Маша Малиновская - Сахар со стеклом

— Не кричи на меня, — предательские слёзы так и пытались прорваться, но я сжала зубы и часто задышала, не давая им волю.

— Как тебе вдолбить, что если я что-то сказал, то это нужно выполнять?! Мне что, выпороть тебя?

— Не смей мне указывать! — я тоже срываюсь на крик, чувствую, что руки начинают дрожать. Поражаюсь себе и тому контрасту между собой дома и собой здесь. — Почему ты считаешь, что имеешь права мне указывать?! Зовёшь полный дом придурков, а потом ещё и обвиняешь меня!

— Ты сейчас договоришься, — Шевцов говорит уже намного тише, но меня не остановить.

— Да пошёл ты, Шевцов! Дружков своих пойди выпори!

— Ну всё, пиздец.

Резкий хлопок двери обескураживает. Он ушёл. Но едва я успеваю выдохнуть, как эта несчастная дверь снова распахивается. На пороге стоит Шевцов. Челюсти сжаты, желваки натянуты, а в руках… в его руках я вижу ремень.

Я моргнула в надежде, что мне показалось. Потом ещё раз и ещё. Но Шевцов никуда не делся. Он стоял на пороге комнаты, глядя на меня с бешенством и держа в руках ремень. Обычный такой, от брюк.

Захотелось хихикнуть. Нервное, наверное. Ну не станет же он меня и правда лупить ремнём. Или…

Лекс вошёл в комнату и прикрыл дверь. Тихо и без стука.

— Сюда иди, — голос звенел яростью, но говорил Алексей приглушённо.

Когда он сделал шаг в моём направлении, я запаниковала.

— Ты серьёзно? Ты же не станешь и правда…

— Сюда иди, сказал.

Я отступила, продолжая с ужасом смотреть на ремень в руках «брата». Он действительно вознамерился меня выпороть! Чёртов Лекс! Долбанный псих!

— Не смей ко мне приближаться, — я уже упёрлась коленями в кровать, дальше отступать уже было некуда, но в какой-то отчаянной попытке я влезла на неё, возвышаясь теперь над Шевцовым.

Попытаться оббежать его было бы глупой идеей, я и дёрнуться не успею. Я спрыгнула с другой стороны кровати, теперь между нами был широкий барьер, но выход располагался за спиной парня, так что я оказывалась в западне.

Внизу что-то громко загрохотало, и Лекс на мгновение отвлёкся. Этого мне и нужно было. Я резко рванула в обход кровати, но как назло, бок предательски прострелило. Я охнула, схватившись за испачканную кровью Арсения спинку кровати.

Но даже не случись со мной этой подлянки, сбежать бы мне не удалось, потому что на моих запястьях тут же сомкнулись стальные тиски. Шевцов резко развернул меня спиной к себе и прижал к груди. Между нами завязалась борьба. Не трудно догадаться, в чью пользу она в очень скором времени решилась.

Уже секунд через десять, Лекс, усевшись на кровать, перекинул меня через колено, вторым зажал ноги, локтем надавил между лопаток, вынудив уткнуться лицом в кровать.

— Отпусти меня! — крикнула я в отчаянии, чувствуя, как от злости и стыда горит лицо. — Ты совсем с катушек слетел, мать твою!

— Тебе в детстве не говорили, что старших надо слушать?

И тут на мою задницу опустился ремень. И это было больно.

— Ты просто конченный псих, — рыдания вырвались из моего горла вместе с криком, когда ягодицы снова обожгло.

— Я же сказал тебе, бестолочь, сидеть и своей комнате и нос не высовывать.

И снова огонь на заднице.

— Лекс, ты совсем нахрен одурел?!

В комнату влетел Максим Ларинцев. Господи, как же стыдно. Как же всё это унизительно.

— Макс, иди нахер. Я сам разберусь.

— Да ни черта!

Мне из моего положения было плохо видно, но, кажется Максим ухватил Шевцова за руку с ремнём, и я мешком съехала с коленей парня. Отползла в сторону, пытаясь убрать с лица прилипшие к мокрым щекам волосы.

— Ты совсем попутал?! — буквально орал Ларинцев, ухватив Шевцова за грудки. — Ты глаза разуй, кто перед тобой! Это, блядь, тебе не Ирка!

— А тебе-то что? — Шевцов отбил руки друга и толкнул его в грудь, но Максим устоял.

А что же я? Я забилась в самый дальний угол комнаты и тихо ревела, наблюдая весь этот сюрр.

— Лекс, угомонись, я серьёзно, — парни стояли напротив друг друга и тяжело дышали, но тон оба сбавили. — Ты же сам видишь, что тебя несёт. Это всё этот грёбаный Демьян…

— Заткнись, Макс.

Шевцов бросил разъярённый взгляд в мою сторону, отчего мне захотелось влезть под обои, но Ларинцев улучил момент и просто вытолкал его взашей из комнаты. Не знаю, о чём они говорили только что, но я прекрасно понимаю, что если бы Шевцов захотел, то в два счёта отправил бы Ларинцева вслед за бугаем Арсением. Но, видимо, что-то было в словах друга такое, что пробудило в сводном брате крохи трезвого разума. Только вот что мне теперь со всем этим делать? Ведь с каждым днём, с каждым нашим общением легче не становится. Ни капельки. Всё становится только хуже, и гораздо. Я понятия не имею, как с ним себя вести. Свести контакты к минимуму совсем не получится: мы живём в одном доме, едим на одной кухне, учимся в одном классе.

Что же мне, мать его, делать?

— Эй, Ледышка, — сквозь пелену слёз вижу, как Максим опускается передо мной на корточки.

Пожалуйста, только не дотрагивайся до меня, я просто не выдержу.

— Я там тебе чай принёс горячий. Вставай давай уже, — он протягивает руку, но не прикасается, понимает. Спасибо ему за это.

От Максима тоже пахнет алкоголем и тем порочным весельем, что разгулялось внизу. Рубашка расстёгнута, голый торс открыт взгляду. Но я принимаю его помощь. Опираюсь на предложенную руку и встаю, беру горячую кружку. Пальцы жжёт, оказывается они окоченели.

— Слушай, я всё понимаю, Лекс тот ещё уёбок, но…

— Но что? — поднимаю распухшие от слёз глаза на одноклассника. — Он выпорол меня ремнём, Максим.

— Пиздец, — констатирует Ларинцев. — А Сене он выбил два зуба и, кажется, сломал руку.

— Рыцарь просто, — горько усмехаюсь я, поднося к губам обжигающий напиток.

— Макс, какого хрена вообще происходит? — решаюсь задать вопрос, хотя мы с Ларинцевым далеко не друзья. — Я, конечно, понимаю, что свалилась в его жизнь без предупреждения, но за что меня так ненавидеть? Что такого я ему сделала?

Макс молчит, кусая щёку изнутри. Его немного пошатывает, но выглядит парень вполне адекватно.

— Сам не пойму, — уклончиво отвечает Максим, а потом растягивает свою привычную улыбочку: — А ты не забивай свою хорошенькую головку всякой хернёй. Лучше допивай чай да закрой за мной дверь. В этот раз точно на ключ.

Лекс.

— Иди покури, я пока всех выпровожу, — говорит мне Макс, кивая на дверь.

— Где это чмо?

Меня всё ещё не отпустило. Хочется сломать ублюдку не только руку, которую он запустил бестолочи под кофту, но и ноги нахер переломать, и шею свернуть.

— Лекс, остынь. Иди кури пока.

Чувствую опустошённость. Будто из меня выкачали все чувства и эмоции разом. Даже злость на дебила Сеню как-то тухнет. Всё смазывает, выцветает.

Я хватаю бутылку пива со стола и иду к двери. Макс кивает Роману, а тот вырубает музыку и, хлопнув в ладоши, начинает объяснять народу, что вписка подошла к концу. И плевать, что хозяин я, и мне нужно толкать подобные речи. Но мне реально сейчас похуй.

— Лёш, что случилось? — Ирка ловит меня уже у самой двери, пока я роюсь в кармане куртки в поисках пачки сигарет. — Тоша увёз Арсения, сказал, что ты его в мясо избил. Зачем, а? Неужели она стоит таких ссор с друзьями? Ну и пусть бы Сеня…

Стоп.

— А с чего ты взяла, что мы подрались из-за неё? Пусть бы Сеня что?

Смотрю на сучку в упор, начиная понимать, откуда ноги растут. Всем было чётко сказано: на второй этаж ни ногой. И Арсений не такой уж дебил, чтобы после пары-тройки стаканов забыть об этом.

Ирка меняется в лице. Крылья её аккуратного носа начинают раздуваться, а в глазах появляется страх. Она отступает на шаг, а ко мне возвращаются чувства. И первое — бешенство. Девка понимает это и сжимается в комок.

Дёргаюсь в её сторону, но дальше ей отступать некуда, и Ирина упирается спиной в стену, ошалело глядя на меня. Но тут встряёт Должанов.

— Ируся, ты тоже давай на выход. Лексу пора баиньки. Могу отвезти, если что.

Ряполова благодарно кивает Роме и проскальзывает в сторону. Хрен с ней, потом разберусь.

Я набрасываю куртку и выхожу на улицу. Мороз трещит, но холода сейчас не чувствую. В груди горит злость, плавит внутренности, но самое интересное, что я не пойму, на кого злюсь сильнее всего: на Ирку, бестолочь, дебила Арсения или на самого себя. Коктейль алкоголя и эмоций снова душит, и даже морозный воздух не спасает.

Сажусь прямо на ступени, рискуя отморозить зад, и закуриваю. Я даже не оборачиваюсь на нестройный топот ног и прощальные окрики, продолжаю следить за огоньком. Он подкрадывается к пальцам с каждым дуновением ветра, сжирая тонкую бумагу, превращая её в пепел. Подминает под себя, порабощает. Но скоро она закончится, и тогда и огонёк перегорит. Вот же как всё это дерьмо устроено.

За воротами слышны звуки шин, приминающие свежий снег. Пьяные малолетки загружаются в такси. Айривидерчи, ребята, было весело.

Макс садится рядом и молча прикуривает.

— Сколько раз собирался бросить, — тоже смотрит на огонёк. — После каждой репетиции, когда ноги не идут, обещаю.

— Так что мешает?

— Хер знает, — Ларинцев пожимает плечами, выдыхая сизый дым.

И снова молчание. С Максом это делать ненапряжно. Но и он может испортить момент.

— Лёха, что происходит?

— А что происходит?

— Ты же меня понял.

Молчу в ответ. Мне нечего ему ответить, потому что я и сам не знаю, что происходит.

— Ты выпорол девчонку ремнём.