А потом, схватив меня за ноги, широко разводит их в стороны и, заполнив меня до упора, изливается внутрь.

Падает рядом, закрыв глаза, а я поворачиваюсь набок, обнимаю себя руками и долго смотрю в стену напротив, рисуя на ней невидимые узоры.


***

Просыпаюсь, будто от сильного толчка, и, резко распахнув глаза, снова впериваюсь взглядом в стену. Сзади чувствуется какое-то шевеление, и я про себя прошу, чтобы это оказался Амур. Но когда слышу шуршание одежды и звук застёгиваемой молнии, понимаю, что это Сабуров.

Не показываю, что проснулась, жду, когда он уйдёт, и облёгченно вздыхаю, услышав, как закрывается дверь. Радуюсь, что он ушёл, и нам не придётся видеться сейчас. Слишком тяжело, потому что я не знаю, что на меня вчера нашло. Да и он, подозреваю, тоже. Словно какое-то помутнение.

Можно ли назвать наш спонтанный, абсолютно неожиданный секс перемирием? Хотя бы временным? Мне бы, правда, этого хотелось, потому что я зверски устала от войны, которую не начинала.

Простила ли я его? Нет. Простил ли он меня? Смешон даже этот вопрос. Но что-то незримо изменилось в тот самый миг, когда я ответила на его поцелуй. Не могу сказать, что мне вдруг стало легче, и обида отступила. Нет. Стало ещё хуже… Потому что я поняла, как сильно люблю своего палача. Ничего не прошло и не остыло. И мы не изменились. По крайней мере, не настолько, чтобы разлюбить и отпустить хотя бы в душе.

От выпитого накануне коньяка слегка побаливает голова, и хочется пить. Я выжидаю некоторое время, а потом спускаюсь на кухню. У двери меня встречает довольный и, судя по округлившемуся пузику, очень даже сытый Амур. Виляя хвостиком, стучится им о холодильник и носом пихает мне свою пустую миску, словно показывая, что его уже накормили.

— Ах, ты ж проказник, — треплю его за холку. — Выпросил таки еду у Сабурова, да?

— Сабуров не такой изверг, как ты думаешь, — слышится вдруг из-за барной стойки, и я вскидываю взгляд на Самира, что, облокотившись о глянцевую поверхность, безмятежно потягивает кофе.

Обычно его в это время дома не застать… Зачем остался? Хотел посмотреть на мою реакцию? Поиздеваться? Сказать что-нибудь колкое, спустить с небес на землю и показать мне моё место? Извини, Сабуров, представления не будет. Я уже не та наивная Настенька, что когда-то. Уже давно ни на что с твоей стороны не рассчитываю и не претендую.

— Именно такой, как я думаю, — ворчу, пытаясь скрыть смущение, потому что стою посреди кухни в одной футболке, еле-еле прикрывающей попу, а Сабуров беззастенчиво рассматривает мои ноги. Мне особо стесняться нечего, да и мы видели друг друга голыми и раньше, но сейчас это кажется каким-то предательством с моей стороны. Я предаю память сына, которому пообещала, что все, кто виновен в его гибели, понесут наказание. Предаю себя — ту Настю, что осталась в прошлом, но всё ещё живёт внутри меня и нет-нет, да напоминает о себе и своей боли.

Открываю холодильник, придирчиво осматриваю содержимое и достаю последний йогурт. Когда-то я приучила Самира есть по утрам натуральные йогурты, и с тех пор мне всегда достаётся последний.

Про себя улыбаюсь. А ведь у нас было и хорошее. Было же. Но так ничтожно мало этих приятных моментов, что даже не сразу удаётся их вспомнить…

Беру ложку и сажусь за стол, где уже стоит блюдо со свежей выпечкой, и не выдерживаю:

— Кто приносит продукты? Каждое утро здесь появляется свежая выпечка, фрукты, — и если поначалу, когда в моей голове жила навязчивая мысль сбежать, я радовалась, что однажды, быть может, этот кто-то мне поможет, то сейчас незримое присутствие чужого человека меня настораживает. Я разучилась доверять людям.

— Карам, — отвечает коротко, и чувствую кожей, на которой вдруг выступили «мурашки», что он смотрит на меня.

Сама не поворачиваюсь, всем своим видом показываю, что его присутствие меня никак не беспокоит, но руки ужасно дрожат.

— У меня есть небольшая просьба… — жду, что он сразу же ответит отказом и, возможно даже, грубо, но Самир молчит, видимо, в ожидании самой просьбы. — Меня может «выгуливать» кто-нибудь другой? Не беспокойся, сбегать я не планирую. Мне некуда идти.

Сабуров ставит чашку в посудомоечную машину, неспешно прохаживается вдоль стойки и приближается ко мне.

— А чем тебя не устраивает Карам? Он проявил неуважение? — он оказывается слишком близко, отчего я начинаю нервничать ещё сильнее. Что-то странное со мной происходит сегодня.

— Нет. Он вежлив и услужлив. Но я его терпеть не могу. Он предал меня. Если можно…

— Хорошо, я дам тебе другого охранника, — неожиданно легко соглашается Самир. — Но ты ведь знаешь, что он не предавал тебя? Он просто был верен мне. И будет, — добавляет зачем-то.

— Ладно, спасибо, — аппетит окончательно исчезает, и я, отложив ароматную булочку с маком на тарелку, встаю из-за стола. Пытаюсь обойти Сабурова, но тот преграждает мне путь.

— И всё?

— Что? — бормочу, блуждая взглядом где-то в районе его бороды.

— Это всё?

— Да, всё.

— И ты больше ничего не хочешь мне сказать?

— А должна что-то сказать? — набравшись смелости, всё-таки смотрю ему в глаза.

— То, что было вчера…

— Ничего не меняет для нас, я знаю, — перебиваю его и обхожу стороной. Ни к чему эти объяснения.

— Хорошего дня, Настя! — доносится до меня его голос, звучащий так, будто он мне всех мук ада желает.

— И тебе удачи! — отвечаю резко и захлопываю за собой дверь.


***

Мама смотрит на нас с дочкой с нежной улыбкой, по щеке стекает прозрачная слеза.

— Я так рада, что вы вернулись… Ты не представляешь, что я пережила тогда. Я так за вас испугалась. И до сих пор не понимаю, что тогда произошло. Ведь Денис выглядел таким влюблённым — и тут на тебе, маньяк.

— Мам, — вздыхаю, пропуская по телу дрожь. Одно упоминание адовой клетки, из которой я чудом спаслась, приводит в ужас. — Всё уже. Забудь. Он больше не появится в нашей жизни. Самир нас защитит.

При упоминании имени Сабурова мама недовольно поджимает губы.

— И что теперь будет, дочь? Ты снова с этим мужчиной? Будто ничего и не было? Вы ведь ещё до его исчезновения расстались, помнишь? Ты вся в слезах ко мне пришла. Беременную бросил… А теперь вдруг совесть взыграла? О дочери вспомнил?

— Не начинай, — обрываю её. — О дочери он и не забывал с тех пор, как узнал о ней. А я… В прошлом осталась, мам, — голос предательски дрожит, и мне не удаётся скрыть истинные эмоции. — Мы вчера поговорили об этом… Коротко. Он расставил все точки над «i» и объяснил мне, что я лишь мать его ребёнка. Не более. Так что, можешь, не переживать. У нас больше ничего не будет.

Она вздыхает, видимо, чувствуя мою боль, а я прячу слёзы, склонившись и целуя лобик Лизы.

— Может, оно и к лучшему, а, Свет? — начинает осторожно мама. — Ну что за будущее с таким мужчиной? Каждый день перестрелки, взрывы… А ты не одна теперь. Дочка вон какая хорошенькая. Отец, конечно, всегда хорошо. Но мама — лучше. Ты должна сейчас жить ради этой крохи. А мужчина… Знаешь, однажды ты встретишь своего человека.

«Нет уж. Достаточно мне мужчин», — подумала с грустью и вздрогнула от дверного звонка, который ни разу до этого не слышала. Самир всегда негромко стучит, чтобы не разбудить Лизу, а больше к нам никто и не приходит.

— Кто это? — нахмурилась мама, принимая из моих рук уснувшую Лизу.

— Сейчас посмотрю, возьми её.

Вышла в коридор, на цыпочках добежала до двери и включила видеокамеру домофона. Я всё ещё видела в ночных кошмарах Елисеева и то, как он душит меня, сжав горло своими холодными пальцами. На мгновение растерялась, увидев на дисплее Карама, а потом набрала комбинацию из нескольких цифр, открывая входную дверь.

— Здравствуй, Света, — Карам совсем не изменился, всё такой же серьёзный.

— Привет… Рада тебя видеть.

Он коротко улыбнулся, протянул мне несколько бумажных пакетов.

— Здесь одежда для ребёнка, Самир Камалович передал. Он сказал, что не сможет сегодня заехать.

Да уж… После моего вчерашнего «подката» — неудивительно.

— Хорошо, спасибо. Зайдёшь? Мы с мамой чай пьём… Давно не виделись, поболтали бы.

Карама я знала много лет, наверное, ещё с тех пор, как познакомилась с Самиром. Он всегда был молчалив и угрюм, и какое-то время я даже побаивалась его, но вскоре мы нашли общий язык и даже подружились. Насколько это, конечно, возможно с человеком, вроде Карама. Он не имел друзей и проводил свободное время в абсолютном одиночестве, вдали от всех. Иногда мы пересекались с ним в гостинице, обменивались несколькими фразами и парой улыбок. А потом всё случилось, как случилось…

— Если только ненадолго, — ответил после непродолжительной паузы и всё-таки шагнул внутрь.

ГЛАВА 16

— Простите, к Самиру Камаловичу нельзя сейчас! — из приёмной доносится испуганный голос секретаря, и тут же резкий ответ отца:

— Пошла вон! Я к сыну пришёл!

Настежь распахивается дверь, и он появляется на пороге.

— Здравствуй, сын! Уделишь мне минуту своего драгоценного времени?

— А если скажу, что не уделю? Ты ведь всё равно не уйдёшь?

В ответ Камал с грохотом захлопывает дверь и, пройдя к столу, упирается кулаками в глянцевую поверхность.

— Твоя сестра пропала! Вместе с детьми!

Самир даже бровью не повёл, лишь отставив чашку с кофе в сторону, сцепил руки в замок.

— А я здесь при чём?

— Ты что, сынок, оглох? Ты слышишь, что я тебе говорю? Сестра пропала! Вместе с моими внуками! Возможно, их кто-то похитил! Сейчас не время для ваших личных обид!

Ну, ясно. Камал в своём репертуаре. Вспомнил о сыне, когда понадобилась помощь.