Однажды он наказал её, поставив на карандаши у своих ног, а сам устроился на диване перед телевизором – показывали его любимую комедию.

Вообще наказывал он свою сабочку довольно часто – Мария была дерзка и непослушно-весела в своих шутках, особенно когда Сергей был в отъезде. Наивно полагая, что ко времени встречи провинности и оплошности будут забыты, или, на худой конец – наказание будет более мягким, чем «под горячую руку». Но Сергей помнил всё, и Мария не раз в этом убеждалась. Правда, наказывал он её больше в воспитательных целях, такие порки, как накануне вечером, случались крайне редко.

Тогда, поставив её на карандаши, Сергей велел поднять прямые руки, вытянув их параллельно полу и согнуть в локтях.

- А теперь сожми пальцами свои соски и крути их, - без тени улыбки проговорил он и откинулся на спинку дивана. Сергей продержал её в таком положении почти до середины фильма, пока она уже не взмолилась и не начала клятвенно уверять его, что «всё поняла и больше этого не повторится. Никогда».

«И как только он мог услышать это? – чертыхалась девушка про себя, вспоминая сорвавшееся с губ её «да не пошли бы Вы…», когда Сергей вёз её тем вечером после работы домой и изводил, с неизменной улыбкой на губах, разговорами о новой сотруднице, которая «так и строит глазки, да так и норовит юбку покороче нацепить». Мария была до жути ревнивой собственницей: то, с кем проводит время Сергей, когда живёт без неё и мотается по командировкам – девушку мало заботило. Тут срабатывал принцип «меньше знаешь – крепче спишь». Но вот когда Сергей, зная о её патологической ревности, начинал с явным удовольствием рассказывать о вот таких вот «девушках-вертихвостках» - как называла их и в глаза и про себя Мария, она просто закипала от негодования. Ну и не сдержалась. Ну и ляпнула. Вернее, пробормотала себе под нос. Но – как? Как он мог услышать-то это бормотание?!? И главное – разобрать слова! И ведь понятно – сам же спровоцировал её на подобное… Видимо, решил, что давно не дрессировал – и девочка заскучала. А может, готовит её к чему-то? – закралась неожиданная мысль тогда, больно кольнув в груди. Но Мария тут же прогнала её прочь: бурное примирение после тех карандашей прямо там, перед экраном телевизора, развеяло все сомнения: ни к чему он её не готовит. Никуда не собирается уходить. Просто испытывает на прочность, ну и лишний повод для дрессировки – почему нет?

… Восьмое марта в этом году выпадало на воскресенье, поэтому в поликлинике решили собраться отметить заранее, ещё в пятницу, договорившись сходить снова в ближайшее, уже полюбившееся всем кафе.

Сергей среди недели уехал в Иркутск со Славкой – посмотреть его приобретение и развеяться.

В пятницу, ближе к вечеру, Мария отправило несчётное количество сообщений Сергею с фотоотчётами внешнего вида. Он, придирчиво разглядывая каждый вариант, менял то юбку, то шарфик, то туфли. Наконец внешний вид девушки его вполне устроил, и Сергей позволил идти на вечеринку. Пообещав к часу ночи прислать за ней водителя.

У Сергея, в далёком Иркутске, была уже ночь, когда Мария вышла из дома, в предвкушении весёлой вечеринки. Там её ждали подруги, ставшие уже близкими за прошедший год, ждал Стас – с неизменно влюблённым взглядом, и шумное веселье, посвящённое наступающему празднику.

В кафе было много музыки, танцев, и – шампанского, щедро подливаемого парнями в бокалы девушек. Мария веселилась от души, спокойная и уверенная, что Сергей знает, где она, с кем она, да и сам уже видит десятый сон, и точно не станет искать её, если вдруг что.

… Ровно в час ночи, как и было велено, Мария вышла на крыльцо. Окинув взглядом освещённую улицу около кафе, заметила припаркованный недалеко от входа автомобиль Сергея. За рулём сидел Пётр, дожидаясь девушку.

Достав пачку сигарет, Мария привычно подкурила, и неспешно начала спускаться по ступенькам крыльца вниз. Сергей, конечно, не запрещал ей курить, но и особой радости не проявлял, видя девушку с сигаретой. Поэтому Мария старалась курить где-нибудь без него, стараясь не злить его лишний раз.

Погруженная в свои мысли, Мария медленно спустилась с лестницы и шагнула на асфальт, звонко цокая тонкими шпильками на сапожках.

Внезапно рядом с девушкой буквально из-под земли появились довольно крепкие «ребята». То, что произошло в следующее мгновение – ошарашило девушку и просто лишило дара речи. Заломив руки, довольно грубо надавили на шею, опустив голову вниз и тут же закрыли рот ладонью – так, что при всём желании Мария бы и пикнуть не успела.

По бокам, за спиной, обступив девушку плотным кольцом, парни увлекли её в противоположную от машины сторону. Слабая надежда на то, что Пётр видел, как она вышла из кафе и что случилось потом рухнула, как только они скрылись в ближайшей подворотне, и Мария услышала грубые окрики со всех сторон:

- Рот закрой!

- Не рыпайся!

- Живой останешься – позабавимся и отпустим! – окрики внезапно перешли в насмешки, но Марию уже трясло так, что слова она слышала через раз, и лишь могла послушно молча стоять, пока чужие мужские руки вставляли в рот кляп, держали крепко за руки и связывали ноги. И, легко подхватив девушку, кто-то буквально впихнул её в багажник стоящего здесь автомобиля.

Почти сразу машина сорвалась с места и резво помчалась куда-то.

В кромешной тьме девушку обуяла настоящая паника: кто? Куда? Зачем? Что с ней собираются сделать? В безотчётном порыве Мария закричала изо всех сил, но из горла вырвались лишь сдавленные хрипы – кляп надёжно перекрывал все звуки. Слёзы градом потекли по щекам девушки, горячими потоками смывая заботливо нанесённую совсем недавно сиреневую, в тон блузке, тушь.

Внезапно Мария поняла, что хочет в туалет. Выпитое шампанское дало о себе знать в самый неподходящий момент, подступив тошнотой к горлу и наполнив, казалось, до краёв мочевой пузырь.

Буквально взвыв от бессилия и страха, Мария потеряла счёт времени и думала сейчас только об одном: куда её везут и как из этого всего теперь выбираться.

В какой-то момент машина заметно сбавила скорость и остановилась совсем. Приехали. Вздрогнув всем телом, Мария зажмурилась от яркого света, ударившего ей в глаза, едва открылся багажник. Те же грубые, чужие руки вытащили её из машины, буквально швырнув на пол. Треснул, надломившись, каблук, а её уже под руки тащат куда-то.

Глянув беглым взглядом по сторонам, Мария обомлела: стройка! Настоящая, реальная стройка, с замершими на предстоящие праздники стрелами башенных кранов и бульдозерами, ещё утром, по-видимому, копавших котлованы…

Какие-то грязные мужики, сидящие на таких же грязных, наспех сколоченных лавках, чужая речь, цоканье языками, плотоядные взгляды на неё со всех сторон – Марию била, не прекращаясь, крупная дрожь: куда она попала?…

Строящееся здание высотки. Тёмная лестница вверх. Её тащат, покрывая матом, но – не бьют. Пока ещё - не бьют, и на том спасибо – мелькает спасительная мысль, но вот уже её выводят на этаж. Тут – темнота. Ни одной лампочки, только блеклый свет ночного города просачивается в пустой ещё проём окна. И – запахи. Кругом – чужие запахи. Битого кирпича, сырого цемента, пыли, и ещё чего-то: тяжёлая, мерзкая смесь запахов нежилого помещения.

Посередине комнаты стол – грубо сколоченный, грязный, заляпанный известью и побелкой монтажный стол. Легко подхватив девушку, парни резво привязывают её к столу: один – руки, другой – ноги, и на голову натягивают холщёвый мешок, будто в этой тьме она сможет кого-то рассмотреть и тем более – запомнить…

- Негоже девочкам одним гулять и задницей вертеть без сопровождения! – внезапно раздаётся у Марии над головой спокойный, слащавый голос, и обладатель этого голоса проводит по её груди рукой, раздвигая полы шубки, наброшенной на плечи: выйдя из кафе, она даже не подумала застегнуться, видя машину Петра и направляясь к ней уверенной походкой. А рука уже сжимает грудь, стянутую бюстгальтером под шёлковой тканью блузки, заставляя Марию дёргаться и извиваться на столе, в тщетной попытке сбросить эту руку.

А голос невозмутимо продолжает:

- Довертелась. Теперь обслужишь наших работников – всеми своими рабочими дырками. Понятно? – голос вдруг стал жёстким и произносимые слова – отрывистыми, - Будешь послушной - уйдёшь на своих ногах. Сопротивляться начнёшь – вперёд ногами, но – после того, как всех удовлетворишь… - Марию скрутило от вновь подступившей к горлу тошноты, и она глухо застонала, моля всех богов, чтобы ЭТО скорее закончилось. Сколько их? Двое? Трое? Долго это продолжаться не сможет, и совсем скоро её уже отпустят…