— Ласкай себя. Я хочу посмотреть, — раздался хриплый голос над моим ухом. Уговаривать меня не пришлось. Я легла на стол. Раскинула ноги. Бесстыдно гладила себя, возя нетерпеливо попой по глади столешницы. Дышала рвано и ждала. Когда же. Ну! Он, наконец, сжалился и вошел в меня. Да-да-да! Я, на спазме, сжала мышцы внутри, и он, застонав, бурно кончил. Следом за мной. Причем, мы оба знали. Это — не предел.

— Девочка моя, — шептал он мне в спину уже в спальне, принеся в постель на руках. Вгоняя себя раз за разом в мое жадное нутро. Я обхватывала его всего, втягивала внутрь. Ничего не существовало для меня. Кроме этого горячего, единственного человека.

— Да! Да! — стонала я и сама верила в это.

— Никому! Никто! — он целовал меня везде. Повторил раз сто. До одури. До изнеможения. Заснул мгновенно, даже не отъединившись. В плотном кольце этих сильных рук хотелось верить в счастье.


— Что это? — спросил он утром. Зашел ко мне в ванную и ткнул пальцем. Действительно, внизу живота темнел синяк, подозрительно смахивающий на засос.

— У самого себя спроси, — отмахнулась я и стала вытирать голову полотенцем. Удар ногой в зад. Я улетела в стену. Решетка полотенцесушителя не позволила мне разбить лицо. Пришлась ровно по соскам на груди. Боль в них на миг заглушила рвущий сознание ад спины. Потом они объединились и перекрыли дыхание. Так ведь не до конца. Он жестко схватил мое запястье, развернул к себе и коротко сунул поддых. Вот теперь дышать стало нечем. Я глотала воздух, но тот не желал проникать в легкие. Я открывала и закрывала рот. Как рыба. Стала оседать на пол. Слезы не давали толком раздышаться. Ужас от внезапной, быстрой мысли, что так останется навсегда, накрыл меня. Мое бедное, ни за что обиженное, оскорбленное. Тело непроизвольно сжималось. Скорчивалось. Хотело спрятаться и исчезнуть. Господи, как больно.

— Ты шлюха! Повтори: я шлюха! — прошипел он белыми губами мне в самое лицо. Я только помотала отрицательно головой. Не могла ничего сказать. Зачем я пила вчера? Знала же, что этим закончится. Сама виновата. Он схватил меня за волосы и отвел кулак для удара, метя в лицо. Глянул в глаза и опомнился. Разжал пальцы и вышел, хлопнув дверью.

— Я не шлюха! Мне просто пить нельзя, — прошептала я в закрытую дверь. На самом деле, этот отвратительный фокус моего тела случался далеко не с каждым мужиком рядом. Но в этом варианте работал безотказно. Он проверял это регулярно. Не всегда так кошмарно. Последний раз. Крайний. Две недели назад. Я болтала и улыбалась мальчишкам из автосалона. Куда мы пришли на тест-драйв. Не знаю, что завело его сильнее. Моя болтовня или прилюдный отказ прокатиться на пафосной машине. Получила потом по морде и нынешнюю шубу впридачу. Слезы текли. Надо собрать себя в кучу. Не вечность же валяться на полу в этой гребаной ванной.

Дверь отворилась. Не глядя мне в глаза, он поднял аккуратно мое страдающее тело с пола. Надел ярко-желтый халат, мягкий и теплый. Специально для меня купленный. Сам выбирал. Из Столицы в подарок припер. Присел передо мной на корточки. Своими руками обул мои ноги в смешные тапочки. Тоже желтенькие, с цыплячьими красными клювами и лапками. Обнял за плечи и повел вниз по лестнице в столовую. На второй ступеньке передумал. Развернулся и направился в спальню. Там долго целовал синяки, расслаблял и гладил.

— Прости. Прости…

Потом осторожно трахал, всматриваясь в лицо внимательно и несчастно. Я сразу спрятала глаза под веки. Ничего не чувствовала. Только боль в избитой мне. И неприятный запах мужского возбужденного тела. Туда-сюда. Хлюп-хлюп. Чмок-чмок. Мошонка шлепает мокро по коже. Небритый подбородок корябается. Белый потолок безупречен. Туда-сюда. Хлюп-хлюп. Чмок-чмок. Сымитировала оргазм в финале. Поверил, не поверил? За вранье я не получала от него ни разу. Только за правду.

Когда свалил по делам, натянула поверх пижамы плед и вышла в сад. Собака скребла тяжелой лапой металл двери. Снег весело сыпал на тряпки пальм. Конец марта. Кому сказать — не поверят. Субтропики, мать их! Вечно в Империи все с ног на голову.

Глава 3. Кристина

— Вот. Возьми. Здесь пять тысяч. Мало. Но хоть что-то. В Лучший Город Земли не езжай. Там дорого все и мужиков много. Что-то они видят в тебе, не пойму. Ладно. Моя сестра Каринэ примет тебя, — я получила телефон, адрес и заверения в абсолютной безопасности. Я давно поняла. Уже два месяца как. Смотри в глаза людям. Слушай сердцем. Услышишь, что и как. Не обманывайся. И тебя не обманут. Тетя Наринэ перекрестила меня на прощание. Черный пес нехотя убрал бородатую морду за калитку. Глянул блестящим грустным глазом, упрекая. Мой мучитель спозаранок улетел к матери в Столицу. Я вышла на трассу. Не оглянулась.


Маршрутка лихо неслась по петлям дороги, забирая выше в горы. Скоро они ушли, скрывшись в густом тумане. Есть что-то в этом пейзаже, не постижимое для меня. Не доступное мне. Слишком много шику, сказал известный персонаж.

Горы. Да. Дыхание спирало, когда я видела этот, пропадающий в белом мир. Утро свежее. Пронзительно раннее. Доброе солнышко еще не успело, как следует, заглянуть сюда. Водитель знал дорогу на уровне крови, скорость не снижал. Пассажиров синхронно таскало вправо-влево на поворотах. Женщину напротив стало откровенно укачивать. Старушка на переднем сиденье протянула несчастной пакет. Тут микроавтобус встал, как пень. Я навалилась на старушку.

— Выйди, я подожду, — сказал маршрутчик. Женщина, сунув лицо в пакет, вылезла наружу.

— Поменяйся с ней местами, девочка. Ты молодая. Видишь, человеку плохо, — сказала бабушка. Не сомневалась, что я послушаюсь. Здесь, в этом благословенном краю, слушаться старших — это нормально. Я пересела. Женщина с бледным лицом благодарно улыбнулась мне. Полетели дальше.

Автобус притормозил у первого приморского городка. Я вышла. Не все ли равно, где жить? Тому, кто захочет разыскать меня, какая, нафиг, разница: первый городок или сто первый. Найдет, если будет желание. Небольшая площадь неспешно оживала. Тянуло дымом из просыпающихся мангалов.

— В гости приехала?

Я обернулась. Та самая тетя, которой я уступила место, стояла рядом. Хорошо за сорок. Полная. Добротная теплая куртка, черная. Черные брюки и ботинки. Черная сумка с золотой пряжкой, подделка под известный бренд. Белый пуховой платок. Оттеняет смугловатую кожу с оливковым оттенком.

— Нет. Работать, — призналась. Зачем врать? Она смерила мою фигуру любопытными карими глазами. Доходила своим платком мне едва до подбородка.

— Интересно, кем?

— Мне все равно, — я чувствовала себя неловко под этим изучающим взглядом. Засунула руки в сиреневых трикотажных перчатках глубже в карманы белого пуховика. Слишком теплого для здешней погоды. Конечно, я же приехала в нем из промозглого, вечно рыдающего дождем севера. Зачем-то покачалась с носков на пятки. Ботинки на толстой рифленой подошве не желали сгибаться. Покачнулась, чуть не упала. Вышло глупо, по-детски.

— До начала сезона еще пять, а то и шесть недель. Делать-то, что умеешь? — не уходила женщина.

— Не знаю. Ничего, наверное, — призналась я.

— Паспорт у тебя есть? — она все так же продолжала разглядывать меня в подробностях.

— Есть. А вам зачем? — поневоле насторожилась я.

— А вдруг ты из дома убежала? Или от мужа прячешься. Мне неприятности не нужны. Давай, — женщина решительно протянула ко мне руку. Глядела чуть выпуклыми глазами непонятно. Я вытащила паспорт из внутреннего кармана пуховика и отдала ей.

— Первое правило: никогда никому не давай документ в руки. Даже ментам. Только после того, как они сами корочку покажут, — проглядывая страницы, заявила неожиданная советчица. Сверила мое лицо с фотографией. Кивнула и отдала паспорт назад. Я быстро засунула его в безопасный внутренний карман.

— Привет, Лола! Добро пожаловать на Кавказ, — женщина заулыбалась. — Меня зовут Кристина. Пошли со мной, раз тебе все равно, куда идти. Как погода в Северной Столице?

Глава 4. Два месяца назад. Андрей

— Зря ты ему не дала. Кусок от тебя отвалился бы, что ли? — сочувствие моего одногруппника, как обычно, носило своеобразный характер. Мы курили, стоя у открытого окна в дальнем конце коридора. Десятый этаж.

Он стоял рядом, касаясь бедром моего колена. Я спрыгнула с подоконника. Не хотела находиться так близко. Второй час ночи. Надо спускаться к себе на седьмой. Чует моя попа. Сейчас целоваться полезет. И точно. Обнял жесткими руками. Прижался всем своим к моему пупку под тонким платьем.

— Отстань, — я уперлась руками в рвано дышащую грудь. Держит, гад. Не отдерешь. Лезет мокрыми губами в лицо.

— Отвали, а то заору. Всех подниму, — я не стала рассусоливать. Пошел нафиг!

Вовка демонстративно развел руки в стороны. Стоял на проходе. Губы кривил в усмешке. Нижняя предательски дрожала, никак не хотела улыбаться. Давно мечтал поймать. Еще с прошлого сентября.

— Ладно-ладно! Я больше не буду. Не уходи, — договаривал он мне уже в спину. Уходила быстрым шагом к лестнице.

Я вошла в свою комнату.

— Свет не включай, — раздался из глубины светкин голос. Ясно. Быстро стянула платье через голову и залезла в кровать. Накрылась с головой. Но звуки чужой любви все равно лезли в уши и тело. Стало жарко в ногах, потом выше. Вот гадство! Я засунула голову под подушку. Тум-тум-тум. Стучали ножки кровати о пол. Тум-тум-тум. Отвечало им мое бедное сердце. Я не выдержала. Схватила платье и вышла в коридор. Дверью хлопнула.

— Ого! — услышала. Два часа. Кому не спится в ночь глухую? Натянула быстро платье через голову.

— Так, конечно, хорошо. Но было — просто чудесно, — мужской голос улыбался. Я обернулась.

Темно-русые волосы. Синие глаза. Светлые губы. Черные боксеры с белой надписью на резинке. Босиком. Горячая волна пошла от затылка вниз. В центр.