— Каша? — изумилась я, глядя на дымящееся варево перед собой. Из овсянки торчал откровенно изюм и другие цукаты-орехи. — С молоком?

— И с сахаром. С белым хлебом и сливочным маслом. Ты похудела, золотце мое, за эти две недели, что я тебя не видел. Одними сигаретами питаешься пополам со спермой? — прикололся доктор. Смотрел внимательно ореховыми глазами.

— Да, — я осторожно попробовала кашу. Вкусно. Чересчур сладко.

— Ничего рассказать не хочешь? — полувопросительно сказал Егор. Без надежды. Молодец.

Я умоляюще посмотрела в красивые глаза. Принялась за еду. Он вздохнул и смирился на время.

— Бригита шлет тебе привет. Вот он.

Большой пластиковый пакет от известного магазина. Упаковка разноцветных трусов с названиями дней недели. Пачка таких же носков. Маечки разного калибра и расцветки. Пижама в винни-пухах в финале. Бри! Ты супер! Так передать привет способна только старшая подруга. От сердца к сердцу. От кожи к коже. Я смеялась до слез. И от умиления тоже.

— Как ей это в голову пришло? Не понимаю, — мужчина слегка растерянно глядел на гору полудетского трикотажа. Даже прикоснуться побаивался. Отодвинулся со своей чашкой кофе от опасностей белья подальше.

— Ну как же ты не понимаешь, дурачок! Я вечно в твоем доме хожу голая, как обезьяна. Бри позаботилась обо мне, трусов прислала, — смеялась я радостно. Отодвинула от себя полупустую тарелку. — Не могу больше. Спасибо.

— Ты называешь ее Бри? — спросил Егор. Удивился.

— Да, — я взяла чашку и вышла в сад. Птички пели. Врунья-кукушка как не улетала. Ветер с моря. Бергамот. О!

Подошла к краю прямого участка садовой террасы. Соседняя вилла темнела крышей у подножья горы, как на ладони. Забытый венский стул на буковых досках открытой веранды. Пусто, окна заперты белыми ребрами жалюзи. Почудилось.

Егор возник неслышно сзади. Обнял.

— Нет никого дома, — пробормотала я тихо.

— Генерал только что уехал, — ответил чуткий на ухо Егор.

— Надо бежать, — я отодвинулась, понимая, что разговаривать придется. Лучше — потом. Как-нибудь… Пошла в дом.

— Бежать, бежать. Опять ты бежишь. Мне не нравятся круги у тебя под глазами. Худоба. Когда ты последний раз была у врача? — он стоял у дверей. Смотрел, как я натягиваю вчерашнюю одежду.

— У врача? Только что, — ухмыльнулась в серьезное лицо.

Он взял меня за руку. Остановил. Не принял шутки.

— Лола, скажи, что мне сделать или сказать для того, чтобы ты пришла ко мне в клинику на медосмотр? У меня работают прекрасные специалисты. Отвечай.

— Боишься, нет ли у меня какой-нибудь заразы вроде гепатита или СПИДа? За гигиену борешься? — усмехнулась я. Не вырывалась. Ждала, когда он закончит.

— Ты похудела с прошлой нашей встречи на два килограмма, как минимум. Я это и без весов могу определить. Мои пальцы на твоем запястье раньше сходились так, а теперь вот так, — доктор показал как. — При твоей конституции это слишком много…

— Как ты думаешь, он сможет отобрать Кирюшу у Кристины? — перебила я о главном для себя.

Егор помолчал.

— Я не знаю законов и ситуации, но у меня, как у всякого нормального человека, есть юрист. Меняю медосмотр на консультацию. Идет? — он улыбнулся, наконец. Смотрел грустным взрослым дядей на неразумную меня.

— Идет, — я разрешила обнять себя и целовать.


Егор хотел меня отвезти обратно, но я не позволила. Отказалась. Эти два километра вниз. Одно из лучших удовольствий доступных мне здесь. Свет. Солнце. Море. Небо. Дорога и свобода. Хочется расправить крылья и улететь. Шорох шин. Тормоза.

— Привет.

Я открыла глаза. Такси. Андрей.

— Садись, подвезу.

— Нет, — я, не останавливаясь, пошла дальше.

Желтая машина обогнала меня и скрылась за поворотом.

Он ждал меня в старом кресле Кристины на ресепшене. Положил длинные ноги на низкий подоконник и листал небрежно древний глянцевый журнал.

— Доброе утро! — сказала я новым постояльцам с Севера, уже спешащим на пляж.

— Доброе, доброе, — покивали они, таща матрасы, круги и детей к верному морю.

— Привет! — чмокнул меня в щеку нахал Давид, выходя из общей кухни, где уже гремели кастрюлями мамаши семейств. — Видок у тебя еще тот.

Хотела треснуть его по плечу. Увернулся и сунулся в другую щеку:

— Папаша Кирюхи приперся ни свет, ни заря. Что ему надо, козлу?

— Вот сейчас и узнаем, — я не успела обернуться.

— У меня нет чистых носков и трусов, — секретно, но так, что слышали все, объявил Кирюша. Пижама мокрая на животе. Зубная паста в уголке рта. Подбежал ко мне. Я присела. Он важно ткнулся губами мне в щеку. Мята и ни с чем несравнимый детский запах. Пепа, не рискуя громко лаять, чихала и фыркала, прыгала вокруг нас, зависая на задних лапах.

— Доброе утро, хороший мой. Ты в сушилке смотрел?

— Там высоко, мне не достать. Привет, Андрей! — ребенок и собака бросили меня тут же. — Ты пришел!

— Привет, Кир. Я же обещал, — Андрей встал, и мужчины обменялись рукопожатиями. Пепа тонкими лапками скреблась по джинсам старшего. На руки просилась. Предательница.

— Как похожи, сука! — высказал мою мысль из-за спины Давид.

Одно лицо. Отец и сын. Как я раньше не замечала? В другое место смотрела. Точно.

Вся улица вышла поглядеть, как мы идем в детский сад. Весь городок. Кирилл важно вел нас сквозь строй глаз и приветствий. Всем показывал отца. Гордился. Ольга Петровна ждала нас у калитки детского садика. Всеобщее любопытство не миновало эту строгую женщину. Окинула мужчину профессиональным взглядом. Не улыбнулась. Только если чуть. Одними глазами. Видела по жизни разные чудеса. Хорошие, в основном, в кино.

— До вечера, — кивнула мне и захлопнула калитку.

— Нам надо поговорить, — сказал Андрей.

Я промолчала. Что, правда, то, правда. Надо. Какую только правду я могу рассказать? Я и так уже лоханулась с тестом. Хотя, эта глупая баба Лариса могла его сделать и без моего согласия. Ладно.

Мы сели в пустом, по раннему времени, кафе на берегу. Море. Манило меня. Звало смыть похмелье и вчерашнюю любовь. Я физически страдала по его очищающим объятиям вокруг себя.

— Я окунусь. Я быстро, — не дожидаясь ответа, я ушла. На Андрея не посмотрела еще ни разу. Трусила.

Ночной шторм пригнал мусор к мелкой гальке пляжа. Щепки, дохлые мальки, пластик, всякая гадость. Я сняла сарафан и перешагнула через обломки вчерашнего дня. Сделала пару больших шагов и ушла под воду с головой. Долго плавала. Не хотела возвращаться назад. Но навечно зависнуть в море не получится. Живым еще пока не удавалось. Я устала, замерзла и протрезвела. Пора.

— Я уже хотел тебя спасать, — Андрей стоял возле моей одежды. Смотрел, как я иду к нему. Мокрая, в черном белье, которое врядли могло сойти за купальник.

— Полотенца нет, — сказал он, глядя, как я невольно дрожу под ранним солнцем. Снял рубаху и подал на вытянутой руке. Я отказалась. Надела на мокрое тело сарафан. Отвернулась. Стянула из-под юбки трусы, лифчик через бретели платья. Выжала, сунула в карман и пошла обратно к столу кафешки.

Подошла молоденькая официантка, заспанная и очевидно зацелованная с ночи. Напомнила мне меня. Я осторожно потрогала языком свои губы. Больно. Морская соль щипала кожу немилосердно, добавляя яркой бесстыдной красноты.

— Скажи, ты нарочно это делаешь? — спросил Андрей, когда девушка ушла.

— Что? — я смотрела, как ребята, приятели Айка, притащили из сарая здоровенный резиновый банан. Потом другие известные пляжные увеселения.

— Плаваешь, раздеваешься при мне, губы облизываешь. Чего ты добиваешься? — его голос не улыбался. Я не смотрела в ту сторону.

— Нет.

— Это уже сотое по счету нет, которое я слышу от тебя. Не переживай, я тебя насиловать не собираюсь. Нет, так нет. Нет и не надо. Ты сестра Ларисы?

— Нет.

— Другие слова знаешь?

— Да, — я повернула к нему лицо.

Холод и даже презрение в серых глазах. Так Кирюша смотрит на манную кашу и на нянечку в детском саду, которая жалуется мне сердито на то, что он отказывается есть сладкую размазню. Очень похоже. Я улыбнулась, не удержавшись. Зрачки напротив потемнели, расширились. Андрей шумно выдохнул:

— Прекрати.

Я отвернулась. Но улыбка сама лезла наружу. Как там у него в штанах? Горячо, или я ничего в этом не понимаю. Зверь во мне поднял голову и принюхался. Кыш!

— Вот ты стерва, — тихий, не злой, знакомый до иголок в пальцах ног, голос. Этого еще не хватало. Говори, Лола, быстрей. Иначе, кто знает, чем все закончится.

— Настоящий опекун Кирюши…

Я рассказала про больную Кристину, про то, как она воспитала мальчика и как сильно любит. Про ее больное сердце. Про веселых шалав, его прямых родственниц. Про опекунство. Про свое вранье о том, какая я им всем родня, говорить не стала. Незачем.

— Ясно, — после паузы проговорил Андрей. Смотрел прямо перед собой. Сидел свободно в кресле. Сильные руки скрещены на груди, нога на ноге. Замок. Дурнотная тяга между нами таяла. Уползала знакомым зверем вглубь. Я тихо выдохнула. — Ладно. Я подумаю над тем, что ты мне рассказала. Теперь…

— Доброе утро!

Я чуть не подскочила от неожиданности. Саша стоял возле облезлого пластика стола.

— Доброе, — Андрей с дежурной улыбкой смотрел на мужчину, так бесцеремонно влезшего в его слова.

— Не помешаю? — Саша уже разворачивал к нашему столу свободный стул.

— Извини, приятель. У нас серьезный разговор. Подожди в сторонке. Мы не долго, — жестко остановил его голос Андрея.

Саша застыл на секунду. Выпрямился.

— Лола, я жду тебя в машине возле отеля, — рука с грохотом вернула неповинный стул на место. Ушел.