Смотрю на него с ужасом. Этот человек Дьявол… Самый настоящий. Он даже мысли мои читает.

— А ты не боишься, что однажды я это сделаю? Убью тебя?

Его губы растягиваются в улыбке, а потом он взрывается от хохота, запрокинув голову. Я сжимаю кулаки до боли и хруста в костяшках пальцев. Смех прекращается так же резко, а рука Елисеева хватает меня за горло.

— Я ничего не боюсь. И никого, — склоняется ниже, проводит тыльной стороной ладони по моей щеке. — Но ты можешь попытаться, ангел.

ГЛАВА 5

Несколько месяцев спустя


— Не надо-о-о! Не убивай, Сабур! Клянусь, это не я! Не знаю я, где твоя жена! — рыхлая морда покрывается красными пятнами, а сам чиновник трясётся, как женщина.

— Фу, бля. Жалкое зрелище, — комментирует Монгол, скрестив на груди руки. — Не он это, брат. Ты посмотри, сейчас уссытся от страха. Уже всё рассказал бы, если бы что знал.

Самир поднимает нож на уровень своих глаз, долго скользит взглядом по лезвию.

— Этот нож перережет твою глотку раньше, чем ты поймёшь, что происходит, Володя.

— Я же сказал, я понятия не имею, где она! Хочешь, я всех своих ментов на ноги поставлю и найду тебе её? А? Или, хочешь, я в розыск её объявлю? Я всё сделаю, Сабур! Всё! Только не убивай!

Да, похоже, и правда, ничего о Насте не знает. Монгол прав. Ему бы духу не хватило соврать с ножом у глотки. Не тот человек. От него страхом за версту воняет.

— Ты ничем не можешь меня заинтересовать, Володя. Ты всего лишь мелкая сошка в огромном механизме. Исчезнешь — никто и не заметит. На следующий день уже замену найдут. Даже жена твоя тебя не вспомнит. Любовника в твой дом приведёт и будет с ним сношаться на глазах у твоих детей. Хочешь этого?

Он затряс головой, всхлипнул на бабский манер.

— Не надо! Я всё верну, правда!

— Значит, то, что мне сказали, — правда? Это ты заморозил часть моих счетов? Для чего, Володя? Чтобы свой кусок урвать? И как ты планировал это сделать? У тебя же мозгов на подобное не хватит. Может, помог кто, а, Володя? — Лезвие ножа угрожающе блеснуло на свету, и трус нервно сглотнул. — Давай, рассказывай мне всё, пока я твою чиновничью морду на куски не порезал, — Самир перевёл взгляд на Карама, еле заметно кивнул, и тот, схватив Полонского за шиворот, швырнул падаль под ноги. Острие ножа прижалось к жирной шее, Володя заскулил. — Слушаю.

Захлёбываясь горькими слезами, словно истеричная сучка, Полонский рассказал, как по «верхам» прошёл слушок о его, Самира, гибели, и как этому возрадовались некоторые мрази. Разумеется, такой лакомый кусок те, которые всю жизнь дрожали от одного имени Сабура, упустить не могли. Ведь короля больше нет, осталась лишь его молодая, ничего в этом не смыслящая жена. Как не сорвать такой куш?

Но чем больше Володя углублялся в рассказ, тем ясней становился тот факт, что Настя им не понадобилась. С помощью судебного запрета шакалы добились ареста нескольких довольно крупных счетов и собирались их потихоньку раздербанить. Сложно, но если подойти с умом — вполне возможно. Настя им помешала бы только в том случае, если бы влезла в это дело и начала разборки. Но девочке было, конечно же, не до того, да и не разбирается она в этих делах. После того, как Самир исчез, она обращалась за помощью к Захару и Палычу, но те отказались ей помогать, и Настя исчезла. Но куда? Где она может быть? Он всю страну вверх ногами перевернул. Даже начал проверять её билеты за границу. Как в воду канула.

Лишила его сна, маленькая дурочка. Сбежала, спряталась. Одна там где-то… С ребёнком. Эта мысль сводила с ума. Всю душу измотала.

— Полонский есть. Кто у нас там следующий? Кому ещё была выгодна моя гибель? — затянулся горьким дымом, выпустил его вверх.

Монгол громко хмыкнул, открыл дверь.

— Без обид, брат, но легче пересчитать тех, кому не была выгодна. Быстрее будет, — подал знак Караму, а тот подтолкнул коляску к машине.

— Не трогайте! — рявкнул предупредительно. — Я сам.

— Самир Камалович, я помогу только, — помощник попытался протянуть к Самиру руки, за что тут же отхватил увесистую оплеуху.

— Ты что, не понял меня? Я сам! — схватившись за поручни, резко переместил тяжесть тела на руки и завалился в салон. Уже лучше. Быстрее.

— Ну ты упрямый, — Архан уселся рядом, откинулся на подголовник. Сабур когда-то считал, что быть неходячим (слово «инвалид» почему-то не давалось) — не стыдно. Пока сам не сел в коляску. Теперь чувствовал себя беспомощным дерьмом, что изрядно бесило. — Это же не навсегда, чего ты так паришься?

Он боялся. Хотел найти Настю и скорее её увидеть, но присутствовал страх увидеть в её глазах жалость и разочарование. Или даже сожаление, что он жив.

— Кто там дальше по списку, спрашиваю?

— Да вроде всех уже прошерстили. Знаешь, Ворох устанет подметать за нами. Может, притормозишь пока? Жена твоя жива — это понятно. Завещание уже вступило в силу. Она ничего не продала, а значит, скоро вернётся сама. А мы будем её ждать.


***

— Не понимаю, зачем нужна эта показуха?

— Вот ради показухи и нужна. Тебе пора выходить в люди. Я знаю, что тяжело, но… Ты должна, Настя. Так ты быстрее излечишься.

Излечиться… Пожалуй, это было бы славно… Потому что каждый день, вспоминая день родов, я рву свою душу в клочья. День, когда я должна была стать счастливой. Но случилось то, чего предвидеть не могла. Не хотела, вернее…

— И что ты предлагаешь? Напялить свадебное платье и притвориться счастливой невестой?

— Да. Именно это я и предлагаю, дорогая, — Захар поставил передо мной чашку с ромашковым чаем. Без чая я теперь не засыпаю. Да и с ним, в общем-то, тоже нет. — Все должны увидеть, какая ты счастливая и какой замечательный у тебя муж, — ослепительно улыбнулся. — Чтобы ни одна скотина не нарисовала себе во влажных мечтах, что тебя можно обидеть. — Пора, Настя. Помнишь? Вперёд и только вперёд!


***

Я слышала его крик. Слышала… Мне так казалось. На самом деле мой сын не издал ни звука. Я хотела верить, что все не так… Однако, сейчас, спустя время, понимаю, что тот кошмар — самая настоящая правда. Мой малыш, моя надежда…

Не забуду свои роды никогда. Они были ужасно тяжёлыми и долгими, а я не верила в то, что они когда-нибудь закончатся. Не в боли дело, разумеется. В нём. В моём маленьком комочке счастья, которого я лишилась…

Щёки обжигает солёной влагой, и я ступаю босыми ногами на зелёную траву. Подставляю лицо ласкающим лучам солнца, но ему не высушить моих слёз. Моё горе мог унять лишь один человек, но и он покинул меня.

Рядом осторожно шагает Амур — белоснежный щенок, которого я перед родами нашла на улице. Он был такой одинокий, всеми брошенный и забытый. Моё сердце сжалось от жалости, и в ту же минуту у малыша появился дом.

— Сегодня я выхожу замуж, Амур. Ты рад за меня?

Щенок неуверенно виляет хвостиком, а в глазах сомнение.

— Да знаю я. Знаю… Но Самиру уже всё равно. У меня ничего не осталось, а так хоть дело его продолжу. Да и устала я прятаться, Амур. Хватит.

Малыш вздыхает, падает пузиком на траву и поджимает под себя лапки. Он всегда грустит, когда грустно мне. В кармане брюк взрывается трелью мобильный, но я не спешу отвечать. Я знаю, это звонит Захар, чтобы меня поторопить. Но так хочется побыть ещё в своём мире, где я в последнее время прячусь, как в коконе. Мне здесь комфортно. Уютно.

Захар не унимается, и мне приходится нажать на кнопку принятия вызова.

— Я почти готова. Дай мне пять минут.

— Хорошо, — звучит понимающе, и я слабо улыбаюсь.

— Ну вот, Амур. Пора.


***

Утро поражает меня лёгкостью и отсутствием отёков. Неужели начинаю приходить в себя? Хотелось бы… Я ведь теперь не одна. Я должна быть сильной, чтобы защитить свою красавицу.

Да, у меня родилась девочка, хотя по результатам УЗИ я ожидала мальчика. Моё маленькое чудо, моя красавица. Она так похожа на Самира, что сердце заходится. Первое время я ужасно боялась, что Елисеев с ней что-то сделает. Он ведь одержим своей ненавистью к Самиру. Я не могла спать и есть, ни на минуту не отходила от неё. Первые дни Денис пытался приблизиться к Лизе, но я устраивала истерику, и он отступал. В итоге он перестал подходить к кроватке, и я немного расслабилась. Стало легче. Елисеев, конечно, подонок и убийца, но едва ли станет мстить ни в чём не повинной малышке.

Кормлю проснувшуюся кроху, укладываю в кроватку. Улыбаюсь, поглаживая маленькую головку, покрытую тёмным пушком.

— Мамина радость. Какая же ты у меня красотка. Сколько сердец разобьёшь — не счесть. Вся в своего папу.

Лиза причмокивает губками, изображает что-то вроде улыбки. И внутри разливается тепло. Такое успокаивающее, такое светлое чувство вселенского счастья.

Выхожу из комнаты и уже по инерции следую на кухню. Мне кажется, я даже смирилась со своей ролью безмолвной жертвы. Только иногда пытаюсь сопротивляться, чтобы не забыть, не потерять ту Свету, которая всегда шла против злого рока.

— Доброе… — и замолкаю, потому что его за столом нет. Завтрак уже ожидает нас, как и всегда, но Дениса нет.

Я слышу его голос с террасы и тихонько, на цыпочках иду туда.

— Что? Жена Сабурова? Да плевать мне на неё сейчас! Где доказательства, кроме сраного пиджака? Ты до сих пор не нашёл его труп? Серьёзно?! — меня пробивает дрожь, когда слышу о Самире. Крепко сжимаю ручку двери, чтобы она ненароком не скрипнула и Денис меня не услышал. — Нет! Это не прошлое дело! Не собираюсь я забывать! Ты что, не знаешь, кто такой этот Сабур? Он же скользкий, как змей! Он выскользнет из любого дерьма! Я не поверю, что он сдох, пока сам не увижу, понял? Где его зарыли? Почему никто, включая жену, не видел его труп? Делай что хочешь, но найди мне доказательства. Понял? Я жду! А потом займусь его бабой.