Слава Богу, мне не придётся ехать с ней в одной машине. Карета Должановых уже ждёт у ворот, а Ромыч машет мне в открытую заднюю дверь.

— Лёха, шевели батонами! Мне надо ещё кое за кем смотаться.

Я запрыгиваю в салон белого Ленд Крузера, принимая приветственно протянутую ладонь друга. Меня никто не провожает. Батя приедет на торжественную часть, а Наталья занята бестолочью. Да и нахрен надо, чтобы она провожала.

— А сестричка где?

Как-то пару недель назад по синей лавочке я рассказал парням о завязанных на узел кишках из-за бестолочи. Макс промолчал, а Ромыч так и не понял, почему я не могу трахнуть её и успокоиться. Но подъёбывать не стал, хотя я ожидал. Это же Должанов. Он сами не пойми что крутит с Ирландо. И тут ещё стоит подумать, на кого ставить, кто из них кому первым рога обломает.

Школьный спортзал украшен шарами, плакатами и прочей лабудой. Десятиклассники подготовили прикольные плакаты о нас — выпускниках. Прикольно, чё. Вот Должанова изобразили всего в сердечках, а к голове Макса прилепили тело балерона в трико, через которое явственно торчит хер с яйцами. Бррр, ну и одежонка у этих танцоров. Хорошо, что Макс съебнул в хип-хоп, а то тоже бы обтягивался.

Нашёл и свою фотку. Какая-то хуйня на тему Джеймса Бонда. Нашли, блин, агента 007. Ладно, сойдёт.

Через десять минут появляются Ирка с Вардиной. Ирка, конечно, красива, что сказать. Но в свои едва исполнившиеся восемнадцать порочна дальше некуда. Один только обведённый алым рот так и требует поставить её на колени за ближайшим же углом. Такое же красное платье обтягивает фигуру, ложась сзади на пол.

Ряполова кошачьей походкой подходит, широко улыбаясь, и пробежав ноготками по моей шее, наклоняет к себе. Не особо хочу, но целую её, как раз, когда бестолочь вплывает в своём сливочном облаке в зал. Сначала замирает на пороге, глядя в оба на нас с Иркой, и тогда я притягиваю Ряполову к себе, проталкивая язык ей поглубже в глотку. Не сразу понимаю, что при этом смотрю на бестолочь. Да, девочка, я вижу, как ты на меня смотришь. Но я же уже говорил, что оно тебе не надо.

Глава 58


Скоро подтягиваются и остальные. Всех приглашают в актовый зал на торжественную часть — вручение аттестатов. Напутственные слова от учителей и родителей. Завуч пускает скупую слезу. Классный наш взволнован. У него даже щёки покраснели. Не удивлюсь, что он принял чутка на грудь. Не, вообще наш Петруха — нормальный чел, так что к нему без претензий.

Отец настоял, чтобы я вместе с ним и Натальей подарил бестолочи цветы, когда она выходит на сцену за аттестатом. Вижу, как расширяются её глаза, когда я с букетом направляюсь к ней. Приличия требуют от меня улыбки и поцелуя в щёку, а у меня крошатся зубы, когда я лишь подумаю, что меня снова обдаст крышесносным запахом. Я же ведь тоже не железный. Может, Должанов прав? Может просто затащить её в подсобку во время тусовки, задрать повыше это чёртово платье и доказать самому себе, что там он такая же, как и все остальные тёлки.

— Поздравляю, — выдавливаю тихо сквозь зубы и касаюсь губами её бледной щеки, по которой тут же разливается румянец.

— Спасибо, — выдыхает бестолочь.

Отец подаёт ей руку, помогая спуститься по ступеням. Сейчас я даже ему готов откусить голову за то, что в его руке лежат её нежные пальцы. Чёрт! Может нахер этот выпускной со всей его мутотенью. Лучше сразу к Демьяну. Жаль, аукцион будет в два часа ночи.

Но пацаны уговаривают меня остаться. Зря что ли столько лет за партами отсидели. Теперь все гости и виновники торжества переходят в украшенный спортзал. Настало время ответного слова выпускников.

Половина зала заставлена небольшими столиками для фуршета, половину освободили для выступления выпускников. Мы становимся на свои места для исполнения вальса. Ещё одна хуетень, которая мне и даром не всралась.

Торжественные аккорды какой-то зарубежной современной мелодии оповещают о том, что пора выходить на свои позиции на танцполе. Закладываю руки за спину и иду навстречу Ирке, как учила хореограф. Краем глаза выцепляю, как Макс аккуратно кладёт руку на талию бестолочи и притягивает её к себе. Он предупреждён, чтобы держал яйца в штанах, но мне один хер становится дерьмово.

Раз-два-три… Мы движемся по залу в парах. Ирка дважды наступает на подол платья, но мне плевать. Пусть хоть ёбнется. Я ловлю глазами бестолочь. Она полностью ведома Ларинцевым, подчиняется каждому движению, в которых он инициатор. Так должно быть в танце. У неё с ним всё правильно.

— Лёш… — слышу Иркин шёпот. — Сейчас поворот, который ты всегда забываешь.

Я его не забываю. Просто сейчас мы будем меняться парами.

Делаю две пары шагов. Поворот. И вот рука Фоминой оказывается в моей. Прохладные пальцы и взгляд в пол. И манящий до скрежета зубов аромат. Обнимаю тонкую талию и прижимаю девушку к себе. Ближе, чем требует школьный вальс. Бестолочь удивлённо вскидывает глаза и натыкается на мой взгляд. Я смотрю открыто, а потом делаю шаг на неё.

Со мной, девочка, ты пойдёшь также послушно.

Несколько шагов, поворот, снова шаги, снова поворот. Чувствую, как у мелкой напрягается спина в ожидании поддержки. Она нервничает.

— И! — тихо шепчу, крепко обхватываю тонкую талию обеими ладонями и поднимаю девчонку вверх. Выше, чем обычно на репетициях. Ловлю мимолётный испуг в глаза, и тут же ставлю её снова на пол, проворачиваю под рукой и отпускаю к Максу. Хотя не хочу. Чёрт! Кто бы знал, как не хочу!

Вальс заканчивается, а потом и вся торжественная часть. И начинается фуршетная. Тупая тамада, попутавшая нас с выпускниками из началки, ебливые конкурсы со стульями и прочей хуетой. Потом, наверное, ей кто-то нашептал, и такая херь прекратилась. Уже пошло повеселее. Да и мы, благодаря Ромычу, тоже повеселели.

Потом объявили медляк. Должанов позвал Кристинку из параллельного, завлекая своей фирменной улыбочкой чеширского котяры. Попалась птичка, повелась. Теперь твои трусы найдут в каком-нибудь из классов после каникул.

Ирка где-то сбрилась, а я был и не против. И тут мой взгляд выцепил у противоположной стены бестолочь, к которой клеился Сомик Юрка — недопижон из «В» класса. Она так-то не особо хотела идти с ним танцевать, но вот улыбнулась и вложила свою руку в его, сто пудов, потненькую ладошку.

Всё. Пиздец. На этом моё самообладание треснуло по швам и расползлось нахуй.

— Эй, упырь, подвинься, — через пару секунд я уже оттеснил чудилу.

Сперва он как гусь хохлатый на меня посмотрел, а потом сразу стух и спешно удалился.

Я взял бестолочь за руку и снова прижал к себе, позволив себе вдохнуть её запах так глубоко, что под рёбрами закололо. Я не видел её глаз, но услышал вздох удивления. Свет в зале приглушили, оставив лишь нижнее фиолетовое свечение. Медленная зарубежная песня лилась из динамиков, заставляя парочки теснее прижиматься друг к другу.

— Лёш, — тихо прошелестела бестолочь.

Нахера? Я не хочу сейчас говорить. Если я произнесу что-то вслух, с этим нужно будет что-то делать. А я не хочу.

— Помолчи.

Кладу подбородок ей на макушку и прикрываю глаза, слышу, как быстро и рвано она дышит. Мне нужно просто ещё хоть полминуты. Тело горит от её близости, а в голове бьёт набат. Нельзя! Нельзя её ломать. Я погряз в дерьме, что самому иногда противно. Деньги отца и отсутствие материнского воспитания сделали своё дело, превратили меня в чудовище. Нельзя и её тащить в это болото. Пусть продолжает сиять своей чистотой и наивностью, а мне пора в свою сырую тень.

Я не дожидаюсь окончания песни и ухожу, ни разу не обернувшись. Школа окончена, детство позади, и мне пора к моим взрослым развлечениям. Времени половина второго. Скоро аукцион.

Глава 59


Яна

Он растворяется в темноте, а мне становится холодно и одиноко без его рук. Играет со мной, как кошка с мышью. Только почему же мне кажется, что сейчас, в эти минуты он тоже был настоящим. Что его держит? Что не отпускает?

История с матерью мне известна, но, может, я знаю не всё? Маленький мальчик, который раз за разом видел, как родная мама не узнаёт его. Она же не резко заболела, такие недуги начинают забирать человека постепенно, отравляя его жизнь и жизнь его близких.

Или, может, всё гораздо проще? Может, он просто такой. Это его выбор, ему нравится калечить людей морально. А если учесть вид спорта, которым он занимается в клубе, то и физически.

Так или иначе, для меня суть дела это мало меняет. Я снова одна, снова опустошена и разбита. Включают свет, ведущая опять пытается втянуть уставших выпускников в конкурсы. А мне всё настолько осточертело, что я начинаю задыхаться в помещении, среди распаренных танцами надушенных тел. Запах еды со столов воротит. И я как можно скорее двигаюсь к выходу. По пути меня цепляет Должанов, что-то спрашивает, но я просто выдёргиваю руку и почти бегу к двери из спортзала. Дале пустой полутёмный коридор, и вот, наконец, в лёгкие врывается свежий воздух летней ночи. Повезло, что июнь в этом году прохладный.

На улице кое-где тоже есть люди. Несколько родителей сгрудились и болтают. Весело смеясь. В тени, скрывающей от света фонаря, спряталась воркующая парочка. Я иду прочь. Хочу побыть одна. Дальше вдоль стены, где торцевая часть пищеблока, есть небольшая площадка. Надеюсь никого там не встретить.

Уже почти добравшись до места, цепляюсь подолом за ветки кустов. Только бы не порвать. Платье дорогое, его ещё можно продать за немалые деньги.

И тут слышу тихий всхлип. Кажется, я не одна такая, кто решил вылить свою боль тишине.

— Кто здесь? — приглушённо спрашиваю.

— Неудачница, — отвечает севший Анин голос.

— Аня?!