— Ч-что ты здесь делаешь? — Спросила она.

Голос ее еще дрожал от долгих и бурных слез.

— Гуляю… — Нерешительно ответил Дэн. Ему не хотелось признаваться Жаклин в том, что он уже давно дожидается ее. — А ты?

— И я… — глухо отозвалась она.

— Сидя на сырой земле? Что-то не похоже, — в голосе Дэна все же проскользнули нотки иронии, но он вовсе не хотел насмехаться над ней; просто очень боялся выдать собственное волнение и не мог подобрать лучшие слова.

— Мне хотелось побыть одной.

— И ты не нашла лучшего места, кроме сада, где тебя в любой момент могли найти? — С укоризной проговорил мужчина. — Что если бы тебя нашел не я, а твои родители? Как бы ты объяснялась с отцом? По-моему, он не стал бы с тобой церемониться, увидев, что ты плачешь.

— Сейчас это уже не важно. Меня никто не нашел бы, — ответила Жаклин, чувствуя, что при звуках мягкого голоса Дэна начинает постепенно успокаиваться.

— Ну, я же нашел… — Возразил Дэн и тут же добавил: — Ладно, хватит об этом. Давай, поднимайся. Пора возвращаться домой. И нечего сидеть на сырой земле, а то простудишься. Как я тогда буду обходиться без своей сиделки?

Жаклин повиновалась. Он протянул ей руку, и она встала. Рука Дэна была крепкой и горячей. Ей вдруг подумалось, что несколько часов назад она казалась самой себе очень одинокой, несчастной и всеми покинутой, а ведь Дэн более одинок, чем она. И в целом мире у него сейчас нет никого, кроме нее. Даже если он нуждается в ней всего лишь как в сиделке, она будет рада быть с ним рядом. За работой забываешь об одиночестве и о любой боли. Где-то она об этом читала или ей говорили. Пришла пора самой постигать эту истину. Но все-таки мысленно девушка поблагодарила Дэна за то, что он не стал задавать ей никаких вопросов. Может быть, позже она наберется смелости и сама расскажет ему о том, как погубила свою жизнь, а пока надо возвращаться в дом и придать своему лицу как можно более безмятежное выражение. Только бы ни мать, ни отец не заметили покрасневших от слез глаз.


Поздно вечером в доме стояла глубокая тишина. Все спали, так как фермеры рано ложатся и рано встают. А Дэн напряженно прислушивался, ожидая услышать отзвук хоть какого-то движения. Больше всего он надеялся услышать движение в спальне Жаклин, ибо был почти уверен, что и она не спит. Их спальни разделяла тонкая деревянная стенка, и обычно он слышал все, что происходило за ней, но сейчас было тихо, как в могиле. Не очень-то подходящее сравнение, но самое верное. Будто в доме жил только он один, будто весь мир опустел, оставив его одного посреди пустыни, в которой царит вечный мрак. На какие-то безумные мгновения это напомнило Дэну о тех днях, когда он был в забытьи. Но это был, скорее, спасительный мрак. Ведь тогда было легче. А сейчас кругом царило безмолвие. В конце концов Дэн перестал ждать Жаклин и попытался заснуть. Едва он задремал, в дверь кто-то осторожно по стучал. Сначала Дэн решил, что ему это приснилось, но стук повторился. Он удовлетворенно улыбнулся и негромко сказал:

— Входи, Жаклин. Я не сплю.

Девушка бесшумно проскользнула в комнату и закрыла за собой дверь. Затем всмотрелась в лицо Дэна и прошептала:

— Откуда ты знал, что это я?

— Я ждал тебя, — просто ответил мужчина и протянул ей руку. — Иди сюда, садись, — он показал на постель рядом с собой. — Думаю, наш разговор будет долгим.

Пару секунд девушка поколебалась, раздумывая, где бы ей расположиться, и в конце концов выбрала кровать Дэна.

— Я хотела поблагодарить тебя за то, что ты подыграл мне, когда мы вернулись домой, — начала она.

— Все в порядке, — мягко проговорил Дэн, заметив, что глаза ее даже припухли от слез. — Я знаю, что тебе это было необходимо. Бывают моменты, когда боль так сильно терзает человека, что лучше сделать вил, будто ничего не замечаешь, и не задавать ему никаких вопросов. По-моему, сегодня в саду был как раз один из таких моментов?

— Да.

— И об этом ты хотела со мной поговорить?

— Ну, в общем, да.

Дэн видел, что даже сейчас ей трудно говорить. Можно было бы предложить ей отложить разговор на завтра, но он знал, что и завтра ее будет терзать та же боль. И завтра, и послезавтра, и через месяц, и через год, а возможно, и всю оставшуюся жизнь. Скорее всего, даже он не в силах ей помочь, но он может хотя бы разделить эту боль, подсказать, как выбраться из тупика, выхода из которого она, наверное, сейчас не видит. Дэн почти знал, что причина ее боли кроется в любви, или, вернее, в нелюбви. Хотя чем он может ей помочь? Он, самолично лишивший себя любви прекраснейшей из женщин?!.

— Дело в том, что у меня… — Начала Жаклин, запинаясь, — что я… У меня будет ребенок…

Ну, конечно! Какой же он дурак! Ему следовало бы и раньше догадаться, что ее отношения с этим Стенхоупом закончатся именно так. Мерзавец затащил ее в постель, а когда узнал, что она беременна, бросил ее. Типичная история, в которую попадали многие, даже самые осторожные, девушки во все времена. Наверняка этот парень, Николас Стенхоуп, довольно мило проводил время подобным образом не с одной девушкой. Скорее всего, и действовал он по одной и той же однажды разработанной схеме. Ему, видимо, глубоко наплевать, что у Жаклин теперь сломана жизнь. Ее уволят с работы, а отец выгонит из дома, потому что ни общество, ни такие отцы, которые являются частью этого общества, не прощают таким девушкам, как Жаклин, такого "аморального" поведения. Вот только вся беда в том, что это общество порой само бывает аморальным и очень жестоко к тем, кто совсем другой.

— От Николаса Стенхоупа? — Осторожно спросил Дэн.

Девушка кивнула головой, давясь слезами.

— А он бросил тебя и не признает ребенка?

Жаклин закрыла лицо руками, и плечики ее затряслись от рыданий. Дэн не мог видеть ее слез. Он вообще не переносил, когда женщина плакала в его присутствии, и бесился от злости, если не мог ничем помочь. Слава богу, сегодня не тот случай! Он не допустит, чтобы Жаклин страдала. Она спасла ему жизнь, а он спасет ее, потому что она — единственный лучик света в его окошке. Правда, Дэн еще не знал, как именно он будет спасать Жаклин с его-то беспомощностью, но необходимо было что-то придумать. Времени оставалось не так уж и много.

А девушка по-прежнему плакала навзрыд, уже не заботясь о том, что ее могут услышать родители. Миссис Нора и так странно смотрела на дочь за ужином, будто догадывалась, что та что-то скрывает. Поэтому Дэн всеми силами старался отвлечь не только Элеонору, но и Джона. Не хватало еще, чтобы Жаклин застали в спальне у Дэна ночью, когда все порядочные люди спят. Джон не посмотрел бы на то, что Дэн прикован к инвалидной коляске… И тогда мужчина призвал Жаклин успокоиться именно с помощью этого весомого аргумента:

— Жаклин! — Негромко проговорил он, приподнимаясь на постели. — Прекрати это! Ты, что, хочешь разбудить родителей? Как мы с тобой все это объясним, если они увидят нас вместе в такой поздний час? Придется сказать всю правду.

Она почти перестала плакать и посмотрела на него испуганными глазами, в которых еще блестели слезы.

— Я не смогу сказать отцу правду! — Прошептала она и прижала пальцы к губам, как бы запрещая себе говорить лишнее.

— Поэтому успокойся для начала. Слезами все равно горю не поможешь.

Видимо, он говорил с ней немного резковато, так как она закусила губу, сдерживая слезы. Одной рукой Дэн приподнял ее лицо за подбородок, чтобы посмотреть в темные, как ночь, глаза. В них было столько боли, отчаяния, разочарования и одиночества, что у него сжалось сердце от обиды. Как может Жаклин считать себя одинокой, когда он, Дэн, так нуждается в ней, когда она стала смыслом его мрачного существования? Как может она разочаровываться в любви, когда это самое прекрасное, что может преподнести Бог в дар Человеку? Не важно, что Стенхоуп отказался от своего ребенка — возможно, своего сына, первенца! Если уж на то пошло, это практическая сторона вопроса, закон, который выдумало пресловутое общество. Главное, что ребенок этот, зачатый в любви, будет очень счастливым, ведь в эти мгновения родители его были счастливейшими людьми на земле. И это тоже дар и благословение Божье. Жаклин будет очень счастлива, когда осознает, какое это чудо — иметь ребенка от любимого человека.

— Не надо разочаровываться в любви, — уже мягче проговорил мужчина. — Это самое прекрасное, что у нас может быть. А если мы лишаемся возможности любить и быть любимыми, мир становится мраком. Ведь когда мы любим, мы отдаем этому человеку свое сердце, а когда…

Дэн вдруг оборвал себя на полуфразе. Внезапно его осенила одна мысль, о которой он забыл почти на полгода. А этого не следовало забывать!..

— Сердце! — Ошалело повторил он.

— Что сердце?! — Испугалась Жаклин. — Тебе плохо? У тебя болит сердце?

Ее слезы мгновенно высохли; она внимательно всматривалась в лицо Дэна, боясь увидеть признаки боли, но оно выражало только удивление. Внезапно он нащупал на своей шее золотую цепочку и снял ее, удерживая на ладони и глядя так, будто видел впервые в жизни.

— Вот оно, сердце, — глухо сказал мужчина.

Жаклин увидела в широкой ладони Дэна небольшое золотое сердечко. Оно было инкрустировано рубинами и пронзено маленькой золотой стрелой с рубиновым наконечником.

— Как красиво! — Прошептала она, забыв о своих слезах.

— Мне его подарила Джессика в день нашей помолвки, — ответил Уайтхорн. — Было где-то около трех часов ночи. Мы сбежали от гостей в сад и сидели в беседке — целовались и разговаривали. А потом она подарила мне свое сердце…

Девушка смотрела на него, широко раскрыв глаза. Ее собственные горести отошли на дальний план, ведь впервые за все это время Дэн в ее присутствии сам заговорил о Джессике. Обычно если и начинался подобный разговор, то он всегда сводился к одному: Дэн ни за что не хотел возвращаться домой. А сегодня он сам вдруг вспомнил о своей невесте, и Жаклин застыла, будто стоя на страже его страхов и боли. Она настолько привыкла опекать его, что каждую минуту напряженно ждала — не причинят ли ему боли эти воспоминания — будто могла запретить ему, даже ради его собственного благополучия, думать, вспоминать, тосковать.