Маргарита Ардо - Сафари на невесту

Сердце глухо ухнуло и провалилось в желудок. Солнце показалось пятном в тумане.

Один раз у моего сокурсника такое было. Его девушка не пришла на свидание, вроде голова разболелась, а через неделю заявила: «Я замуж выхожу за другого». Говорит, «влюбилась с первого взгляда». В афроамериканца какого-то… А если Катя тоже влюбилась? Не в меня… И тут я приехал, когда уже не ждали. Мало ли что ей мой отец наговорил? И она решила больше ни с одним Гринальди дела не иметь?

Я сглотнул, тихо сходя с ума.

Ведь я же с чистыми намерениями. Я люблю её! Мне её не хватает! А почему не звонил? Да когда, чёрт?! Когда было звонить? На переговорах? Из самолёта? Ну, из аэропорта можно было позвонить, конечно. Но объясняться на виду у тысяч людей после ссоры? Ну да, я так и не извинился нормально… Но ведь и она сама была не права!

Из подсознания выполз червячок, который отвечает у меня за правду-матку, и вякнул: «Ты просто на неё злился». Я вздохнул тяжело. А теперь для меня не имело больше значения, кто прав, а кто нет…

Маруська хочет Катю. И я хочу! Чёрт!

Вспомнилась она у меня дома, нежная, мягкая, так легко смущающаяся и так звонко смеющаяся от радости. Её кожа, чувствительная, готовая отозваться на любое моё прикосновение. Её губы… Глаза… Она же такая красивая! Она такая… моя. Как она может стать не моей? Не может, никак не может! Если только не разлюбит…

Сердце снова ухнуло и сжалось.

Мимо проплывал Тбилиси. Из узких улочек переливался в проспекты, из убожества ветхих домов в роскошь. Тамаз вёл быстро, но так громко вздыхал, выражая сочувствие, что не глядя на него можно было подумать, будто рядом со мной сидит верблюд, у которого насосом горб сдувают. Может, воспользоваться аборигеном для сбора информации?

– У вас что, правда, до сих пор родители молодых женят? – спросил я у трагично поглядывающего на меня Тамаза.

– А как же? Женят. Традиция такая. Нет, есть и современные совсем пары, которые старших не слушают и сами женятся. Но если в уважаемой семье, а особенно в горах, то там, конечно.

– А в Тбилиси?

– И в Тбилиси тоже бывает.

– А если родители выпендриваются?

– Не хорошо так о старших, – покачал головой Тамаз.

– Могу по-другому, но уже матом.

– Если тебе легче будет… – скорбно клюнул носом к рулю Тамаз.

Я выматерился на английском. Не полегчало. Но, кажется, он меня зауважал, хоть ни черта и не понял. В салоне такси воцарилась тишина. Несколько секунд снова было отдано сожалениям, и вдруг лицо таксиста осветилось так, словно он – Архимед, который увидел на светофоре пробегающую «Эврику». Загорелся зелёный. Тамаз повернулся ко мне, наплевав на нетерпеливые гудки сзади, и воскликнул:

– Похитить можно!!! – И нажал на газ.

Машина отозвалась визгом шин и рванула через перекрёсток. Я закатил глаза.

– Я похож на похитителя?

Тамаз смерил меня взглядом и с уважением ответил:

– Да-а-а.

Приплыли… Я учился в Оксфорде, опыта в Европе набирался, чтобы меня сравнивали с каким-то диким киднеппером? А Тамаз добавил одобрительно:

– Очень горячий.

Угу, папаху, бурку, коня мне! И статью в уголовном кодексе…

– Нет, лучше в прокуратуру, – ответил я.

– Как скажешь, дорогой.

Мы подъехали почти ползком к зданию, похожему на конструктор из чёрных стеклянных кубиков и больше тянущему на музей современного искусства, чем на обитель закона. Тамаз важно объявил:

– Прокуратура.

– Не театр? – скептически прищурился я.

– Что ты! Видишь, стены прозрачные? Михаил Саакашвили, бывший наш президент, построил такую, чтоб все видели: всё по-честному, без взяток. Без этот… как у вас говорится, рука нога моет…

– Ну хоть что-то, – выдохнул я.

И тут зазвонил мой телефон. Я глянул на экран, сердце захолонилось: Катя! Поднёс к уху трубку, уже не зная чего ожидать, и волнуясь до дрожи в пальцах. Она пошлёт меня лесом, как и бабушка? Скажет, что я нахамил её прародительнице? Ох… я уже ко всему готов.

Но вместо этого я услышал нежное, любимое, родное:

– Андрюша, Андрюша, ты приедешь? Правда приедешь в Грузию?! Я увидела только что смску и так обрадовалась!

– Ромашка… – выдохнул я, и моё сердце растаяло из пары кубиков льда в шоте виски в тысячу крошечных капелек воды. – Я уже приехал…

– Боже, как я рада! Не передать, как я скучала, Андрюша! Ты не звонил…

– Прости меня, я болван, – честно признался я.

– Не ругай себя, пожалуйста! Только, Андрюша, я не в Тбилиси, но я вернусь. Сейчас же скажу водителю и вернусь!

– Нет, лучше я к тебе приеду. Ты где?

– На бабушкином заводе. В Кахетии, это Алазанская долина, деревня Мцрели.

Я даже глаза закрыл, потому что сердце продолжало таять и могло вырваться неположенным на уголках глаз и взметнуться облачком пара в воздух. Боже, как давно я не слышал её голос! И, правда, почему я сам не позвонил?.. Я законченный идиот. Нет лучше музыки, чем её голос!

– Андрюша? – спросила Катя, не поняв, отчего пауза.

Я ещё раз выдохнул и произнёс:

– Я тут. Никуда не уезжай и никого не слушай. И лучше никому ничего не говори, особенно бабушке. Я еду к тебе! – потом повернулся к «лучшему таксисту в мире» и спросил: – До Алазанской Долины подбросишь?

– Не вопрос, дорогой! А прокурор?

– К чёрту прокурора!

– Харашо. Только я жене позвоню, волноваться будет. Она такой харчо на обед приготовит, вах, пальчики объешь! Может, заедем, пообедаем?

– К чёрту харчо! – счастливо ответил я. – Вперёд на Алазанскую Долину!

– Ваша-а-а! – обрадованно воскликнул Тамаз и с улыбкой пояснил: – Это «ура» по-нашему…

А если бы я родилась тут? – через минуту, через поворот дороги и очередной вид за окном спрашивала я. Ну, допустим, папа бы женился на маме, и я бы не узнала, что я ошибка её молодости и вообще неприятное недоразумение. Какой бы я была? Я бы говорила так же, как бабушка «мой сердце» через слово? У меня был бы такой же гортанный и немножко хриплый, но весьма сексуальный голос, как у других грузинок? Я бы пила вино, как воду, и оттого у меня был бы особенный, красноватый оттенок лица? Я была бы уверенной в себе и могла бы построить роту таких, как старший Жираф, одной фразой? А было бы неплохо! Я даже улыбнулась, представив, как я рявкаю на возмущенного Виктора Геннадьевича, и он вместо Маши лезет под диван.

– Нравится? – спросил Гига, трактуя мою довольную улыбку по-своему.

– Очень, – честно сказала я.

Перед глазами разворачивался очередной бесподобный вид, и я окончательно поняла, что влюбилась в Грузию. Мы совсем немного отъехали от Тбилиси и углубились в романтичные, но при этом качественные дороги, которые струились, словно асфальтовые речки меж кудрявых, изумрудных берегов. Горы величественные и гордые, как характер грузина, представали передо мной во всей своей красоте. Им было нечего стесняться. Они были важными, непоколебимыми, нарядными. И заражали целостностью душу. Казалось, будто и я неотделима от всей этой красоты – такая же свободная, немножко гордая и очень большая – до самого неба! Фактурные облака над нами плыли, как взбитое пуховое одеяло над пейзажами и деревеньками на зелёных подушках. Красиво!

Хотелось только, чтобы по этим живописным местам меня вёз не Гига, а мой Андрюша. Естественно, он не смог бы рассказать мне столько интересного мягким завораживающим голосом о Кахетии, о виноградном раю – Алазанской Долине, о монастыре Бодбе, в котором покоится Святая Нино, ещё одна великая женщина, крестившая всю Грузию. Но я бы и без рассказа была бы счастлива. Лишь бы он был рядом.

Гига улыбался по-доброму и, говоря по правде, был очень красив. И если бы моё сердце не было уже занято прекрасным моим царевичем, я вполне могла бы влюбиться в моего спутника, ловко управляющего чёрным, блестящим внедорожником. Но уже почти месяц как остальные мужчины существуют для меня просто как люди, мужчина для меня был только один – Андрюша! Поэтому я так же по-дружески улыбалась Гиге и чувствовала себя с ним, словно с братом. Просто счастье, что он не заваливал меня вызывающими смущение комплиментами, как Бадри. Тот меня попросту пугал. Не хотелось бы оказаться с ним наедине, честное слово!

– А что это за музыка такая приятная играет? – спросила я, указав на радио.

– Моя любимая группа – Mgzavrebi, – пояснил Гига. – В переводе «Странники». Сначала их было трое, а потом ещё трое добавилось. Некоторые музыканты, некоторые актёры. Они и в России довольно популярны.

– Жаль, что я не слышала их раньше.

– А мне очень жаль, что вы пока не понимаете текстов песен. Они удивительные! – добавил Гига, аккуратно обгоняя старенький грузовичок на повороте серпантина.

– Зато голоса больше воспринимаются, как инструменты. Мне очень нравится мелодика грузинского языка. Теперь хочу его выучить.

– Для полиглота это не будет сложно, – заметил Гига.

Всё-таки он очень аристократичен: от идеально правильных черт чуть удлиненного лица до тонких пальцев на руле, от элегантного костюма из английской шерсти до начищенных ботинок. Бабушка умеет выбирать себе помощников!

– Кстати, ваш известный писатель, Евгений Гришковец, записал целый альбом с Mgzavrebi, и благодаря этому они стали более известны в вашей стране, – продолжил он.

– Надо же! – удивилась я. – Не знала, что Гришковец поёт! Только его моноспектакль видела в Ютубе. Мне понравился.

Мы снизили скорость, покорно пропуская повозку с осликом, которую погонял очень мультиковый дедушка в традиционной серой шапочке. Музыка продолжала играть, облака – плыть, Гига – улыбаться. И я решила узнать поподробнее о бабушкиных делах.

– Гига, бабушка упомянула о каких-то сложностях, связанных с компанией. Скажите, я могу ей в чём-то помочь?

– Вы уже помогли.

– Вы очень добры, но думаю, это не так.

– Вы помогли просто тем, что нашлись.