Но Лекс этого не делает. Он продолжает так стоять и молчать. Минуту. Пять. Десять… Чувствую, что рубашка у него, где прижимается моё лицо, промокла. Я всё-таки плачу.

— Прости меня, если сможешь, бестолочь, — шепчет мне в волосы.

А потом целует. Так крепко и жадно, будто пьёт моё дыхание, хочет забрать его. Уже давно забрал.

Шевцов стремительно уходит, и спустя минуту я слышу, как возле дома заурчала машина. Подбегаю к окну и не могу поверить в то, что вижу. Степан ставит в багажник дорожную сумку, а потом открывает заднюю дверь, приглашая Алексея.

А как же я? Что делать мне?

Я ловлю его прощальный взгляд и понимаю, что мы больше не увидимся. Просто чувствую это нутром под сопровождение звона битого стекла.

Это крошится на осколки моё сердце. Прощай, мой сводный брат, сладкий и смертельно опасный, как сахар, смешанный со стеклом.


Конец