Огни промокшего здания рассеивал туман. Аэропорт заплаканно отменял вылеты. Природа своеобычно плевала на расписание.

— Тридцать пять минут до посадки. Жди меня здесь. Подними верх машины и вытащи пальто из портпледа, — распорядился мужчина и побежал к стеклянным дверям, прикрывая голову портфелем. Дождь.

— Я вернусь двадцать пятого. В Рождество. Я позвоню. Вечно у тебя нет телефона! Я позвоню Кристине. Лола, я тебя прошу подумай над тем, что я сказал! Будь, хоть в кои веки, серьезной! Я люблю тебя! — говорил быстро Егор, вытаскивая вещи из багажника. Слава богу, его рейс не отменили.

Он прижал меня к себе. Прощаться. Я приняла все положенные поцелуи и постаралась ничего не пообещать. Удалось.


Машина задергалась на подъеме и заглохла. Я глупо посмотрела на стрелку бензобака. Ноль. Вот это я попала. Включила аварийку. Обняла себя за плечи и стала ждать неизвестно чего. Телефона снова нет со мной, как нет. Надо выйти под дождь и отдаться на благородство ночной трассы. Не хочу. Тепло быстро улетучивалось свозь щели старого верха. Приятный мужской голос пел про Елисейские поля в синей подсветке панели. Влажный воздух неумолимо пролезал под тонкое сукно пальто доктора.

Я пошарила в бардачке. О! дешовский пластиковый плащ ярко- желтого цвета. Я натянула его поверх пальто. Вышла на холод внезапно подкравшейся осени. Голосовать.

Разные и красивые машины неслись мимо. Этот короткий виток дороги не охранялся злым глазом камеры. Водители честно жали на газ. Брызгали равнодушно водой на мои аварийные огни. Надежда медленно, но верно обещала капец. Я прислонилась к холодному крылу моей машины и опустила онемевшую руку. Сунула ладони подмышки, грея.

Лето закончилось. Зима, как не уворачивайся, наступит даже здесь в субтропиках. Рассудочный Егор влез в меня, как слон в известный магазин. На душе было муторно. Под стать погоде. Я знала это чувство за собой. Жизнь прижимает меня собой к холодной стенке. Накроет скоро.

Черная тойота проскочила. Потом, слепя красным светом, сдала назад. Встала впереди на обочине и заурчала теплом дизеля.

— Что случилось? — шофер опустил стекло и выглянул под дождь.

— Бензин кончился, — крикнула я в шум дороги.

Хлопнула дверь слева от водителя. Мужчина направился ко мне.

— Каждый раз, когда я вас вижу, Лола, вы меня удивляете…

Глава 34

Рыжий чужой кот нахально пересекал лужайку по диагонали. Равнодушная грация покоя. Брезгливая поступь мягких лап в сыроватой траве. Секунда и все переменилось в расслабленном движении вора. Притянул полосатое тело к земле и попер беззвучно. Пестрая птаха, не замечая угрозы, счастливо ныряла клювом в мелкое озерцо на газоне. Водичку пила.

— Смотри, вот наглец! — обернулась я.

Гуров встал из-за письменного стола. Нехотя оторвал глаза от бумаг. Снял очки. Подошел и обнял меня сзади. Дунул в кудри волос, чтобы не мешали смотреть.

— Что там?

Красный в хищных узорах зверь выбросил себя вперед почти неуловимым движением. Шух! И все было кончено. Только перышки взлетели мелкими брызгами. Неприятный хруст кошачьего пира. Скорость охоты и мгновенная смерть. Победа и довольное чавканье.

— Уже ничего, — вздохнула я. Птичку жалко.

Кот умывал морду лапой снова скучно и презрительно. Не мы такие, жизнь такая. Оставшиеся пока еще в живых кандидаты на обед звонко пиликали песенки в густой листве грецких орехов. Вилла доктора молчала пустыми окнами.

— Завтра тридцатое число, — проговорил Гуров, возвращаясь к столу. Дела у него. Генерал. Сел и повертел в пальцах очки в тонкой оправе черного цвета. Ему идет. — До конца октября я буду наезжать по выходным. Потом полностью переберусь в Столицу до весны. Не желаешь уехать со мной? Подумай, пока есть время.


Четыре уикенда подряд Гуров появлялся на побережье. Вызванивал меня через общий телефон в гостинице и водил по разным вкусным местам. Кормил и не прикасался не то что пальцем, даже намеком.

Тридцать дней одна. Отель, караоке, болтовня Кристины, игры в пазлы с Киром. Стирка, полы, посуда. И никакого приличного запаха рядом. Только бесконечно выжидающие черные глаза. Никогда. Я в своем уме, как любила повторять моя Аля: мне здесь жить.

Генерал сообщил, что у него отпуск, и я сдалась. Неделю целую ночую тут, в его удобном доме. Хорошо здесь. Спокойно. Аккуратный секс и полезная еда. Разговоры тихие, осторожные ни о чем. Толстею. Криста одобряет. Молча улыбается на мои ежевечерние уходы. Не пытается вести душеспасительные беседы, как тогда с Егором. Про богатых мужиков и глупых девочек-котят или людей другой породы. Доброй женщине нравится обстоятельный генерал. Хотя она Гурова в глаза не видела ни разу, только голос в телефоне, но ценит его заботу о бедной мне. Безупречная еврозадница Егора растаяла в недешевых закоулках старушки Европы.


Я залезла к нему на колени. Гуров поцеловал меня в висок. Добрый господин охотник снова со мной. Зачем это ему? Не распространяется про дальнейшие планы. Молчит, не хуже меня. Научился. У меня? Да ладно, Гурова учить — только портить. Выжидает.

— Я не знаю. Честно. Я не могу снова бросить Кирюшу. Не могу, — призналась я. О главном для себя. Под моим задом молчали удобные бедра. Хорошо сидеть. Спокойно. Надолго ли меня хватит?

— Поэтому я говорю заранее, за месяц. У тебя есть время, чтобы решить. Это ведь не твой ребенок. Вспомни, девочка моя. Это ребенок Кристины. Она его любит и воспитывает отлично. Ты сделала для них все, что могла. Это их жизнь. Пора начинать жить своей, собственной. Разве я не прав? — мужчина погладил меня по голове. Господин добрый охотник уговаривал глупенькую Красную Шапочку. — Курортный сезон скоро закончится. Наступит зима. Что ты будешь тут делать?

— Я есть хочу, — я сбежала с колен и от разговора.

Ребенок Кристины? Да. Как быть? Эта мысль грызла меня все это мирное время. Я удачно отпихивала ее от себя днем суетой в отеле. Вечером в этом надежном доме она снова и снова пыталась дотянуться до меня серыми глазами хозяина. Внимательными и умными, такими же, как у двоих других его прямых родичей. Рассказать ему про Кирюшу? По-другому ведь не узнает. Не от кого. С сыном он не общается. Не пересекаются они никак. Не нужны друг другу. Как поведет себя генерал, узнав, что стал дедом шесть лет назад? От глупой плечевки, проститутки, лишенной родительских прав. Гуров — не веселый морячок из амстердамского борделя, колыхаться не станет. Такой затейник может придумать все, что угодно. Вплоть до интерната и суворовского училища.

Гуров кивнул на мой побег. Не удивился ничуть.


У нас с ним случился любимый ресторан. Не случайно, разумеется. У Гурова неожиданностей не бывает. Ну, разве что только я и Кир. Тридцать минут на скорости сто девять и мы в достойном дизайне хорошей рыбной кухни. Мореный дуб и белые скатерти в синюю клетку. Уверенная в своих гастрономических предпочтениях публика. Солидно и вкусно. Никаких танцев и песен под черные глаза. Красота.

Форель. Копченый угорь. Икра. Овощи и зелень. Золотистые картофельные крокеты на сливочном масле исходят честным паром. Булочки в крошках кунжута и белое французское вино. Мой любимый судак с ветками укропа. Я плотоядно схватила двузубую вилку и узкий нож. Еда, я люблю тебя!

Ком к горлу подскочил и перекрыл дыхание. Я подорвалась с места и нырнула в дверь туалета. Благо, что знала, где это. Все вынесло из меня вонючим ураганом. Полоскало долго, выталкивая внутренности до желчи. Напилась из крана теплой воды. Спазм. Вода улетела следом в унитаз. Дезодорант красивого, в жестяных рыбах по стенам, помещения душил парфюмированной вонью. Ничего с ужином не вышло. Я тупо не могла войти в запах еды. Гуров увез меня обратно, принеся в машину, как мокрую тряпку на локте. Неужели снова старая фигня?

— Как ты себя чувствуешь, девочка моя? — спросил негромко, обнимая в сумраке спальни. Влажные мои волосы, мне мнилось, воняли рвотой. Я закрутила их в жгут и засунула под затылок в сторону от носа. Уткнулась лицом в свою подушку. Плохо. Я промолчала. Он не доставал больше с расспросами. Я боялась, прижимаясь спиной к теплому ему. Еще раз. Неужели снова старая болезнь вернулась? Только не это.


— Ну-ну, — сказала Кристина, кладя мне на тарелку третий пирожок. Жирный, прожаренный в ноль на подсолнечном масле. Я ела радостно, без тошнотворного ужаса. Все укладывалось в меня и переваривалось отлично! На кухне у доброй Кристины я была в безопасности. Никуда я не поеду с охотником на Красную Шапочку. Здесь мой дом и хватит генеральской ерунды.

— Что, ну-ну? — я легкомысленно хрустнула пахучим огурцом. Керамический жбан, емкостью с хорошее ведро, стоял тут же на столе для всех желающих. Криста умела это соленое дело.

— Это уже четвертый. Никогда раньше не замечала у тебя любви к огурцам, — заметила женщина и вернулась к стреляющей жарким маслом плите. Пепа деликатно тявкнула, намекая на пирожок с мясом. Соленые овощи не трогали собачий аппетит никак.

— Дорогая! — рассмеялась я, — ты на что намекаешь?

— Ни на что. Просто так сказала, — усмехнулась Кристина, не оборачиваясь. Гоняла мелкие куски теста с начинкой в бурлящем аду шумовкой.

— Это невозможно. У меня дистрофия. Нет менструации. Нет ручек, нет конфетки, — ржала я счастливо в голос, припомнив один милый фильм.

— Ладно. Пусть будет по-твоему, — опять кивнула Кристина пирожкам в воке перед собой. Подняла, не глядя на меня, руку. Выставила указательный палец. Согнула. Потом подняла кверху два. Как буква V. Как Виктория. Намекала на две полоски известного свойства.

— Нет, — я продолжала смеяться. Огурцы меня манили, как халва. Никогда не любила ни того ни другого. Не устояла. Покопалась и вынула из рассола хороший темно-коричневый овощ. Сантиметров семнадцать. Правильный размер. Блин! Втянула в рот и откусила с громким хрустом.