Но Жаклин не поверила ему.

— Перестань, Дэн… Не надо… Я знаю, что… — Она замолчала на мгновение, глубоко вздохнула, собираясь с силами. Каждая фраза давалась ей с большим трудом, но все же говорить было надо. — Я знаю, что скоро умру…

— Не надо, Жаклин! — Пылко возразил Дэн, поднося ее руку к губам. — Ты выздоровеешь! Обязательно! Ты должна выздороветь! А я все это время буду рядом с тобой.

Губы Жаклин дрогнули в слабой усмешке, и Дэн изумился тому, что при подобных обстоятельствах у этой женщины еще хватает сил насмехаться над смертью.

— Я знаю, что умру, — настойчиво проговорила Жаклин, вкладывая последние остатки сил в эту фразу. — Поэтому и позвала тебя… Нам надо поговорить…

— Доктор Ланкастер сказал, тебе нельзя волноваться и запретил мне говорить с тобой о подобных вещах.

— Я должна сказать тебе… кое-что… — Упрямо продолжала Жаклин. — Но сначала… дай мне… воды.

Дэн выполнил ее просьбу, помог ей подняться, чтобы напиться. Она была совсем легкой и невесомой.

— Знаешь, — продолжала женщина, — я надеялась, что… уйду, так и не сказав тебе этого… Я хотела отомстить тебе и ей за… ваше счастье, но…

— Пожалуйста, Жаклин, — умоляюще сказал Дэн. — Не надо ничего говорить. Все уже в прошлом.

— Нет… — Упрямо ответила бывшая миссис Уайтхорн. — Я должна сказать тебе…

— Ну, хорошо, — сдался он. В конце концов, не он завел этот разговор. — Что ты хотела мне сказать?

— Чарли… — Выдохнула Жаклин, на мгновение закрыв глаза. — И Джулия…

— Да?

— У них будет ребенок… Они поженились…

Дэн усмехнулся и мотнул головой, давая тем самым Жаклин понять, что для него это не новость.

— Я знаю, — сказал он.

— Я совершила большую ошибку… — Продолжала она. — Я сказала, что…

Женщина снова замолчала. Дэн видел, что она слабела с каждой минутой, а ему становилось все страшнее. Казалось, она очень долго берегла силы, чтобы сказать ему об этом, но сейчас силы неожиданно быстро покидали ее. Жаклин чувствовала, что не успевает многое ему сказать. Но то, что она собиралась сказать сейчас, она должна была сказать во что бы то ни стало. Иначе ни Дэн, ни Чарли никогда не простят ее, а ей нужно было их прощение. Собравшись с силами, Жаклин продолжила:

— Я сказала Чарли, что Джулия… — Она с трудом проглотила комок в горле. Голос ее стих почти до шепота: — его сестра…

Дэн не поверил своим ушам, думал, что ослышался, думал, что Жаклин бредит, но Жаклин очень слабо и очень медленно проговорила:

— Я хотела… вам отомстить… и сказала, что… он и Джулия… брат и сестра… по отцу…

Дэн не знал, что ему делать. Такая невыносимая ярость поднялась со дна души, сметая последние остатки каких бы то ни было чувств, что он с огромным трудом сдержался, чтобы не ударить Жаклин. Скажи она ему правду в любое другое время, Дэн непременно бы это сделал, но сейчас, покраснев от гнева и ярости, сжав ладони в кулаки, так что ногти впились в кожу, он, точно сумасшедший, заорал на нее:

— Какого черта ты это сделала?!!

Она промолчала. Вместо ответа закусила бескровную губу, но не смогла сдержать набежавшие слезы, которые крупными бусинами скатились по вискам и запутались в волосах.

Дэн взял себя в руки, увидев ее слезы. На мгновение он словно забыл, где и при каких обстоятельствах находится. Эта женщина всегда его удивляла — делала то, чего от нее меньше всего ожидали при тех или иных обстоятельствах. Когда он умирал в Кинг-Риверз, она спасла его. Когда врачи в Солт-Лейк-Сити вынесли ему приговор, едва не погубив ему жизнь, она совершила невозможное — поставила его на ноги, наплевав на диагноз врачей. Когда он с ума сходил от тоски по дому, она согласилась навсегда оставить дом, в котором родилась и выросла, и родителей, и уехала вместе с ним в Лос-Анджелес. Когда он изменил ей с Джессикой, она, вместо того, чтобы уйти от него, как сделала бы любая другая женщина на ее месте, заставила его забыть о ней — пусть даже и на время. Когда он попросил у нее развод, она нашла в себе силы отпустить его. И вот сейчас, на пороге смерти, она говорит ему, что из желания отомстить ему и Джессике она солгала собственному сыну, тем самым едва не разрушив ему жизнь.

Прижавшись губами к ее холодной руке, он прошептал:

— Прости меня! Я не хотел тебя обидеть!

— Это я… — Почти шепотом проговорила Жаклин. — Это я должна просить у тебя прощения. Ты простишь меня?..

— Тебе не за что просить у меня прощения. Я во многом виноват перед тобой.

— А вот… Чарли никогда… не простит меня.

— Простит. Ты его мать. Он не имеет права не прощать тебя.

— Обещай мне… — Попросила Жаклин.

— Да!

— Обещай, что расскажешь сыну… о моей лжи… в день моих похорон… Им вместе… ему и Джулии.

— Обещаю! — Выдохнул он.

Она снова замолчала, собираясь с силами; Дэн терпеливо ждал. И она снова удивила его:

— Я всегда любила тебя… А ты?.. Ты хоть чуть-чуть любил меня?..

— Да! — Ответил он.

И это не было ложью для умирающей. В те три дня после приема в честь его возвращения она почти заставила его влюбиться в нее — до безумия. Казалось, еще немного, и Джессика станет его прошлым. Будь у нее тогда еще немного времени — и ей бы это удалось. Поэтому сейчас он не лгал. Да, он любил ее.

Снова молчание. Она смотрела в его небесно-голубые, как небо, глаза долгим, изучающим взглядом, будто проверяя его слова. Он не отводил глаз — не имел на это никакого морального права. Наверное, это был их первый такой взгляд. Она смотрел так в глаза Долорес, своей первой жене, Клер, так и не ставшей его женой, но навсегда оставшейся в его сердце, Джессике — бесконечное множество раз, горя желанием потеряться в ее дымчато-серых омутах навсегда, но никогда — Жаклин. Она же всегда страдала от недостатка его внимания. И только теперь, перед лицом смерти, он соизволил по-настоящему заглянуть ей в глаза.

— Спасибо! — Прошептала она. — А теперь иди… И больше не приходи ко мне…

— Почему Жаклин? — Запротестовал Дэн. — Я должен быть рядом!

— Слишком поздно… Уходи… — Настойчиво повторила Жаклин. — Я не хочу, чтобы ты… видел, как я… умираю.

В ее глазах опять блестели слезы.

— Хорошо… Я уйду, — глухо проговорил Дэн. — Но сначала позволь мне сделать кое-что, — добавил он и, склонившись к ее губам, очень нежно поцеловал, ощущая солоноватый привкус своих или ее слез.

После поцелуя Жаклин тихо сказала:

— Прощай, Дэн… Я люблю тебя…

— Прощай, Жаклин, — ответил Дэн, не скрывая уже своих слез. — Я тоже люблю тебя.

И быстро вышел из палаты, не глядя, как плачет умирающая Жаклин.

Глава XVII

Черные траурные ленты на дверях особняка на Грин-стрит, белые каллы, черные лимузины, черный катафалк с гробом Жаклин, черная одежда. В день похорон Жаклин Каннингем, бывшей жены Дэна Уайтхорна, ярко светило зимнее солнце, а небо было по-весеннему чистым и голубым. Щурясь от солнца, Дэн с удивлением думал о том, почему природа вопреки его горю так безмятежна. Ведь в душе его идет дождь вот уже три дня с момента смерти Жаклин. Она умерла глубокой ночью — через пятнадцать часов после их прощания. Он в это время был дома с Джессикой, поскольку доктор Ланкастер едва ли не силой выгнал Дэна, Джессику, Роберта и Чарльза из клиники. Чарльз Роберт приехал к полудню — напуганный, бледный от усталости и измученный после бессонной ночи, проведенной в полете. Перед звонком Роберта Монтгомери он только что вернулся из очередного полета, и ему снова пришлось лететь, но в качестве пассажира самолета к умирающей матери. В особняке постепенно собирались люди — родственники Дэна. Как они узнавали о том, что Жаклин умирает, никто из обитателей особняка и понятия не имел, но Дэн был им молча благодарен за их поддержку.

В доме была жуткая обстановка, и если бы не его кузины и кузены, он точно сошел бы с ума. Чарли не разговаривал с ним. Джессика тоже молча обходила его стороной, а Боб смотрел на него такими глазами, от которых просто хотелось повеситься или застрелиться. В минуты, когда становилось совершенно невыносимо, Дэн запирался ото всех в своей старой комнате и плакал навзрыд. Он не хотел, чтобы Джессика видела его слез, и почему-то отчаянно боялся посмотреть ей в глаза. Наверное, это от того, что у него совесть была нечиста перед обеими женщинами, ему казалось, что Джессика каким-то невероятным образом знает о его прощальном признании Жаклин. Ему было страшно даже думать об этом, поэтому избегал он разговоров с женой. Роберт Монтгомери, который обычно в подобных ситуациях поддерживал его всегда, теперь сам был в полной прострации, ходил по дому, словно лунатик, и нуждался в куда еще большей поддержке, чем сам Дэн. Кстати, Дэн до сих пор удивлялся, почему Жаклин захотела попрощаться со всеми, кроме Боба. Возможно, Монтгомери именно от этого и мучился больше всего.

Что же касается Чарли, то на него вообще было страшно смотреть. Пепельно-серое, измученное страданиями лицо утратило всякую выразительность и стало походить на восковую китайскую маску. А когда он смотрел на кого-нибудь, то люди невольно замечали, что этот отрешенный взгляд совершенно ничего не видит. Теперь Дэн все вспомнил, и все встало на свои места. Уайтхорн — старший знал, в чем обвинял его сын в офисе в тот день. Порванная нить была восстановлена. У Дэна сердце разрывалось при одном только взгляде на сына, но он не мог нарушить обещание, данное Жаклин. Всему свое время. Кто-то там в Библии сказал, что есть время любить и время ненавидеть. Значит, есть время страдать. Определенная доза страданий отделена каждому человеку, и Чарльз Роберт здесь не исключение. Дэн свое время уже отстрадал, Жаклин — тоже. И для Чарли с Джулией скоро тоже закончится время страданий. Он позаботится об этом. Как и обещал Жаклин.