— Что ты здесь делаешь? — выдохнула я, замерев на месте.

Алексей выглядел расслабленным, но я чувствовала, что это обманчивое спокойствие. Казалось, дёрнись я в сторону двери, он уже через долю секунды настигнет меня.

— Пришёл поболтать. Кажется, мы утром не договорили.

Глава 20

— Лёш, я спать хочу.

— Колыбельную не спеть?

Ирония в его голосе ранит. В полумраке тёмные глаза горят словно угли, обжигая и пугая. Я сегодня задела его самолюбие, унизила перед друзьями, и теперь он пришёл отыграться. Может, просто закрыть уши, пока всё выскажет, или сделать вид, что слушаю? Не бить же он меня будет, в доме мама и его отец, который подобного не спустит.

Полумрак в комнате придаёт образу Шевцова некой мистичности, даже демонизма. Сон про вампиров снова некстати всплывает в памяти.

— Так, значит, напыщенный индюк, самодовольный клинический кретин, да, сестрёнка?

Я застываю, и тут смысл доходит до меня. В руках Алексей вертит мой смартфон, который я поставила перед ужином на зарядку. О нет! Он прочитал мою переписку с Алёной, которой я в очередной раз жаловалась на сводного брата.

— Ты читал мои сообщения! — я вдруг вспыхиваю в негодовании и пытаюсь выхватить телефон.

Парень резко отводит руку в сторону, и я, не удержавшись, валюсь прямо на него.

Всё происходит стремительно. Одним движением он переворачивает меня, и вот его локоть поджимает мой подбородок, а я, распластанная на сидящем в кресле парне, не могу даже пошевелиться. Горлу тесно, и мои пальцы впиваются в руку Алексея. Я пытаюсь упереться ногами в пол, чтобы не прижиматься к нему, но толчок под пятки лишает и этого.

— Пусти, — хриплю. — Больно.

На глаза наворачиваются слёзы. Мне неудобно и стыдно вот так лежать на парне. Да ещё и на ком!

— А я и не обещал сделать тебе приятно, — издевательски шепчет в самое ухо.

Дергаться нет смысла. Я попробовала, и это только усугубило моё положение. Шевцов как удав: сжал жертву ещё сильнее. Поэтому я просто затихла, в надежде, что так он отпустит меня скорее.

Но, кажется, Лекс и не собирался этого делать. Второй рукой он активировал экран моего телефона и крутнул ленту переписки. Чёрт! Когда же я уже стану ставить блокировку!

— А это кто?

В ленте сообщений мелькает моё фото с бывшим одноклассником Сашкой Терентьевым. Он мне не так давно очень нравился, но я плавала в безнадёжной френдзоне. А это фото, дурацкое такое, где я как влюблённая дурочка заглядываю ему в глаза, а он в мои, случайно получилось, когда Сашка приобнял меня однажды на перемене, пытаясь выклянчить наушники на урок.

— Твой парень?

— Тебе какая разница? Пусти!

От неудобной позы начинает ныть спина, а голова дурманится от запаха, что исходит от парня. Не к месту думаю вдруг, что за такой гель для душа убить можно.

— Ты не ответила.

— Алексей!

— Мм?

Не отстанет и не успокоится. Он ведь пришёл поиздеваться, отомстить. Так на что я надеюсь, взывая к нему?

— Нет! Просто одноклассник.

— Такой же как этот педик Чагин?

Вот мы и подошли к теме его визита. Я затихаю. Мочи нет больше напрягать спину, чтобы как можно меньше прикасаться к Шевцову. Он продолжает держать меня локтем под подбородком, разве что не так сжимает, чтобы я могла хоть как-то дышать.

— Ты поэтому решила обосрать меня перед друзьями? — прошептал интимно, прямо в ухо, отчего я где-то в спине ощутила странное покалывание. — Решила, я обидел твоего дружка?

Алексей резко поднялся с кресла и отпустил меня. От неожиданной для моих затёкших мышц смены положения, я потеряла равновесие и упала на одно колено, больно ударившись. Только попранное самолюбие не дало мне застонать от боли. Вот бы братец порадовался.

Но нижняя губа всё же начинает предательски дрожать, и приходится незаметно прикусить её.

А Алексей смотрит, замечает, что я на грани истерики. Обычно зачёсанная наверх длинная чёлка сейчас упала на лоб рваными прядями. Тёмные, в полумраке совсем чёрные глаза смотрят на меня с презрением. Как можно быть таким красивым и жестоким одновременно?

Шевцов дышит тяжело, как дикий зверь перед прыжком.

— Я не трогал твоего очкастого задрота. Разговор у нас с ним не задался, и придурок просто не вписался в угол, пытаясь протиснуться в кабинет.

Оправдывается?

— Это первое.

Алексей делает шаг в мою сторону, а я по инерции отступаю. Ушибленное колено больно простреливает, отчего не получается сдержать рваный вдох.

— А ещё я говорил, чтобы ты ко мне не смела обращаться. Это второе.

Ещё шаг. И ещё. Я продолжаю отступать, давясь болью в ноге, пока не упираюсь спиной в стену у двери. Дальше отступать некуда. Сердце оглушительно бьётся где-то в горле, на ладонях проступила влага. Я читала о такой реакции тела в учебнике — «дерись или беги». Стресс гонит адреналин по венам, заставляя тело превращаться в натянутую струну. Стресс. Каждый раз, когда в поле зрения попадает сводный брат. А сейчас, когда он стоит меньше, чем в полуметре, организм жмёт на все красные кнопки, разгоняя пульс до предела. Он вгоняет меня в ужас, как те вампиры из сна, одним лишь свинцовым взглядом раскраивая волю.

«Дерись или беги». Или сдайся, если не дано ни первого, ни второго. Драться было бы глупо — я проиграю, бежать некуда. И я сдаюсь, прикрывая глаза. Колено горит огнём. Щёки пылают от обиды.

Что дальше? Сожмёт ладони на шее ненавистной, навязанной ненастоящей сестры? Или вцепится в волосы и стукнет затылком об стену?

Но я вдруг чувствую всего лишь лёгкое касание прохладных пальцев к щеке. Распахиваю глаза, удивлённо встречая ледяной взгляд, и во мне скользкой змеёй вдруг начинает шевелиться совсем другой страх.

— Какого чёрта ты тут забыла, бестолочь? — тихо, но жёстко говорит Шевцов. — Сидела бы в своём Мухосранске, миловалась бы с карамельными мухосранскими мальчиками.

Дышать трудно. Ответить нечего.

— Тебя здесь не ждёт сладкая жизнь, я же предупреждал. Помни своё место.

Лекс разворачивается и быстро выходит из моей комнаты, снова хлопнув дверью. А я будто чувствую, как тиски, сжимавшие рёбра, отпускают, давая сделать полноценных вдох. Не обращая внимания на больное колено, я бросаюсь к двери и непослушными пальцами поворачиваю замок.

Да кто он нахрен такой? Что за гипноз? Почему этот парень так влияет на меня? Это не обычный страх, это какой-то животный, потусторонний ужас, парализующий даже дыхание. И что с этим делать, я понятия не имею.

Глава 21

Декабрь принёс зиму не только на календаре, но и в реальности. Непередаваемое ощущение, когда с вечера засыпаешь в мокром, сыром мире, а просыпаешься словно в сказке. Будто незаметно нырнул в Нарнию, и вот-вот у фонарного столба увидишь фавна. До Нового года ещё месяц, а детский восторг при виде укрытой снежным покрывалом улицы просыпается внутри, визжит, сжимая кулачки, и гонит прочь все тревоги и сомнения.

Вчерашний разговор с Алексеем долго не давал мне уснуть. Будто он продолжал сжимать мне горло локтем, не позволяя пошевелиться, и я не могла дышать. Вскинувшись ночью, я поняла, что запуталась с головой в одеяле, и мне просто не хватает кислорода.

Мне нужно научиться противостоять ему, его чудовищной тяжёлой энергетике, не позволять пугать себя, пригвождать к месту одним лишь взглядом. Только как это сделать? Даже та, у которой я могла бы поучиться, терялась перед Шевцовым. Он как те жуткие существа из моих снов — лишал воли одним лишь взглядом тёмных глаз.

И я была благодарна сейчас природе, что так резко изменила свой лик, давая надежду на то, что это в принципе возможно, что любое состояние не вечно, и после тьмы всегда приходит свет.

Однако пока я добралась до школы, тонкий слой мокрого снега уже почти растаял, превратившись в местах скопления людей в грязную жижу. Вот так и воодушевляйся.

С Аней и Эдиком мы встретились возле парадного входа в школу. Но Эдик, коротко поздоровавшись, ушёл. Я успела разглядеть на его скуле припухшую синеву. Как же, в угол не вписался.

— Привет, Янка, — Степанова стряхнула с рыжих кудряшек снежинки. — Что это с Эдькой? Наотрез отказался рассказывать, а теперь ещё и сбрился. Что такого произошло, пока я кипела головой на физике?

— Он столкнулся с моим сводным братом, — мрачно ответила я.

— Понятно, — Аня поджала губы.

Мы отправились сначала в гардеробную, а потом на уроки.

Напряжение в классе я стала ощущать острее, чем раньше. Ира и её подружка больше даже не пытались скрыть своей неприязни ко мне. Если раньше это были презрительные взгляды, иногда шёпот за спиной, то теперь они стали откровенно посмеиваться надо мной. А ещё Должанов. Вот как баба, серьёзно, только дай кому-то косточки перемыть.

Когда я попыталась войти на перемене в кабинет математики, то Должанов встал так, что и обойти невозможно, и протискиваться неудобно.

— Пропусти.

— Проходи, я чё.

А сам на месте стоит, улыбочку растягивает наглую. Так и хочется съездить по роже, чтобы зубов не досчитался.

При моей попытке просочиться в кабинет, Рома лишь сильнее его загораживает, выставляя ногу, но обратно податься уже не получается, и мне приходится протискиваться вплотную. Больное колено снова прострелило, и я едва не споткнулась об отставленную ногу Должанова. Не очень-то грациозно вышло.

— Нежная лебёдушка впорхнула, — хихикнула Инна Вардина, и они с Ириной рассмеялись.

Вот так, в лицо, даже не пытаясь прикрыться хотя бы для проформы. «Золотые» детки, короли молодёжи, которые могут вытворять что вздумается и унижать, кого им захочется.