Соро Кет - Сахарная кукла

Особо способные даже подсчитали, что девочка не могла быть от Альфреда. Тот был уже четыре года, как мертв, когда крошка Джесс округлилась в талии. Так долго детей не носят даже слоны и память о покойном была очищена.

– Как здорово, когда среди нас есть люди способные сложить два и два, – по праву главы семьи подытожил граф и дело закрыли.

Тем более, Ви уже подросла и дала куда больше пищи для разговоров.

– Изменяла мне? – спросил Филипп строго и, наклонившись, поцеловал ее в лоб.

Девочка снисходительно вытерпела ласку. Глубоко вздохнула, словно он ее утомил.

– Что такое?

Виви прищурилась; Филипп невольно улыбнулся в ответ.

– Ты очень красивая сегодня.

Она пожала плечами; она и правда, была красивая и знала это с младых ногтей.

Сегодня ее одели в черное короткое платье с белыми воротником и манжетами; белые колготки и черные туфельки. Длинные волосы были завиты и забраны в высокий хвост на макушке, щечки подрумянены, а на губах блеск. Ну, и Moschino Pink, разумеется.

Неудивительно, что у Греты нюх слабый.

– Что? – повторил Филипп. – Больше не нужны комплименты?

– Ты мне изменяй! Я внаю! Вы с Дзесикой много ваз уходийи!

– Э-эй! – Фил выставил вперед палец. – Мы ходили искать твой зонт. Сама сбегаешь из дома, гуляешь черт знает с кем, а потом я – изменщик.

Верена презрительно качнула в ответ хвостом и сморщила носик.

– Ты вьеш как и все мусины! – драматически изрекла она.

Фил с трудом сдержал смех. Даже Джессика, лежавшая без движения, слегка улыбнулась.

– Как все мужчины? – он наклонился над девочкой и ткнул ее пальцем в нос. – Если ты это знаешь про всех мужчин, то стопроцентно мне изменяла!

К его удивлению, Ви слегка покраснела.

– Что это ты рисуешь?

Девочка покраснела еще сильней.

Рисунок, над которым она работала, изображал двух разнокалиберных слендерменов, которые держали друг друга руками-вилками. Один, поменьше, был в розовых сапогах, с торчащими дыбом бежевыми палками-волосами. Другой, похоже, упал головой на штопоры. Филипп насчитал в его черепе шесть пружин, старательно выведенных черным.

Что-то внутри него сжалось. Верена сбежала, – вот все, что он знал. Исчезновение дилера он с этим пока не связывал, но что-то в ее рисунке насторожило его. Фил напряг память: боже! Это ведь в тот же день!..

– Кто это? – спросил он, слегка охрипнув.

Верена лукаво зыркнула на него.

– Это мой бойфренд, – с нескрываемым удовольствием, произнесла она.

Мой бойфьенд.

Интересант!

– Я думал, твой бойфренд – я, – сказал Филипп, притворившись обиженным.

Верена надулась и спрятала лист под стол.

– Дзессика говоиит, ты фтанес свясенником! А они юбят маеньких майчиков, а не девосек! – выпалила она так быстро, что он едва понял исковерканные слова.

Джессика у них за спиной, буквально задохнулась от смеха.

– Не драматизируй, балбеска,– простонала она. – Подождешь две минуты! Ничего страшного!

Фил вспыхнул.

Первой реакцией было подняться, врезать ей хорошенько, чтоб пургу не несла. Но рядом была собака, которая могла броситься. И маленькая девочка, которую он мог напугать.

– Нет, – притворившись, что не понял намек, Филипп честно-честно посмотрел Верене в глаза. – Это все враки, она завидует. Твой дядя Фредди тоже священник, а любит только тебя!

Смех стих.

Толстая муха, словно маленький истребитель, вспорола сонную тишину. Грета, клацнув зубами, оборвала мушиный полет.

– Урод, – прошипела Джессика.

– Знаешь, что? – сказал Филипп и, взяв Верену за локти, вытащил ее из-за стола и сел на пятки, чтоб видеть ее лицо. – Когда я стану священником, обещаю: мы будем вместе всегда-всегда, как твоя Лиззи и Мартин. Даже если ты замуж выйдешь… Плевать сколько раз!.. – он перевел дыхание, дав девчушке немного переварить, после чего улыбнулся. – А теперь, расскажи мне, Цукерхен, кто твой новый бойфренд?

Еще до первого выступления, отец фон Штрассенберг лично объехал всех прихожан.

На новеньком, сверкающем черным лаком, порше-макане. Злые языки утверждали, падре мог бы легко позволить себе кайен. Да хоть спортивную панамеру, но… вовремя вспомнил про обет бедности.

Собираясь в церковь, Ральф в сотый раз подумал: что именно тот наделал, чтоб оказаться здесь?

Гамбург – город миллионеров, но вовсе не католическая земля! А Штрассенберги были известной фамилией в католичестве. В Википедии говорилось, у них так принято испокон веков – отдавать второго сына в священники, а роду Штрассенбергов, без малого, сравнялось восемьсот лет. Даже по скромным подсчетам, в семье должно было набраться немало церковных шишек.

Так что же один из них позабыл вдруг здесь? В их, богом позабытом, приходе?

Перед премьерой нового падре тетя с товарками оттерли церковь до блеска; уничтожили все следы пребывания в ней отца Хофлера и даже вытравили крыс. Но, несмотря на все ухищрения, она выглядела жалкой.

Совсем, как Ральф с его новой стрижкой.

Слезами и уговорами, Агата заставила его стать частью спектакля. Статистом. Жопой на стуле. Чтоб новый священник вдруг не решил, что на фиг он никому не сдался.

И лишь когда она уговорила племянника, подстригла и купила новый костюм, стало известно: в церковь явится весь клан Штрассенбергов.

Сам граф приедет! С семьей!

Тетушка взволновалась почти до обморока. Забыв, как плакала, чтобы Ральф пришел, она стала ласково намекать: оставайся дома. Такого оскорбления он снести не мог. И заявил, что пойдет!

Тетя опять поплакала, но, когда Ральф начал задавать вопросы, смирилась.

– Будь вежливым, если к тебе обратятся, но сам ни к кому не обращайся, – наставляла она, очищая щеткой его пиджак. – А лучше, вообще не попадайся им на глаза… А еще лучше… Ах, оставайся дома.

– Я пойду в церковь!

– Но почему?

– А почему нет?! Стесняешься моего костюма?

Она смутилась.

Костюм был очень плохой, хотя и стоил сто евро. Был сшит из дешевой ткани, узок в плечах и болтался в талии, но тетушка настояла, чтобы Ральф надел именно его. Волосы мальчика, кудрявые, густые и жесткие как следует постричь не случилось. И Ральф был похож на выздоравливающего тифозника, чего никак не мог ей простить.

– Как на комиссию по делам несовершеннолетних, – подумал он, глядя в зеркало.

– Костюм хороший! – буркнула тетя. – Неблагодарный!..

Тяжело вздохнув, мальчик оправил отутюженные лацканы, провел руками по непривычно коротким клочьям волос и проклял день, когда его мать поддалась на уговоры его папаши.

– Как думаешь, граф скинет мне телефон своего портного? Если у него попросить? – спросил он, пытаясь скрыть стыд.

– Ральф, я прошу тебя, – взволнованно прошептала тетя. – Держись подальше от Штрассенбергов. Особенно, от графской четы. Я очень тебя прошу.

– Да прекрати ты, – не выдержал Ральф. – Хватит уже! Феодальное право отменили, ты слышала? Мы им давно уже не рабы! Их титулы теперь ничего не стоят! Если не нравится, пусть сидят в своем маленьком, отгороженном от быдла, мирке!

Тетя надулась и молча вышла из дому, даже забыв проверить, выключен ли газ.

Когда Ральф явился к церкви, на него даже не взглянули.

Рослые, похожие люди, – блондины самых разных оттенков, – стояли на площади и возбужденно переговаривались, будто бы на конфирмацию собрались. Он сам был уже метр восемьдесят пять, но среди них вдруг ощутил себя недоростком. Тетушка все еще дулась и тут же ушла, буквально вытолкнув его из машины.

Их осмотрели; внимательно. Не признали и тут же возобновили свои беседы.

Слегка оробев, Ральф обошел толпу и встал под деревом, подальше от посторонних. Он чувствовал себя тем, кем был – низкосортным дерьмом и очень жалел, что он не остался дома.

Ральф все еще обдумывал безболезненный способ самоубийства, когда в его плечо ткнулся чей-то палец.

– Ш или Л?

– Что? – Ральф обернулся.

– Штрассенберг или Ландлайен?

Перед ним стоял рослый очень светлый блондин, примерно его же возраста. Вот только был хорошо пострижен и его черный костюм был сшит по мерке и на заказ. Он был широкоплечий, как Ральф, узкобедрый, но с более мощными квадрами. То ли наездник, то ли футболист. Белозубый, красивый, с темными ресницами и бровями… Смазливый он был. Очень даже. Но Ральфу незнакомец чем-то понравился, хотя он и не мог объяснить чем.

Ральф улыбнулся. Стрижка была дерьмо, но зубы от природы были отличные. Не хуже, чем у блондина.

Возможно, при других обстоятельствах, он ответил бы на вопрос. Они посмеялись бы. Обменялись списками предков… Озвучили бы названия элитных школ и спортивных клубов. А после, предложили бы друг другу партию в теннис или пару кругов верхом.

Увы, они были в двух разных измерениях, хотя и стояли на одной плешивой лужайке под одним деревом.

– Ни то, ни то.

– Боже, неужто – верующий? – парень насмешливо округлил голубые глаза и перекрестился.

Он в миг окинул взглядом его костюм, прическу, сделанную тетушкиной подругой, – и тоже сделал для себя выводы. Ральф видел это в его глазах. Поэтому удивился, когда блондин, как ни в чем ни бывало протянул руку.

– Филипп. Ш.

– Ральф, – представился он. – Дитрих.

– Дитрих – как-то вскользь, непонятно, пробормотал Филипп, не сводя задумчивого взгляда с его лица. Фамилия ему явно ничего не сказала. – Такое чувство, я тебя где-то видел, но не могу вспомнить где.