Клер замерла, не дойдя две ступени до верха лестницы, и так стояла, держась за перила, думая о своем.

— Пожалуйста, не уходите, мадам, — раздался снизу спокойный голос дворецкого.

Женщина вздрогнула, возвращаясь из своего дальнего далека. Потом посмотрела вниз.

— Почему ты решил, что я собралась уходить, Стивен? — Спросила она.

— Вы сейчас само сомнение.

— Вот как… — Проронила Клер. — Что ж, ты прав. Я сомневаюсь, правильно ли я сделала, что приехала сюда.

— Поверьте мне, мадам, что в этот раз вы правы, как никогда, — заверил он ее. — Мистеру Дереку очень нужна ваша помощь.

— Ты второй человек, который говорит мне об этом, — отозвалась Клер. — Что ж, мне придется поверить тебе. Ведь обычно слуги знают о происходящем в доме гораздо больше своих хозяев.

И она без всякого сомнения преодолела оставшиеся две ступени.

Дерек вышел из ванной в теплом халате, чувствуя себя гораздо лучше. Окинул бесцельным взглядом комнату. О прошедшем приступе гордого одиночества говорила только разбитая фоторамка. У него мелькнула было мысль позвать кого-нибудь из слуг, чтобы убрать все это, но он тут же отбросил ее. Потом вся прислуга наверняка будет перешептываться на его счет о том, что он безумно тоскует по своей бывшей жене. А Дереку совсем не хотелось, чтобы все шушукались за его спиной. Даже если это и правда. Даже если он жить не может без Клер. И если бы она вдруг сейчас вошла в эту комнату, он упал бы перед ней на колени и вымолил прощение за все!..

Стефенс и не подозревал, насколько был близок к этому. Дверь распахнулась, пропуская Клер. Он обернулся с явным намерением выгнать визитера, кто бы он ни был, и ошалело замер. На мгновение показалось, что это еще не выветрившееся спиртное играет с ним злую шутку, выдавая желаемое за действительное. Дерек моргнул раз, другой — видение не исчезло. Зато у него предательски заколотилось сердце. Она пришла! Просто удивительно, непостижимо, невероятно, как она узнала, что ему плохо без нее (да и не важно, знала она или нет), но она пришла!!!

Они смотрели друг другу прямо в глаза — наверное, впервые в жизни так открыто, не скрывая чувств. Тоска, одиночество, нежность, мольба о прощении, чувство вины, боль, нерастраченная любовь и пылкая, жгучая страсть переплелись в этом взгляде. Не надо было ничего друг другу говорить. Все было ясно без слов. Они знали, что любят друг друга, и это было прекраснее всего на свете.

— Господи, боже мой! — Вырвалось, наконец, у Дерека. — Ты?!

— А ты ждал кого-то другого? — Спросила Клер, неотрывно глядя на него.

— Кого угодно, кроме тебя! Но ты!.. — Он не договорил и шагнул к ней

— А пришла я… — Сказала Клер. — Можно? Ты мне очень нужен. Без тебя я не слишком счастлива…

Кто бы мог подумать, что слова могут лишать воли. Дерек вдруг почувствовал, что не может сдвинуться с места, хотя ему отчаянно хотелось сжать ее в объятиях до хруста костей.

— Я люблю тебя! — Произнес он. — И, наверное, полюбил еще в то время, когда ты встречалась с Дэном. — Я ревновал и вел себя, как дурак. Ты простишь меня?

Женщина тоже шагнула к нему. Теперь они стояли совсем рядом и, казалось, слышали биение собственных сердец. Она заулыбалась, и в улыбке ее сияло счастье.

— Я тоже люблю тебя, — ответила ему Клер, удивляясь, как совсем по-иному звучат эти три простых слова, когда действительно любишь. — И я… Ох! — Вдруг невольно вырвалось у нее, и она ухватилась за живот.

— Что с тобой? — Испугался Дерек. — Тебе плохо? Больно? Что-то с ребенком?!

— С детьми, — мягко поправила она его.

— С какими детьми?! — Не понял Дерек.

— С нашими детьми. У нас их будет двое, — сказала Клер. И сейчас они устраиваются поудобнее. А я никак не могу к этому привыкнуть.

— Они, что, там шевелится? — С удивлением переспросил Дерек.

— Да, — кивнула она. — И чувствуют все, что чувствую я.

— Можно? — Осторожно спросил Дерек.

Клер молча кивнула, понимая, чего он хочет. Очень бережно и нежно Дерек положил ладонь ей на живот. Дети тут же ответили на это прикосновение новым движением. Добрых несколько минут мужчина прислушивался к своим малышам, но движений больше не последовало. Возможно, они перевернулись на другой бок и снова заснули.

— Клер, это потрясающее чувство! — Не удержался Дерек.

— Знаю, — ответила она, нежно перебирая пальцами его густые волосы. — И хочу, чтобы мы каждый раз переживали это вместе. Если ты, конечно, не против.

— Очень даже не против, — заметил Стефенс, глядя в ее сияющие глаза.

Глава XIX

Кинг-Риверз, 1988 — 1989


Отшумели рождественские праздники, которые в семье Каннингем всегда начинались с Рождества, продолжались днем рожденья Чарльза и заканчивались встречей Нового Года. Чарльзу исполнилось пять лет, и в этот раз подарков было больше, чем обычно. Но самым лучшим для него подарком стал велосипед, подаренный дедушкой и бабушкой в день рожденья. А на Новый Год отец подарил ему радиоуправляемый автомобиль, чем привел его в неописуемый восторг. Чарльз вообще все рождественские каникулы никак не мог усидеть на месте, вести себя спокойно или слушаться кого-либо из старших. В новогоднюю ночь родители с большим трудом уложили его спать: потребовалась помощь бабушки и множества сказок.

Но вот Чарльз уже почти заснул, убаюканный ровным, спокойным голосом бабушки, а Дэн и Жаклин в это время тихонько выскользнули из детской. Уайтхорн нежно обнял жену за плечи, и они пошли по коридору. До окончания 1988 года оставалось полчаса. В гостиной дремал в кресле Джон. Его очки соскользнули на кончик носа и грозили вот-вот упасть на пол. Жаклин посмотрела на Дэна, и оба улыбнулись этой идиллии — ведь Джон часто засыпал в кресле. Она приложила палец к губам, призывая мужа к молчанию, и осторожно сняла очки. Мистер Каннингем не проснулся. Дэн потянул ее за собой.

— Давай выйдем во двор. Не будем им мешать, — шепотом попросил мужчина.

В небольшой прихожей Дэн накинул на плечи жены пальто, заботливо натянул меховую шапочку, укутал ее в шаль. Потом оделся сам. Они вышли во двор, затем — в сад. С деревьев давно облетела вся листва, но сейчас они стояли укутанные в снежные шубы. На темно-синем небосводе сияла золотая луна, озаряя снежный покров своим неземным светом. Картина получалась просто волшебная — идеальная для новогодней ночи.

— Какая красота! — Вырвалось у Жаклин.

— Да, очень красиво! — Согласился Дэн. — В Калифорнии такого не увидишь в новогоднюю ночь.

— Мне будет этого не хватать, — сказала Жаклин. — И, наверное, Рождество там совсем другое… Без снега.

— Рождество как Рождество. И Новый Год такой же. Праздники везде одинаковые. Все зависит от того, с какими людьми ты их отмечаешь, и с каким настроением. Между прочим, Рождество всегда было моим самым любимым праздником, — ответил Уайтхорн. — Подумать только, следующее Рождество мы будем отмечать дома!..

Он произнес эту фразу с таким воодушевлением, какого Жаклин давно не видела в его глазах. И ей вдруг стало страшно, потому что только сейчас она поняла, что может потерять мужа навсегда. Первое время после того памятного разговора с мужем она была такой счастливой от того, что угадала его желание и не препятствовала этому, что совсем не думала о последствиях. Ей казалось, что когда они приедут в Лос-Анджелес, все будет по-прежнему. Но по-прежнему уже не было. Они оба стали другими.

Дэн внимательно посмотрел на Жаклин. Его воодушевление угасло, поскольку он понял, какие мысли роятся в ее голове.

— Эй! — Нежно позвал он ее, приподнимая ее лицо за подбородок и тем самым заставляя посмотреть ему в глаза. — Даже не думай ни о чем таком!

— Откуда ты знаешь, о чем я думаю? — Тихо возразила женщина.

— Знаю. Чувствую. Это будет такой же твой дом, как и мой, и моего отца. Ведь ты — моя жена, а Чарльз — наш сын — единственный внук Джефферсона Уайтхорна, владельца ювелирной империи.

— Ты меня пугаешь, Дэн, — едва не плача проговорила Жаклин. — Ты уже говоришь, как… — Она запнулась, не зная, какие подобрать слова.

— Я говорю так же, как и всегда, — возразил он. — Мне уже кажется, что ты жалеешь о своем решении.

— Нет! — Поспешила она заверить его. Я очень хочу, чтобы ты был счастлив. Но мне страшно начинать новую жизнь.

— Не бойся, — успокаивал ее Дэн, легко прикасаясь кончиками пальцев к ее лицу, а у Жаклин от этих прикосновений ноги становились ватные. — Я всегда буду рядом с тобой. Ты самый дорогой для меня человек. Дороже жизни.

— Боже мой! — Возглас смущения и затаенной радости вырвался у нее, и она спрятала лицо у него на груди.

Дэн обнял ее, защищая ее от всего мира. Он знал, что не любил жену, но готов был защищать ее от всех и вся до последнего вздоха. Так они и стояли в зимнем саду, залитом лунным светом — муж и жена волею обстоятельств, но не волею любви. Он укачивал ее в своих объятиях, как ребенка, а она горько плакала глубоко в душе, не имея права даже показывать Дэну свои слезы. Чтобы не тревожить его счастье.


Прощание с Кинг-Риверз, где Дэн прожил пять лет, оказалось тяжелым. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь решит вернуться домой, в Лос-Анджелес, а потому всей душой, всем сердцем прикипел к этой деревне. И разве домой он возвращается? Пять лет назад Лос-Анджелес был его домом, его родиной, его жизнью. Что его ждет там теперь? И ждет ли его там кто-нибудь? Наивно было бы думать так. А что и кто ждет там Жаклин и Чарльза? Это жестокий город и люди, живущие в нем, жестоки и не терпимы к тем, кто совершает, по их мнению, непростительные ошибки. Сейчас Дэн начинал понимать, как будут относиться к нему самые близкие люди, когда узнают, что он остался в живых и просто избегал их общества из-за определенных обстоятельств. Но если он решил вернуться в тот мир, который уже никогда не будет для него прежним, то должен пережить и это. Мало того, ему придется не показывать, как ему плохо, ради Жаклин и Чарльза. Чтобы она никогда в жизни не пожалела о том, что убедила его вернуться.