– Пап, по-моему, ты что-то не так понял, – ответил я.

– Да что тут понимать! Тут криминал!

– Нет никакого криминала, – сказал я, – за исключением некоторых элементов, которых, – я снова взглянул на часы, – скоро выведут на чистую воду. Люди здесь хорошие!

Папа совсем рассердился и побагровел. Катя невозмутимо налила по бокалам вина. Белого.

– Идиот! – вскипел папа. – Грузины могут сколько угодно называть тебя «братом», «дорогим» и прочими ласковыми словами, но они так не думают! Они считают, что все русские идиоты!

– Я же сицилиец.

– Тем более идиот!

– Виктор Геннадьевич, – вдруг сказала Ромашка, – Андрей не идиот, и прошу вас больше его так не называть.

Папа воззрился на неё так же удивлённо, как если бы своё мнение высказала кошка. Поджал губы. А мне стало приятно.

Папа громко выдохнул и насупился, снова сел.

– Ладно. Не хотел говорить, но скажу. Хотя о мёртвых только хорошо… Мы с твоим отцом, Катерина, с Георгием, были лучшими друзьями. Это ты знаешь. Просто не разлей вода, везде вместе, всё поровну и так далее. Братья, в общем. А потом он меня предал!

– Каким образом? – нахмурилась Катя.

– Я узнал, что твоя мать встречается с другим, написал Гоше, когда он уехал в Грузию после отчисления. Как настоящий друг, я не мог не сказать ему. И ей высказал всё! А в результате сам же и вышел виноватым! Георгий мне за это два зуба выбил и обозвал предателем! А я предателем никогда не был! Но ему было мало! Брат его, Уго, мне много чего «хорошего» рассказал, как меня поливал Георгий перед всеми… Наша компания и развалилась. Все разругались. Вот тебе и «брат»!

– Уго? – хором воскликнули мы с Ромашкой.

– А что вас удивляет? Уго, да. Он учился курсом младше.

– Тот, что ДНК-тест привозил? – спросил я и в ответ на изумлённый взгляд Ромашки кратко объяснил ей суть.

– Тот. Я же говорил, что знаю его со студенческих лет! – пыхнул паром папа. – Уго хороший парень. Он и сейчас мне всю правду рассказал, глаза открыл на эту семейку!

Кажется, я начал понимать…

– А какую именно правду? – уточнил я.

– Как какую?! – злился папа. – Ты уже знаешь. Что Алико Кавсадзе подгребла под себя семейный бизнес, по головам пошла, убрав неугодных. Что тут и люди исчезают, и в горы увозят… Имей в виду, Алико Кавсадзе оплатила тебе учёбу, чтобы списать деньги на «благотворительность», от штрафа за налоги уйти! А Катерину решила выставить, как красную тряпку, лишь бы ни с кем не делиться! У Алико Кавсадзе нет принципов. Она даже называет себя «Царь»! Вы поняли?!

– Почему подгребла? – парировала Ромашка, слегка поморщившись. – Она же, наоборот, выпустила акции на Грузинскую Фондовую Биржу и раздала доли и кресла в совете директоров членам семьи. Уго в том числе. А завод это был советский ещё, бабушку как раз в девяностых назначили директором. Завод никому был не нужен, предприятие вообще хотели закрыть, считая самым маленьким и нерентабельным в Алазанской долине, но бабушка всё продала и приватизировала его.

Папа усмехнулся:

– Вот, и тебя тоже обманули…

– Да нет же! – воскликнула Катя. – Я это даже в истории грузинского виноделия прочла, ещё до приезда в Грузию.

– Любую историю можно причесать под себя.

– Но нельзя переписать книгу, написанную до всей истории, – заявила Катя. – На этом месте был обычный винзавод номер двадцать три, который было велено закрыть при Горбачёве. Когда все виноградники вырубали из-за сухого закона. И тут тоже частично вырубили…

– Зачем же тогда завод понадобился твоей бабушке? – не поверил папа.

– За тем, что до революции эта земля действительно принадлежала роду Кавсадзе. И её отец, мой прадедушка Вахтанг, мечтал, что однажды она снова станет семейной. Секреты вин хранил, и лозы редких сортов в саду. Поэтому бабушка и стала технологом винного производства, от отца мечтой заразилась. А семья Уго тогда вообще в Украину переехала. В девяностых тут и не было никого.

Папа почесал в недоумении подбородок, крякнул:

– Да, Уго учиться в Ростов из Киева приехал. Там не сложилось что-то…

– Бабушка подняла завод, спасла виноградники, а потом дала работу и долю всем членам семьи, – добавил Катя с гордостью.

– Но Уго говорил иначе… – вставил папа.

– Конечно! Ведь именно дядя Уго настраивал меня против Андрея, – сказала Катя, – говорил, что переночевав с другим мужчиной, я опозорю весь род. И предупреждал, что об этом узнают сразу все СМИ. Но его же приёмный сын Бадри похитил меня этой ночью. И пытался удержать силой. И удержал бы, если б не Андрей!

– Интересное получается дело, – закипел я. – Куда не плюнь, везде дядя Уго! Этот подголубоватый любитель болонок! Ты знаешь, Катя, что он живёт у тебя за стенкой?!

– А ты откуда это знаешь? – поразилась Ромашка. – Ты же только ночью через балкон влез!

– В первый раз промахнулся, – угрюмо сказал я, вставая с желанием проломить «папочке Уго» череп в голубой банной шапочке.

– Прослушка? – вставил многоопытный Николай Иваныч.

Мы с отцом подозрительно уставились на стену с часами и розы в корзинах.

– А ещё дядя Уго разговаривал с неким мистером Голдуорси и говорил, что если будут правильные стимулы, какая-то «Она» изменит решение. Потому что Совет директоров его поддержит, а над стимулами он работает. Вы понимаете? – многозначительно сказала Катя.

– Ты – это стимул и инструмент шантажа! – ошарашенно догадался папа. – А «Она» – Алико Кавсадзе.

– А если члены правления – это представители семьи Кавсадзе, то они наверняка возмутятся против того, чтобы компанию и семью всенародно опозорили! Это же Грузия! – торжествующе продолжила Катя. – Или если уже опозорят, то точно…

– … её продадут, – подытожил я.

– Второй вариант: Бадри Кавсадзе, приёмный сын Уго, станет официально моим мужем и наследником Санатрело!

– Но почему приёмный? – уточнил папа. – У Уго же есть ещё три родных сына, и двое не женаты.

– Это Грузия, – вставил Юра. – Тут, Виктор Геннадьевич, как и в моей родной Осетии, такой принцип – если одна фамилия, значит, точно родственники, а родственникам по крови жениться нельзя.

– Но вариант с приёмным прокатывает, – заметил хмуро я.

– Ты уверена, что вино не отравленное? – покосился на бокал папа.

– Я ведь нужна им живой, – весело добавила Катя и отхлебнула белого, пахнущего мускатом.

– А при чём тут какой-то Голдуорси? – всё ещё подозрительно косил на вино папа.

– Покупатель компании, – догадался я. – Потому что при любых раскладах: в патовой ситуации или в случае, если Алико Вахтанговной можно будет управлять через внучку, или если она сляжет снова, контрольный пакет акций и всю компанию можно будет беспроблемно продать. При скандале и шумихе в прессе ещё и по сниженной цене.

– Соображаешь, – кивнул мне отец. – Кажется, я понял, кто тут криминальный элемент и главный лжец…

– Уго! – снова хором ответили мы.

– Я ему болонку в задницу засуну, – прорычал я.

– Болонку жалко, не надо, – сказала Катя и подскочила. – Идёмте к бабушке же скорее! Расскажем ей всё это!

Я взглянул на часы.

– Идём, через пять минут. И, думаю, что об основном она уже и сама догадалась. У нас есть время переодеться. Не заявлять же об интриге века в махровых халатах!

36

Гига, как всегда, аристократичный и невозмутимый, зашёл за нами и совершенно не обратил внимания на Андрюшу, готового удавить его взглядом. Впрочем, и со мной он был скорее официален и не позволял себе лишнего.

– Катерина, Андрей, Алико Вахтанговна вас ждёт.

Старший Жираф поднялся за нами. Но Гига остановил его.

– Извините, вам лучше отдохнуть здесь.

– Нет! Я с детьми! – рыкнул ВГ.

– Пап, – усмехнулся Андрей, – мы не дети.

– А кто же ещё?! Хватит, находились уже сами! Скоро опять полысею! – заявил Виктор Геннадьевич и, почесав фантомные залысины, рванул вперёд.

– А вы, господа, пожалуйста, подождите, – сказала я охранникам из «Жирафа», опасаясь, что новый акт «Марлезонского балета» испортит всю постановку. – Если хотите покушать, вызовите по телефону официанта. Не стесняйтесь.

Я, конечно, не знала, что именно затевала бабушка, но привычка доверять ей уже прочно обосновалась у меня в сердце.

Я предполагала, что мы пойдем в один из соседних номеров, но Гига провёл нас по коридору, потом мы сели в лифт и поехали вниз. Мы оказались в подвале или подземелье.

– Куда вы нас ведёте? – напрягся ВГ.

– К Алико Вахтанговне, – невозмутимо ответил Гига и улыбнулся мне так, что Андрей сжал сильнее мои пальцы.

А мне стало забавно от того, что он ревнует. И самую капельку неловко перед Гигой, ведь тот проявлял ко мне знаки внимания и на розы потратился… Очень надеюсь, что это просто было распоряжение бабушки, чтобы я не скучала. Ведь, зная её, и это исключать нельзя. Интересно, а Гига женился бы по приказу?

– В пыточную? – не унимался Старший Жираф.

Мы рассмеялись, а он снова запыхтел. Впрочем, мне стало его жалко, и с удивлением я поняла, что совершенно не боюсь страшного тирана всех товароведов и сотрудников нашего офиса, ещё совсем не старого Виктора Геннадьевича. Наоборот, его любовь к Андрюше меня умилила. Я почувствовала, что мы с ним в одной лодке – все, кто любит моего прекрасного царевича, автоматически любимы и мной. А как иначе? И я ему улыбнулась.

Виктор Геннадьевич моргнул и нервно отвернулся. Не привык, что ли? Ну, ничего, Агнесса говорит, что даже кота можно приучить давать лапу. А жирафы вроде бы умнее…

Мы прошли за Гигой по короткому лабиринту, снова сели в лифт, весьма нестандартно выглядящий в обрамлении каменной кладки. Судя по кнопочкам, взлетели до четвёртого этажа, и оказались в обычном офисном коридоре. ВГ приободрился.

– Сюда, пожалуйста, – Гига открыл перед нами неприметную дверь.

В маленькой комнате имелись аккуратные стеллажи и только одно окно. Оно вело в соседнюю большую комнату, как кабинет следователя в камеру дознавателя.