Валентина Кострова - Саит

— Как хорошо, что ты приехала. Я так испугалась. Ты же знаешь, что он так редко болеет, никогда не было такой высокой температуры.

— Мег, все хорошо. Что врачи говорят?

— Они ничего говорят, ждут родственников.

— Сейчас все выясним, я не думаю, что есть твоя вина.

— Я думаю это из-за того, что он вчера без спроса вытащил из морозилки упаковку мороженного и всю ее съел. Я в это время гладила белье и как-то упустила его из вида. Боже, Дева прости меня, я не уследила за ним! — женщина так громко причитает и рыдает, что вызывает раздражение, а не жалость. Дева с отстраненным видом поглаживает ее по спине, ждет, когда та успокоится.

О ком они говорят? Мороженое обычно любят есть дети. У нас дома его всегда полно в открытом доступе. Когда приезжают племянники и двоюродные братья-сестры, всем подавай либо молочные коктейли, либо вазочку с мороженным политым сверху шоколадом. Чего скрывать, я сам люблю полакомиться холодной сладостью.

— Пойдем, поищем доктора и послушаем его, — Дева берет женщину под руку, тащит в сторону лифтов, я иду следом.

По надписи над цифрой, которую нажимает Дева, подтверждаю свою догадку: едем в детское отделение. Все это время Дева старается на меня смотреть, она делает вид, что меня не существует, а вот успокоившееся Мег с любопытством меня разглядывает.

— Мне кажется или…

— Кажется, — грубо обрывает Дева, но женщина недоверчиво хмыкает, правда мысль вслух свою недосказывает.

Лифт дергается, распахивает свои двери. Меня тут же оглушают детские голоса, смех, разговоры взрослых людей. Отделение не похоже на больничное.

На меня натыкается какой-то мальчуган, что-то бормочет и опять несется вслед за своими товарищами. Дева и Мег на все это безобразие не обращают внимания, уверенно идут к постовой медсестре, что-то у нее спрашивают. Через минуту в коридоре появляется врач. Мужчина. Который при виде Девы расплывается в радостной улыбке. У меня создается впечатление, что причина, по которой мы в больнице, выдуманная.

Ревность, толкнувшая меня в черную бездну, заставившая поступить с Девой как со шлюхой, вновь шипит внутри меня. Мне уже все равно до детского визга, криков, я медленно подхожу к Деве и замираю за ее спиной, не спуская с доктора мрачного взгляда. Он почти сразу меня замечает, вопросительно смотрит несколько секунд, хмурится. Дева оборачивается, нервно заправляет волосы за ухо, прикусывает губу.

— Это отец? — спрашивает док, рассматривает так же пристально, как ранее рассматривала Мег. — Похож.

— Это друг, — Дева смущается, неожиданно краснеет, отводит глаза в сторону. — Я могу его увидеть?

— Да, конечно. Думаю, если завтра температуры не будет, выпишем.

— Спасибо, Майк, я тебе благодарна.

— Сочтемся. С тебя вкусный ужин.

— Обязательно, — она ему так мягко и нежно улыбается, что я непроизвольно хватаю ее за локоть и стискиваю, заставляя поморщиться, но руку не выдергивает.

— Ты с ним спишь? — рычу Деве на ухо, лавируя вместе с ней между людьми в сторону палат. Мег осталась позади.

— Ревнуешь? Затащишь в туалет и трахнешь, как это было недавно? — в ее глазах вызов, взывающее задирает подбородок. Я смотрю на ее губы, желая хотя бы поцелуем показать ее место, но отпускаю руку и делаю шаг назад. Нужно уметь контролировать свои вспышки.

— Кем тебе приходится этот Майк?

— Другом.

— Таким же, как и я? Вы все же спите вместе?

— Он благополучно женат, к твоему сведенью, — Дева прижимается к двери в палату, словно преграждает мне дорогу. — Может подождешь меня в коридоре?

— А что ты от меня опять скрываешь? Кто у тебя тут в отделение? Брат? Крестник? Или сын? — смеюсь, толкаю вместе с девушкой дверь, она не успевает ничего сказать.

В палате прохладно, работает ионизатор. Всего две кровати, на одной из которой лежит ребенок. Малыш, на вид ему года два-три, не больше. Увидев, что дверь распахнулась, приподнимается. Настороженно смотрит на нас, но тут же расплывается в улыбке, показывая всему миру несколько ровных белых зубов.

— Мама! — тянет к Деве ручки, та отмирает возле меня и бежит к мальчишке.

Я в ступоре смотрю на этих двоих и пытаюсь понять, как так. Как это у Девы оказался сын? У нее сын? Блядь.

Когда меня обнимают крепко за шею, доверчиво прижимаясь ко мне, я напрочь забываю о существовании Саита. Я растворяюсь в нежности своего сына, жадно вдыхая его сладковатый запах.

Мой мальчик. Мое солнышко. Мой смысл жизни.

— Мам, — теребит мои волосы в своих маленьких пальчиках, я целую его в щечку, заглядывая в бездонные голубые глаза. — Хочу пить.

— Да, малыш, сейчас мой котеночек, — воркую тихим голосом, протягивая руки к тумбочке.

Наливаю из пластиковой бутылки в бумажный стаканчик воды, осторожно передаю сыну. Он жадно пьет, косится за мою спину, вижу любопытство в глазах. Хочется его схватить и убежать, никому ничего не объяснять. У меня есть большое преимущество, Саит ни хрена ничего не помнит. И ему можно рассказать про мужа космонавта или моряка, который погиб. Единственное, что тревожит, люди со стороны видят сходство Каюма с моим сыном. Кто-то может в лоб Саита спросить о том, не является ли он отцом моего сына.

Когда я родила, до года мне казалось, что мой мальчик похож на меня, а потом случайно наткнулась на большое интервью пиар-менеджера семьи Каюм, в прошлом она была популярной певицей Риной. В статье были представлены фотографии всех наследников, в том числе и несколько детских. И повернув тогда голову в сторону сына, потом посмотрев на монитор, пришлось признать, что гены Саита оказались сильнее моих. Потом, более тщательно рассмотрев семью Каюм, поняла, что сын похож вообще на своего деда: Саида Каюм.

Те же голубые глаза со льдинками вместо зрачка, особенно когда жутко чем-то недоводен, лучезарная улыбка только в присутствии близких людей. Изгиб бровей дедовский, хмурится так же, как хмурился старший Каюм, когда слушал мои признания любви к своему сыну. Я до сих пор не принимаю позицию отца Саита, не понимаю его мотивы поступков, но каждый раз, глядя на самого дорогого сердцу человека, вынуждена к Саиду Каюму чуть-чуть относиться с теплотой. Родственик все же.

О том, как мне удалось скрыть беременность, рождение сына, найти в себе силы жить с ним на расстоянии — об этом знает только мой папа. Благодаря его поддержке я сумела обмануть людей Саида Каюма, которые весь год за мной наблюдали.

— Мам, домой? — сын с надеждой смотрит на меня, я качаю головой, он тут же обиженно надувает губы. Смешной и миллый мой ребенок.

— Завтра нас доктор выпишет, мы поедем домой. Хочешь я позову Мег к тебе, она поиграет с тобой? — зачесываю сыну челку назад. Нужно его подстричь, волосы отрасли, мешают ему теперь. Его папа тоже большой любитель длиной шевелюры.

— Да! — кидается мне на шею. Любит тактильные ощущение, обниматься с ним милое дело, правда, такое счастье достается тем, кому малыш доверяет. В этот круг входят я, Мег и папа, остальных держит на расстоянии вытянутой руки.

— Посиди тихо одну минутку, я позову Мег — целую сына в теплый лобик, еще раз крепко к себе прижимаю и с тяжелым сердцем встаю с койки.

Оборачиваюсь, задерживаю дыхание. Саит все это время стоял возле двери с нечитаемым выражением лица. И если я хотела увидеть в его глазах изумление, шок от правды, которая ему открылась, то меня ждало полное разочарование. Он ничем не выдает своих эмоций. Отходит в сторону, когда я подхожу, пропускает меня первой, идет следом. И ни одного вопроса.

Кошусь на него напряженным взглядом, гадая, что означает его подозрительная молчаливость и в то же время меня так и подмывает его добить правдой. Хочется остановиться и выпалить ему в лицо о том, что Рич его сын, правда, записан на мою фамилию.

Ничего подобного я не делаю. Нахожу Мег, прошу ее посидеть с Ричем, а сама иду к кофейному автомату, чувствуя позади себя присутствие Саита.

Сейчас я настроена на две волны: на волну некогда любимого человека и на волну любимого человека. Они оба мне дороги, каждый в своей мере. Каждый меня убивает и воскрешает. Я не вижу жизни без сына, я отлично живу без Саита. Сумела, смогла, самой себе доказала, что жизнь не крутится вокруг одного мужика. Жизнь продолжается, несмотря на то, что ты вдруг перестаешь чувствовать вкус, различать цвета и чувствовать запахи.

И вот теперь я ощущаю все в полной мере, благодаря Саиту, его дикой похоти, которая ничем не прикрыта. Он не собирается ее одевать в одежду романтики, наделять пустыми надеждами, скрывать ее уродство мнимой красотой. О прошлой любви, о которой говорил, нет и намека, только «хочу».

Ищу по карманам мелочь, оборачиваюсь к Саиту, он молча протягивает деньги. Нажимаю на кнопку с латте, гипнотизирую коричневую струйку немигающим взглядом. Осторожно беру в руки стаканчик.

— Ты будешь? — дую на горячий напиток, Саит отрицательно мотает головой.

Мы отходим в дальний уголок, где редко ходит медицинский персонал и совсем не забегают дети. Смотрим друг на друга настороженными взглядами, присматриваемся, словно видимся впервые. Я жду вопросов, зная, что они будут.

— Сколько ему?

— Два года. Его имя Ричард Скок. Отец…

— Я про отца не спрашивал, — сердито перебивает, взъерошивая волосы рукой. Сердце сладко ноет, потому что в эту минуту сын до невозможно поход на это человека. — Знаю, что ты сейчас скажешь, что он вас бросил, узнав о беременности. Таких историй полно.

— Отец не знает о его существовании, — смотрю прямо в глаза Саиту, надеясь, что у него хоть на секунду мелькнет тень узнавания, но увы, он смотрит на меня удивленным взглядом. Грустно улыбаюсь. Какие ему нужно потрясение, чтобы память вернулась?