Кирилл не издал ни звука. Смотрел на меня исподлобья светлыми отцовскими глазами. Я выпрямилась и отвернулась. Кирилл обнял меня сзади. Крепко, что было сил. Какой он сильный. Больно!

— Ай! — вскрикнула я. Притворно, но только наполовину. — Больно-больно-больно!

— Ты что творишь, пацан! — кинулся на мою защиту Давид. — Руки убери от моей девушки!

Он подмигнул мне мимоходом, пытаясь отцепить от меня мальчишку.

— Это моя Лола, пацан! Сам руки убери! — бился, как бешеный Кир. Выворачивался отчаянно, зло. Сражался.

— Все-все-все, — я изловчилась и подхватила ребенка на руки. Осела тут же под тяжестью на кровать. Вспомнила почему-то, как нес меня по больничным дорожкам Гуров. Прижала к себе, дождалась, когда успокоится. — Можно я тебя поцелую?

— Можно, — снисходительный ответ. И дальше тихо, на ухо, только мне. — Правда, что ты заболела от того, что скучала по мне? Мне так Кристина сказала.

— Правда, — я улыбнулась сквозь слезы. Мудрость, тепло и верность. Как же мне повезло, боже мой.

Пепка тихо попискивала, зажатая между мной и Кирюшей. Успевала пролезать горячим языком по нашим счастливым лицам.

Глава 28

— При какой болезни так худеют? Это заразно? У тебя наверняка рак, просто врачи скрывают, — рассуждала добрая душа Лариса, сидя на диванчике в холле лучшей гостиницы земли. По моей личной версии. Ее поразительно острый сегодня мозг не смог остановиться на достигнутом. — Слушай, может быть, это инфекция? Плюнь в мой стакан, я хочу заразиться. Нажрала еще два кила, ни в одно платье не влезаю.

— Какая инфекция? Ни одна бактерия в тебе не выживет. Отравится винищем, которое у тебя давно вместо крови бултыхается. Оставь девочку в покое. Зачем явилась? — Кристина поставила передо мной на стол ресепшена стакан молока и булочку с творогом. Кормит меня шесть раз в день строго по часам. Два килограмма в плюсе на весах. Как у моей чуткой родственницы. На одежде это пока никак не отражается. И в зеркале тоже.

— Андрюха звонил с каких-то островов. Сказал, что бабки для Кирки перевел. Правда или пи…т? — Лариса, не раздумывая, протянула руку к моей булке. Я быстро отодвинула тарелку, чуть не пролив молоко. Противно.

— Тебе-то, что за печаль? — Криста жестко смотрела на нее, уставив руки в бока.

— Интересно. Он ведь так и не доехал бумажки на Кирюху оформлять. Что-то его задержало…

— Может быть, трое детей, а может быть, директор школы, — пробормотала я слова известной песенки.

— Все у нас с ним в порядке. Тебя не касается. Тебе-то он зачем звонил? — Кристина отвернулась и стала собирать забытые постояльцами вещи. Полотенца, резиновые тапки и детские игрушки. Складывала в большую низкую корзину у входа. Найдут там завтра утром, что кто потерял. Ответ мамаши Кирилла ее мало занимал.

— Я сама удивилась, когда голос его в трубке услышала. Сказал, что вернется из похода и навестит Кирку. Привет моей сеструхе передал. С чего бы? Никогда у него с Ленкой ничего не было. Только со мной. Ну, еще с Катькой, соседкой. Или с Галкой? Или с обеими? Не помню.

Это да. Кто ж всех его подружек упомнить в состоянии? Я жевала мягчайше-свежайшую булочку, проталкивая в горло прохладным молоком. Надо есть.

Прибежал Кирюша из соседнего заведения. Сразу залез ко мне на колени. Обнял. Пепа давно и безотрывно сидела в моем кресле у бедра. Стерегла, не уставая ни на миг. Я дома.

— Папаша твой обещался приехать, — сообщила Лариса. Глядела на сына и радовалась. Обнимать не пыталась. Знала, что в руки к ней не пойдет.

Потрясающая дура! Парень ждет его каждый день, чуть на дорогу не выскакивает. Месяц назад еще грозился нарисоваться, морячок. Кинул ребенка, гад. И эта не лучше: промолчала бы, шалава.

— Ура! — мальчик спрыгнул с меня. — Когда? Он сказал, когда?

Я ушла от них в кухню. Якобы налить еще молока. Меня никто там не тревожил. Боялись спугнуть.

— Стелла передала для тебя домашнего кролика. Я приготовила его в сметане. Сьешь кусочек? — Криста подошла ко мне сзади и обняла.

Я уже перестала кутать себя в теплые вещи в жарком воздухе щедрого августа, но чужие прикосновения выносила с трудом. Терпела. Даже любимые руки. Только ребенок и собака не тяготили. Пахли хорошо. Кивнула. Кристина ведь старалась. Для меня. Профессорская химия держала надежно. Айк беспощадно следил всякий раз, чтобы я честно глотала таблетки. Как обещал. Я слушалась, старалась есть еду и не реветь. По странным иногда поводам. Как сейчас, например.

— Лолочка, хорошая моя. Можно я расскажу? — добрая женщина аккуратно поставила передо мной тарелку с кусочком мяса в белом соусе. Еще одну рядом с запеченным в кожуре картофелем. Дым и хмели-сунели. Нет. Я не смогу это проглотить. Села честно за стол. Кивнула без интереса.

— Тебе звонили. Я не стала звать, ты только заснула днем. Наверное, надо было? — Криста села напротив, подперев рукой доброе лицо. Снова серовато-осунувшееся. Красотки мы с ней, ничего не скажешь.

— Ну, их всех, дорогая, к известной матери, — улыбнулась я, беря в руку вилку и нож, как минер провода. Красный или синий? Есть или нет? Или взорвется?

— Звонил Георгий Аркадьевич. Справлялся о нашем здоровье. Моем и твоем. Спрашивал, не надо ли чего. Я ответила, что у нас все есть…

— Про меня он откуда узнал? — перебила я. Видеть его не хотела. Но интересно.

— Не знаю. Ребята, наверное, рассказали. Он наезжал в караоке пару раз, когда ты ушла от нас. И на этой неделе тоже. Давид сказал ему, что ты болеешь и никого не хочешь видеть, — Криста встала со стула, подошла к плите. Там что-то готовилось. Какая-то еда. Вечный кавказский мотив.

Молодец, Давидик. Прикрывает меня всегда и всюду. Его братья тоже на страже.

— Звонил Лев Иванович, — Женщина сделала паузу. Спина застыла, но не повернулась.

— Кто? — я придурилась, будто не знаю. Кто это и зачем.

— Это он позвонил мне две недели назад и все рассказал о тебе. Сказал, что ты заболела. Просто сообщил, где ты. Я сразу поняла по его тону, что надо ехать, выручать. Он хотел узнать, как твое здоровье. Хороший голос, мужской, — Криста вдруг обернулась и посмотрела на меня. Лукаво и остро.

— Не смотри на меня так, — я смутилась и даже руку подняла, прикрывая лицо.

— Ты бы телефон себе завела, что ли. Сделала из меня секретаршу, — засмеялась женщина.

Я слопала кусок кролика, не заметив. И картошку, почти всю. Вкусно. Видеть Гурова мне не хотелось. Не готова пока. Но его настойчивая забота прошлась знакомым теплом по отмирающей мне. Ну, вот и дождалась. Мое личное животное явно вспомнило, что оно живо. Кушать тоже хочет. Или жрать?

Гроза. Грохочет беспардонно, пугая Пепу кривыми линейками вспышек и резким, близким ударом. Словно в крышу дома метит. Для второй половины августа — это нормально.

Падал инжир с мягким шлепом, сдаваясь под сильными струями. Огромное дерево, соперничая с высоченным грецким орехом, перекрывало рыдающее небо над короткой площадкой двора. Завтра Кристина станет варить варенье. Инжирное, с беловатыми половинками грецких ядер, похожими на человеческий микро-мозг. Душистое и необычное. Поставит здоровенный чан на камни очага в защищенном от всех ветров углу дворика. Разожжет суковатые поленья, что Давид напилил из старой, прошлогодней, умершей вишни. Запах проплывет по округе потрясающий. Первый, неясный еще, намек на близкую осень. Дым, смола и память. Можно, понятное дело, сделать все проще и короче на электричестве плиты в кухне. А традиция? А волшебство? А маркетинг? Никому даже предлагать варенье не придется. Сами придут и все дадут, написал классик по совсем другому поводу. Северные люди охотно купят эту сладкую южную экзотику. Увезут небольшие банки с собой в холодные края, как память о растаявшем лете.

Стук уверенный в запертую дверь. Кому не спится в глухую, промокшую ночь? Пепа забухала выучено в сомкнутую пасть. Ух-ух. Подбежала к двери, принюхалась и завертела радостно хвостом. Кто там? Второй час ночи. Я удивилась и открыла.

Андрей. Промокший до последней нитки. Белая рубашка, синие джинсы прилипли к телу в ноль. Дорожная, черная сумка блестит водой в левой руке.

— Привет. Нежданных гостей принимаете?

— Входи.

Я уже шесть килограммов в плюсе. Как выгляжу? Айк сказал, что отлично. И Давид. И Гарик. И Криста. А вдруг врут?

— Мне бы полотенце. И переодеться. Мокрый, как рыба. Прямо с корабля на бал.

Какой бал? Все спят давно. Я пошла вперед по короткому коридору к душевой. Ни слова еще не сказала. Не могла. Не верила. Что это наяву. Он поймал меня в темноте. Обнял. Так, как мечтала всегда. Как ждала все это гребаное время. Я нашла его губы. Поцелуй. Провидец Климт, всем известным принтом на китайской кружке. Тягучее золото, и время провалилось. Мелкими, яркими, ненужными подробностями. Стекло куда-то мимо нас.

— Я, — он зачем-то хотел говорить. Запах дождя, соленого моря, острого желания. Андрей.

— Нет, — ответила я и засмеялась своему всегдашнему ответу. Стягивала упрямую мокрую рубаху. Потом жесткие, сопротивляющиеся, снова мокрые штаны.

Его руки везде. Мои губы всегда. В моей комнате спит Кирюша. Туда нельзя. Мы занимались любовью на кухне, забыв даже свет погасить. На столе, на полу. Где придется. Мы соскучились. Наверное, шумно. Наверняка. Никто не пришел нам помешать. Никто и не мог. Мы бы не заметили.

— Я, — снова начал Андрей, когда пауза нас все-таки остановила. Я закрыла его рот ладонью. Села рядом на линолеуме пола. Оперлась спиной о теплую плиту. Колени, еще слишком костлявые, притянула к груди. Ребра торчат. Да, красавица я еще та. Он убрал лицо в сторону от моей руки и тоже сел. Смотрел неясно в свете лампочки под потолком. Голый, сильный. Долгожданный. Большие плечи, грудь в редких темных волосах. Татуировка. Как там его стальное колечко? Не попалось сегодня мне в руки. Не успело. Слишком быстро владелец спрятал его в силикон.