— Я могу сказать?

— Говори, — я отвернулась. Стала искать глазами свое платье. Прикрыть надо поскорее мое уродское тело.

— Я не ожидал, — сказал он.

Я пожала плечами. Я тоже. От себя точно. Хотела спрятать себя от навязчивой лампы на потолке и его внимательных глаз.

— Обернись, — попросил он.

Я обернулась. Он улыбался своей знаменитой, лихой мальчишеской улыбкой. Новая вертикальная морщинка появилась между бровей. Губы обветрились и наверняка саднили, зацелованные мной. Провел рукой по моим волосам, убирая их с лица. Коснулся рта. Я поцеловала сухие, шершавые пальцы.

— Я, — начал он и замолчал. Нет слов. Кончились, не начавшись. Убрал ладонь. На безымянном пальце тонким ободом светилось под холодным равнодушным электричеством золотое кольцо. Я не удивилась. Знала о нем. Вопрос: «Ты чей?» больше не существует. Только кольца везде.

— Надевай штаны. Я положу тебя спать в свободной комнате на втором этаже, — сказала я. Платье нашлось. Я натянула его через голову. Спрятала белье в карман.

Андрей разглядывал свою мокрую, скомканную одежду рядом. Фиг натянешь такое. Я протянула ему кухонное полотенце. Мы не смотрели друг на друга. Это было опасно. Мы могли снова. И снова. И снова…

— Я люблю тебя, — сказал он тихо. Взял меня за руку. Сказал. — Веди.

Я люблю тебя. Я говорила это тысячу раз его поцелуям. Его рукам. Его плечам. Бедрам. Дальше. Стальному колечку, о котором так мечтала. Я люблю тебя. Я признавалась его телу каждой клеткой своего. Внутри. Зачем снаружи? Что это изменит? Только добавит ненужных вопросов. Или сомнений. Или, не приведи господь, страданий. Нет. Зачем? Я знаю это. Пусть думает, что хочет. Как ему проще. Я люблю тебя, мой единственный. Какое счастье, что ты есть. Спасибо.

— Я женился. Она ждет ребенка, — Андрей все-таки высказался. Сидел ко мне спиной на узкой кровати и вертел яростно кольцо на пальце. Холодновато-умытое утро осторожно заглядывало в окно.

— Я знаю, — я улыбнулась. Смотрела на него без страха. Я счастлива и свободна. Что-то вырвалось из меня. На волю и навсегда. Расковало застывшую в невозможном ожидании невозможного душу. Я выздоровела.

— Я женат уже в третий раз! И снова… — он резко обернулся. Напоролся на мою улыбку. — Ты! Где ты, блядь, была все это время! Я искал тебя! Я тебя звал! Ты всегда молчала и уходила!

На секунду мне показалось, что он меня ударит. Я зажмурилась. Он навалился на меня всем телом и стал целовать. Словно не было этой сумасшедшей ночи.

— Я люблю тебя! С первой секунды, как увидел в коридоре. Этой зимой. В общаге. Помнишь?

— Я помню. Я тоже… — я чуть не проговорилась. Нет. Зачем? Не надо.

— Ты тоже? Да? Говори! Я чувствую. Повторяй за мной: я люблю тебя! — он уже не целовал. Вжимал меня в себя. Больно и отчаянно.

— Перестань. Рассвело. Мне надо идти. Скоро Кристина проснется и Кирилл, — я аккуратно выбралась из-под его тяжелого тела. Еле оторвала себя.

— Вот ты стерва! Всегда только пользуешься мной и уходишь. Каждый раз одно и то же. Плевать тебе на меня. Убирайся. Пошла вон, — он сказал это уже спокойно. Выверенными, давно обдуманными словами. Отвернулся. Гордый и правый.

— Эй! — промолчала я в спину правильного мужчины. Натянула платье и скользнула за дверь. Многое могла бы сказать. Вроде горького и совсем не нового: «Это ты женат в третий раз, мой единственный. Это у тебя бабы и дети везде, где надо и не надо. Это ты суешь свой член в каждую подряд. Я в чем перед тобой виновата? В том, что не хочу в эту очередь бесконечную вставать? А потом ждать, когда крайняя твоя подружка в подоле принесет? Или предыдущая? Приглядывай за собой получше! Презервативы купи, придурок. Или телевизор!»


— Поехали, — сказал хмуро Андрей после завтрака.

Никто, казалось, не заметил того, что мы с ним теперь чужие люди. Посторонние. Еще пять секунд и враги.

Кирюша, Кристина, неистребимая Лариса щебетали радостно-счастливо. Смотрели только на него. Мужчина тер периодически лоб сильной рукой и выглядел усталым.

— Куда? — я вдруг испугалась. Документы на ребенка оформлять?

— Нет, — ответил моим мыслям Андрей. Всегда умел это фокус со мной. — Поедем в Город. Прогуляемся. Сегодня же суббота. Проводите меня заодно.

— Я не хочу, — сразу отозвалась я. Встала на ноги. Хотела сбежать из кухни подальше.

— Я не сомневался, — Андрей грубо, ногой, захлопнул дверь, перерезав мне выход. — У меня всего один день. Мы, я и Кирилл, хотим, чтобы ты поехала вместе с нами. Не от-ка-жи нам, по-жа-луй-ста, — он по слогам, не скрывая злости, закончил. Говорил вперед, ни на кого не глядя.

Кристина удивленно посмотрела на нас. Уловила очевидный напряг. Переводила блестящие глаза с одного на другого. Не понимала. Собирала грязную посуду со стола. Остатки рисовой каши, пирожки с мясом и абрикосами.

— Хорошо, — быстренько согласилась я. Расстраивать добрую женщину мне хотелось меньше всего на свете.

— И я! Можно я тоже поеду? — вылезла вперед невозможной простотой Лариска. Ненормальная.

— Нет! — отрезал Андрей.


— Я хочу сделать тебе подарок, — сказал он мне на широкой детской площадке большого магазина. Кирюша, заваленный пакетами с одеждой и игрушками, сидел, болтая ножками на ярком диване Лучшей забегаловки. Есть пора.

— Нет, — я сама не заметила, как сказала.

— Почему я не удивлен? Других ведь слов у тебя для меня нет. Выбирай, не зли меня, — ничего сегодня не смогло заставить его сменить тон. Ни радость ребенка при виде игрушек и прочего. Ни наша с мальчишкой суета и беготня за веселым, звонким поездом, когда Кирюше захотелось прокатиться. Ничего. Смотрел глухо-серо, платил без интереса и редко открывал рот.

— Мне ничего не надо, — я отвернулась. По иронии судьбы за стеклом витрин рядом светились предметы женского белья, золотые с камушками заманихи и прочие ловушки для доверчивого мужского кармана.

— Я хочу сделать тебе подарок, — упрямо повторил Андрей. В мое, отраженное в лифчиках и трусах-чулках лицо не смотрел. Продавщица, смазливая блондинка и моя ровесница, пялилась на его сердитую фигуру с заметным интересом. Я ее понимала. Он, без дураков, красивый парень. Морячок.

— Так делай, — я пожала плечами. Взяла Кирюшу за руку и ушла к стойке электронного меню выбирать картошку, гамбургеры и колу.

Достал, ей-богу, своей злостью. Настроение мое, против всякой логики, улучшалось с каждой минутой. Хотелось провести пальцами по его напряженным плечам. Расслабить. Может быть, поцеловать упрямый, сжатый в красивую линию рот. Нельзя. Он не оценит. Решит, что вру и подлизываюсь. Не поверит. Нет. Жалко.


— Наелись? — сурово, как монах в Великий пост, Андрей смотрел на бумажные пустые коробки и стаканы. Мы с Кирюшей, как два сытых клопа, откинулись на спинку желтого дивана. Остался бы с нами на недельку. Я бы точно прибавила в весе долгожданные килограммы. Аппетит мой сегодня шкалил, как никогда. Кирюша согласно кивнул за нас обоих. — Пошли.

Оригинальность никогда не была сильной стороной мужчин вокруг меня. Только Гуров изредка удивлял. Ювелирный сиял на синем бархате известным блеском предложений. Я стояла в центре магазина, держа терпеливую ручку Кирюши.

— Что вас интересует? Кольца, серьги? Сегодня акция… — милая барышня честно отрабатывала номер.

— Подойди, — приказал холодный голос. Андрей стоял возле витрины. Сколько можно злиться? Кирюша, празднуя мужскую солидарность, потянул меня к отцу.

Суммы под украшениями чернели неприличными нулями. Зачем? Что он хочет доказать? Видала я в этих приблудах разные кренделя.

— Не нравится? — жестко и презрительно. Словно я выпрашивала презент долго и нудно сама, а теперь кобенюсь. Хотела бы я взглянуть на его лицо, окажись он на моем месте. В подобной ситуации и тоне.

— Нет, — я улыбнулась в светлые глаза.

Андрей опустил веки и отвернулся. Провел пальцами правой руки по темно-русым волосам. Золотой ободок обязательства на безымянном подмигнул мне нахально в зеркале витрины. Я усмехнулась в ответ.

— Может быть, вашей супруге понравятся украшения с изумрудами? Они, безусловно, подойдут к редкому цвету глаз вашей жены! Это уральские камни, они, конечно, дороже индийских, но зато их тон гораздо чище и глубже, чем привычные… — барышня-консультант испуганно заткнулась.

Я хохотала. Тупо ржала до слез. Как она вовремя выступила! Вытащила все наше на белый электрический свет магазина. Красавица.

— Спасибо, нет, — отрезал Андрей и первым вышел за дверь, отставив бедняжку ни с чем. Ее продажа накрылась тяжелым медным тазом. Я виновато развела руками и поплелась следом.

Он сидел на холодноватой псевдокоже низкого дивана галереи. Отвернулся в желтую стену и молчал. День, видно сегодня выдался такой: я постоянно гляжу в его затылок и шею. Ворох покупок громоздился рядом откровенно-радостной массой. Кирюша осторожно присел возле подарков. Тихий и тоже молчаливый, на всякий случай. Знает кое-что про эту жизнь малыш. Я примостилась около ребенка. Как пойдет.

— Кир, иди, погуляй, пожалуйста, — сказал Андрей.

— Нет, — тут же откликнулась я. Ребенок слишком мал, чтобы разгуливать в одиночку. — Я пойду с ним.

— Нам надо поговорить, я уезжаю через два часа, — произнес мужчина устало.

— Говори, — ответила я. — Выбирай выражения. Кирюша не может бродить один по магазину.

— Хорошо. Пусть хотя бы к двери отойдет, — Андрей проследил глазами, как мальчик с интересом и некоторой опаской скрылся за дверью мужского туалета. — Прости меня. Все это не должно было случиться.

— Ты о чем? — мне интересно. В самом деле, о чем?

— О нас. Об этой гребаной ночи. Прости меня, за утро. Лишнее сказал. Я не хотел тебя обидеть, честное слово. Я сам во всем виноват. Руки свои не удержал при себе, — Андрей наконец повернул ко мне лицо. Улыбается. Грустно и виновато.