Развёл её ноги. Катя, податливая, плавная, приподнялась навстречу, повторяя нежности и проводя пальцами по моим оголённым бёдрам. И я опять проговорил с напором, проникая в её тепло и теряя в нём остатки разума:

– Моя жена!

И когда сумасшествие достигло пика, и, наконец, после безумной разрядки пришло расслабление, я лёг рядом, обнял её, трогательную и размякшую, белую, гладкую, как царевна-лебедь, и проговорил снова для закрепления:

– Ты – моя жена, Катя… только моя…

– Да, твоя. Пусть и не по паспорту… – вздохнула она.

– Это мы исправим. И ждать ничего не будем больше. Я знаю, как, – выдохнул я. – Я решил. Чтобы больше ни одна сволочь…

– Как это хорошо! – ответила певуче Катя.

– Хорошо, – отозвался я, счастливый до невозможности. С полным ощущением, что я дома. Потому что дом там, где она!

В воздухе подозрительно пахло розами…

22

Я была счастлива без оговорок, без пометок на полях, без «если бы» и «вдруг». Андрей, мой пылкий, страстный, нежный царевич, лежал рядом со мной и называл меня женой! Я растворялась от его прикосновений, и мне хотелось смеяться, плакать, стонать, кричать, петь! Я воздержалась только от пения – не хотелось бы, чтобы в самый яркий момент вдруг лопнули стекла… Всё-таки горы, хоть и май, прохладно.

И, наконец, мы успокоились, хотя казалось, это не наступит – так мало нам было друг друга, так неистова была жажда пить, трогать, чувствовать после разлуки. Как никогда! И вот я, совершенно растекшаяся и зацелованная, положила голову ему на плечо, провела рукой по груди, ощущая кончиками пальцев блаженство. Оно было в каждом сантиметре его кожи. Весь он – счастье! Подумалось о том, что любые препятствия нам не помеха – даже его суровый отец-деспот, даже моя прекрасная новая бабушка, дядя Уго и все-все-все. Мы взрослые люди, и никто нам не указ. И, улыбаясь, я начала цитировать любимого Шекспира, немного переиначивая на нас:

– «Ты б был собой, не будучи Гринальди.

Что есть Гринальди? Разве так зовут

Лицо и плечи, ноги, грудь и руки? – я целовала его, перечисляя. –

Неужто больше нет других имен?

Что значит имя? Роза пахнет розой,

Хоть розой назови ее, хоть нет…[7]»

– Только пахнет ими так, аж голова кружится, – хмыкнул Андрей. – В Грузии всё с перебором. Это ароматизатор такой в номере?

– Да нет, – мотнула я головой. – Мы как Ромео и Джульетта, правда? Только глупостей делать не будем. Потому что мы уже не подростки и ни от кого не зависим, да?

– Да.

– Представь, я могла бы быть Катериной Кавсадзе и жить в Тбилиси, и мы бы не встретились никогда…

– Я б тебя всё равно нашёл. – Андрюша коснулся губами моего лба, убрал аккуратно с него локон и нежно провёл ладонью по щеке. – Я ведь нашёл тебя, как бы они ни ставили палки в колёса!

– Какие палки? – удивилась я.

– Из Тбилиси тебя увезли. Мне подсунули таксиста-пройдоху, который завёз меня аж к азербайджанской границе.

Я округлила глаза.

– Как это?!

– А вот так, – усмехнулся Андрюша. – Твоя бабушка сказала, что я тебе не пара. И устроила неугодному бег с препятствиями. Мне кажется, она не только таксисту заплатила, но даже организовала пробки на дорогах, вырыла ямы, подговорила баранов, полицейских и испортила связь навигаторов со спутниками.

Я хихикнула удивлённо:

– Ты так говоришь, словно моя бабушка – маг и тёмный властелин. Она милая, на самом деле.

– Угу, милашка-танк с усами.

– И вовсе у неё нет усов.

– Есть, если присмотреться. А я разглядел её достаточно пристально – врагов нужно знать в лицо.

– Но она ведь не враг…

– А кто же? Сталин. Натуральный Сталин. Репрессии для неугодных. Железный занавес. Внучку в тюрьму.

– Разве это похоже на тюрьму? – рассмеялась я, показывая рукой на королевские апартаменты.

– Внутри нет. А снаружи – крепостная стена, охранники-гамадрилы, запертые двери. Не подступиться.

– Вот почему ты полез через балкон?! – ахнула я и добавила, водя пальчиком по его груди: – Они просто на ночь запирают всё. Из соображений безопасности.

– От меня они тебя заперли! – усмехнулся царевич. – Только фиг им. Я всё равно тут! И влез бы даже на крышу, тут масса выступов, чтобы зацепиться. Я со школы альпинизмом увлекаюсь, а ещё больше – пещерами. Нет такой дыры, куда я не пролезу, если решил!

– Какой же ты молодец! – поцеловала я его в щёку, сама млея от удовольствия. – Но, постой, а как ты добирался от границы? Ты арендовал машину?

– О, это целая история! Сначала я понял, что меня облапошили, и чуть не убил Тамаза.

– Тамаза?

– Подкупленного водителя. Потом я остановил автобус. Они впечатлились историей любви и повезли меня обратно. Но через час их завернул полицейский и заявил, что по маршрутному листу они должны ехать в какой-то там Давид-Гореджо, а не в Алазанскую долину…

– Это монастырь старинный, меня туда Гига хотел свозить, – пояснила я.

– Какой ещё Гига? – нахмурился Андрюша.

– Помощник бабушкин.

– А-а, ну ладно. Дальше меня подвозил местный гибддэшник, клёвый чувак, хоть и зовут Сосо. По дороге он завёз меня домой, познакомил с женой, накормил до отвала, – я хоть пообедал и наскоро душ принял. Он подбросил меня до Сигнахи и нарассказывал страшных историй про похищенных невест. Правда, говорит, это только в горах и деревнях осталось, но дают за такое похищение только два года, и то условно или сводят на нет, если родственники соглашаются на свадьбу. Трындец, конечно, но я уже был готов ко всему! В Сигнахи всех полицейских подняли по угону какой-то тачки. И я снова решил добираться на перекладных. Но никто не ехал, просто заговор тысячелетия! Я пошёл к автобусной станции, а там меня поджидал Тамаз, сволочь! Да, тот самый! Он стал канючить, что ему заплатили, и он не при чём, просто очень нужны были деньги, а теперь стыдно, потому что он приличный человек и не знал подробностей. Приличный, угу… Печать ставить некуда!

– Ты его хоть не убил, Андрюша? – испугалась я.

– Нет, но стоило.

– Но кому нужно было платить за такое?

– Как кому?! Твоей бабуле, конечно, чтоб у неё ещё и борода выросла!

– Не может быть…

– Он сам мне сказал, что перевод подучил от какого-то там Кавсадзе. Понятно, что старушенция не лично чёрную работу выполняет, бедным родственникам поручила.

– Мне не верится…

Признаться честно, мне поверилось и стало неловко – бабушка ведь говорила о препятствиях для упорных «Скорпионов». Но неужели она на самом деле всё организовала? Она могла? В целом, могла. Она – богатая женщина, для которой нанять самолёт не проблема… А если бы Андрюша рассердился и уехал? – у меня внутри всё похолодело от этой мысли.

Я погладила его атласный, мускулистый живот, красиво украшенный дорожкой волос.

Но, выходит, она была права, и мой бедный прекрасный царевич преодолел все преграды и, наконец, тут, со мной, ещё более влюблённый, чем когда-либо. Тем не менее, Боже, как же это коварно с её стороны! Представить сложно, что добрая бабушка Алико на такое способна! Я спрошу у неё, а пока очень хотелось перевести тему в более нейтральное русло.

– Ой, а ты сейчас не голоден? Ты ведь с дороги, – спохватилась я.

Андрюша сглотнул и взглянул с неподдельным интересом в сторону гостиной:

– А что, есть что-нибудь перекусить?

– Да, конечно! – воскликнула я. – Бадри целую корзину еды принёс! И вина!

Я подскочила, Андрей поймал меня за локоть и строго спросил:

– Какой ещё Бадри?

– Троюродный брат. Сводный, – легкомысленно махнула я рукой. – Я сейчас!

Из открытой балконной двери дуло, и в номере было весьма зябко. Я соскользнула с кровати, набросила на плечи полупрозрачный пеньюар и помчалась к брошенной корзине с угощениями. Чуть не снесла пуфик, о который растянулся накануне дядя Уго. Очень неудобно было перемещаться между корзинами с розами. Особенно в полутьме. Я включила свет и потянулась за бокалами на столике.

– Что это за цветник?! – раздался за спиной напряжённый голос моего царевича.

– А? – обернулась я.

Он стоял в дверях в одних наскоро натянутых брюках.

– Это! – ткнул Андрей пальцем в окружающее меня море роз. – Это что такое?!

– Ах это? Цветы, – невинно ответила я. – Гига принёс.

– Так, – Андрей стал похож на тучу, точнее на Зевса, на ней восседавшего с пучком молний и огнём в глазах, и произнёс тоном громовержца: – Гига, Бадри. Вино, розы. А ты тут не скучала, как я посмотрю!

– На что ты намекаешь? – обмерла я.

– Я даже не намекаю, – грозно пошёл ко мне Андрей. – Мне отец сказал, что тебе уже выбрали другого жениха! И ты согласилась! Я не поверил ему, а, может, это правда?

В воздухе запахло грозой.

– Ты не Ромео, – обиделась я. – Ты вообще не Ромео! Тот бы никому не поверил! А ты нашёл кому…

– А как прикажешь это воспринимать?! – Андрей с отвращением отодвинул ногой пунцовые розы, нервно убрал с дороги жёлтые и гаркнул: – Я несусь к тебе, как кретин, автостопом по галактике! Лезу через стены! А ты?!

Я вспыхнула и оскорблённо ответила:

– А мне натащили курьеры цветов на ночь глядя, куда я должна была это деть? В окно выбросить? Устроить ночную распродажу? И я не молилась на ночь, чтоб ты знал!

Андрей моргнул.

– Не молилась? А должна была?

– Всё как в Отелло! «Ревнуют не затем, что есть причина, а только для того, чтоб ревновать[8]»! – выпалила я и на эмоциях случайно добавила в рифму: – А тут внезапно все сошли с ума мужчины, и что ж меня за это, убивать?

Мой царевич замер и облизнул пересохшие губы:

– Ты что, всего Шекспира наизусть знаешь?

– Нет. Вторая часть была не Шекспир, а экспромт. Я нервничаю.

– А-а…

Я насупилась и поковыряла пальцем прут корзинки, потом вскинула глаза и проговорила с вызовом: