Ермолаенко на секунду замирает, внимательно рассматривая моё лицо. В глазах блеск, на губах слабая улыбка.

— Принцесса, зачем он тебе? — упирается в стену одной рукой прямо возле моей головы.

— Кто? — сглатываю, тревога уступает место панике.

— Лекс.

— Он мой брат.

— Да ладно, — усмешка становится злой. — Какой нахрен он тебе брат. Не больше, чем я. Его не интересуют хорошие девочки, малышка. Он тебя сломает. Пережуёт и выплюнет.

— Зачем ты мне это говоришь? — шепчу, пытаюсь потянуть время, только что это даст? Дрожь в голосе выдаёт мой страх.

— В нём столько тьмы, что ты себе даже представить не можешь. А со мной ты могла бы попробовать, по-настоящему попробовать.

Я не успеваю ничего возразить, как Антон впивается своим ртом в мой. Его пальцы вцепляются мне в плечи, давят больно, сжимают.

— Пусти, — пытаюсь оттолкнуть парня, но он сильнее, выше меня. — Прекрати, пожалуйста!

Но Ермолаенко плевать. Он пьян и зол. Я понимаю, что с самого начала вечера это была игра, в которой основным призом была не я, а желание как можно сильнее насолить Шевцову. Старая вражда, тихая зависть. Только вот парень не учёл, что Шевцову плевать на меня, он ненавидит свою навязанную ненастоящую сестру.

— Антон!

Моё сопротивление тщетно и смешно. Я чувствую слёзы бессилия на своих щеках, когда цепкие пальцы Антона сдавливают грудь, а сам он продолжает облизывать мою шею. Мерзко, противно, тошнотворно. По горлу вверх ползёт отвращение. Тело больно врезается в бетонную стену, когда Антон резко прижимает меня своими бёдрами, комкает низ платья, сжимая кожу на бедре до синяков.

— Пусти же меня! — я уже рыдаю в голос.

— Отойди от неё, — звенящей сталью разрезает спёртый воздух коридора.

Глава 26

Маша

— Отойди от неё, — звенящей сталью разрезает спёртый воздух коридора.

Шевцов стоит за спиной Антона. Взгляд звериный, ошалелый. У Ермолаева будто переключатель какой-то срабатывает. Он хмыкает и отстраняется, смотрит на Лекса. А мне только доли секунды и надо, чтобы вырваться из его лап.

В два шага я оказываюсь за спиной сводного брата, а он и бровью не ведёт. Плечи напряжены, что аж рубашка дыбом, руки сжаты в кулаки. Как тигр, который подобрался весь и сейчас сделает смертельный бросок.

Антон засовывает руки в карманы брюк и вальяжно приваливается к стене. Достаёт сигарету и закуривает.

— Десять минут, — говорит Ермолай.

— Пять, — рявкает Шевцов, а потом разворачивается ко мне.

Я ничего не понимаю, но всё же радуюсь, что стычки не произошло. Ничем хорошим бы это не закончилось.

— Лёша, я… — из самого горла вырывается жалкий всхлип.

— Заткнись, — как пощёчина.

Шевцов больно сжимает пальцы на моей руке чуть выше локтя и толкает впереди себя. Резко и грубо. А я корю себя, ругаю на чём свет стоит, что попёрлась в этот клуб, как дура повелась на медовые речи Антона. С одной стороны, чувствую облегчение, что Лекс появился так вовремя. Кто его знает, на что бы пошёл Антон. С другой стороны, сейчас я боюсь Шевцова как никогда.

В гардеробе Алексей сам забирает наши вещи, а потом почти швыряет мне в руки пальто. Я не смотрю на него, не смею глаза поднять. Только они продолжают предательски слезиться, а губы дрожать. Хочу скорее оказаться в кровати, унять дрожь в пальцах, засунув ладони под подушку. Но нужно успокоиться, привести себя в порядок — нельзя в таком виде, в растрёпанных чувствах на глаза маме и Виктору показываться. Осталось только пережить поездку в машине вдвоём с Шевцовым.

Мы выходим на улицу. Молчим. Вдруг я замечаю, что за нами из клуба выходит Антон, а с ним трое парней. Они смотрят в нашу сторону, что-то друг другу негромко говорят, но что именно, я уже не слышу, потому что мы отошли слишком далеко.

Внутри от ужаса всё холодеет. Их четверо, а Алексей один. Я не в счёт. Теперь эти «через десять минут» становятся понятны. Они же убить его могут или покалечат так, что потом до кучи всё не соберёшь. А что потом со мной могут сделать, мне и думать страшно.

— Лёша… — я застываю на месте, кивая на парней сзади, чувствую, что дышать от страха становится трудно.

— Пошла, — толкает он меня, — чего стала.

Не успеваю ничего ответить на эту грубость, как из-за угла клуба нам навстречу выруливают трое. Сначала пугаюсь ещё сильнее, но потом облегчённо выдыхаю, узнав в них Должанова и Ларинцева. Третий парень мне незнаком.

— Здорово! — Должанов протягивает руку Шевцову, тот отвечает ему и другим двоим.

— Привет, мисс Ледышка, — Максим Ларинцев ослепительно улыбается, будто он сюда не на стычку приехал, а на светский приём.

Должанов просто кивает мне. Без привычной ухмылочки или пошлых шуточек. Сосредоточен и серьёзен.

Шевцов смотрит на Макса, тот, перехватив взгляд друга, берёт меня под руку.

— Пойдём, Ледышка, маленьким девочкам пора домой в тёплую постельку. А мальчикам надо поболтать немного.

Он уводит меня за угол клуба, а я подчиняюсь, словно в ступоре, даже слова не говорю, пока мы не подходим к стоянке такси.

— Максим, я не могу уехать. Что я скажу родителям? Мне страшно за вас.

Развесила сопли как маленькая, и самой стыдно. А парень лишь ухмыляется, приобнимая меня за плечи.

— Можешь. И уедешь. Не волнуйся, родители особо не удивятся, что Лёха домой не торопится. А за нас не беспокойся, мы просто чуток поболтаем с Ермолаем. О том, о сём.

Макс натягивает мне на голову капюшон и легонько щёлкает по носу.

— Карим! — окликает он таксиста.

— Привет, Макс, — к нам подходит улыбчивый чернявый парнишка.

— Эту леди нужно отвезти домой к Лексу. И не лихач там по дороге.

— Понял.

Мне совершенно не понравился взгляд этого Карима, которым он окатил меня после того, как Ларинцев сказал отвезти меня в дом Шевцова. Мерзко стало как-то.

— И не пялься так, — Максим тоже заметил. — Пока тебе кое-кто зад на уши не натянул.

Лицо таксиста вытянулось, а глазах отразилось понимание. Он сразу стал серьёзен, дурацкое выражение сошло с лица.

— Всё сделаю, Макс, мог бы и не уточнять.

— Давай, Ледышка, — ладонь Максима опускается мне на плечо и легонько надавливает, вынуждая сесть в машину. — Всё будет хорошо. А ты поторопись: сны о розовых пони сами себя не посмотрят.

Карим заводит мотор и трогается с места, а я наблюдаю, как Ларинцев, почти бегом, направляется обратно. В груди плещется тревога, и не отпускает ощущение, что это моя вина. Если бы послушалась, если бы не поехала. Хотя, думаю, повод бы они нашли, ведь видно же, что давно это между ними. Да и для Шевцова я так себе повод.

Мы ещё до коттеджного посёлка не доехали, как я почувствовала вибрацию телефона.

«Дочь, как клуб? Мы с Виктором уехали к Николаю Борисовичу смотреть лошадей. Будем под утро. Обязательно сделаю фотки с этими красотулями!»

Отправляю пару весёлых смайлов и засовываю телефон обратно в карман. Даже не знаю, радоваться мне, что не придётся объясняться, почему я вернулась из клуба одна, или ужасаться того, что я останусь одна на ночь в этом огромном доме. И когда вернётся Шевцов?

Глава 27

Я просыпаюсь как от толчка. Терпеть не могу это жуткое ощущение, когда во сне будто падаешь с высоты лицом в землю. Сердце стучит словно с цепи сорвалось, ладони вспотели. Электронные часы на огромном экране плазмы показывают 03:27. Сейчас глубокая ночь. Когда я приехала, и речи не было идти спать в свою комнату. Внутри всё дрожало от напряжения и страха. Чтобы хоть как-то отвлечься, я включила какое-то глупое кино. Наверное, на телевизоре стоит таймер, потому как сейчас он выключен.

В коридорах и на кухне горят ночные светильники, отбрасывая косые полосы света на паркет пола. Тишина давит, душит. Алексей так и не вернулся, потому что из холла на второй этаж можно попасть только через гостиную, и я бы услышала. Вряд ли бы он тихонько крался на цыпочках, боясь разбудить меня.

Не хочу беспокоить маму, но, наверное, придётся. Я в растерянности, не знаю, что делать. А вдруг драка плохо закончилась? Вдруг Алексей в больнице? Или…? Нет! Даже думать страшно. А возможно он просто где-то завис с какой-нибудь красоткой. Например, с той, что так млела в его руках сегодня возле бара. А я тут Виктору в трубку истерить начну. Глупо будет, да и Шевцов по голове за такое не погладит. Мне ещё, думаю, не избежать разговора за то, что произошло.

Горло пересохло, губы спеклись. Надо выпить воды. Я выбираюсь из пледа, в который закуталась как в кокон, и бреду на кухню. Дом красивый, уютный, но находится в нём одной как-то жутко.

Я припадаю прямо к крану. Не принцесса, обойдусь без стакана.

Вода прохладная, она оживляет, наполняет свежестью, и мне становится лучше. Сначала я узнаю запах. И тут прямо на столешнице возле мойки вижу скомканную ткань. Это рубашка Лекса. Он дома. Или был.

Облегчение вздохом вырывается из груди. Он конечно тот ещё засранец, подпортивший мне жизнь, но я рада, что с ним всё в порядке.

Но тут я замечаю на рубашке какие-то пятна. Судорожно схватив её, бью ладонью по выключателю локального света. Пятна красные, уже немного потемневшие. Кровь! И много. Господи, а где же сам Шевцов? Вдруг, ему плохо, а я тут стою и пялюсь на его рубашку.

Я тороплюсь подняться на второй этаж, почти бегу к его комнате. Грудь сдавливает от страха, он противно ворочается внутри, заставляя челюсти сжаться, а дыхание шумно вырываться наружу.

Дверь в комнату Шевцова приоткрыта. Совсем немного, но этого хватает, чтобы в коридор едва отсвечивала слабая полоса серебристого света. С бьющимся сердцем я открываю её шире и, словно вор, проскальзываю в комнату. Я была тут только однажды — в первый день. Хотела подружиться, но Лекс быстро и чётко указал мне на моё место.