А Дэн? Почему он вел себя так? Почему позволил себе в присутствии жены смотреть на эту женщину таким взглядом? Почему позволил всем гостям наблюдать всю эту мерзость? Ведь это была именно мерзость — ревность, страсть, желание, глухая обида. Все эти чувства сплелись сегодня вечером в тесный клубок или, скорее, паутину под названием интрига. Сегодня Жаклин впервые в жизни столкнулась с этим явлением в таком обществе, как клан Уайтхорн. Ей это не понравилось. Она чувствовала себя одинокой, не принадлежащей к этому обществу. Ей даже почудилось, что она заняла чужое место — место, которое должно принадлежать Джессике. Даже Дэн, который все еще был ее мужем, вел себя сегодня так, будто жены у него не было вовсе. Да, он, похоже, был удивлен появлением Джессики в своем доме, но потом, когда удивление прошло, Дэн будто стал другим человеком — истинным наследником Джефферсона Уайтхорна, хозяином собственной жизни, обаятельным мужчиной, перед которым не могла устоять ни одна женщина. И все вздохнули с облегчением, увидев его таким, каким он, наверное, был раньше и каким его не видела Жаклин. А она, растерянная, одинокая, не знала, как к нему подойти и о чем с ним говорить. В течение всего вечера они общались только по необходимости или не разговаривали вовсе, даже если оказывались рядом друг с другом. Дэн ни разу не пригласил ее на танец, не подмигнул ей, не улыбнулся в знак поддержки. Это был совсем другой человек — не тот, которого Жаклин знала в Кинг-Риверз. Ей было страшно от всего этого. И сейчас, когда мистер Джефферсон попросил ее найти Дэна, она всем своим существом не хотела его искать, потому что не знала, что говорить ему, не знала, что он ответит ей.

Но найти было надо. Возможно, скоро этот праздник, который Жаклин уже ненавидела всей душой, закончится, уставшие гости начнут расходиться по домам. Ведь не могут люди веселиться всю ночь напролет без отдыха. Должны же они когда-нибудь спать. Дэн же должен с ними попрощаться. Вот только где его искать? На террасе? В библиотеке, которая служит кабинетом для мистера Джеффа? Он может быть где угодно. Жаклин решительно встала и вышла из спальни, прошла немного по коридору и остановилась перед дверью, ведущей в старую комнату Дэна. Он мог быть и там. Дэн часто возвращался в эту комнату, особенно в первые дни после их переезда в Лос-Анджелес. Что если начать его поиски отсюда?..

Жаклин толкнула дверь, которая оказалась незапертой, и… замерла на пороге. То, что она увидела, повергло ее в шок. На кровати лежали Дэн и Джессика. Шелковая постель лишь местами прикрывала их обнаженные тела. Они же спали. На их лицах застыли счастливые улыбки, будто на весь мир им было глубоко наплевать. Первые секунды Жаклин смотрела на них так, будто не понимала, что происходит. Будто это не Дэн лежал на спине, будто это не Джессика почти лежала на его груди, закинув обнаженную стройную ножку на ноги Дэна и едва прикрывшись одеялом. Ее золотисто-рыжие волосы рассыпались на постели; рука Дэна властно обнимала ее. Жаклин смотрела на влюбленных в упор, точно хотела на всю жизнь запомнить эту картину о любви, чтобы потом мучить себя этими воспоминаниями. Она хотела запомнить эту любовь, которая ей никогда не принадлежала. Она хотела посмотреть на своего мужа, лежавшего в объятиях другой женщины, который пять лет назад клялся и божился ей, что любовь к Джессике для него теперь стала табу. Она хотела…

А чего, собственно, она хотела?! Чтобы Дэн, вернувшись в свою прежнюю жизнь, влюбился в нее, Жаклин? Она хотела, чтобы он забыл женщину, ради которой собирался оставить любимую работу, в то время как ни чьи уговоры на него больше не действовали? Она хотела, чтобы Дэн Уайтхорн — наследник много миллиардного состояния, любимец своего отца и родственников, баловень судьбы — на всю жизнь остался рядом с ней, тихой серой мышью? Ведь Жаклин сегодня впервые в жизни почувствовала себя незаметной мышкой, синим чулком рядом с такой по-королевски роскошной женщиной, как миссис Колфилд. Не удивительно, что все гости не сводили с нее глаз, когда она появилась в гостиной под руку с мужем. Эта гостиная и весь этот дом были подстать Джессике; Жаклин была здесь совсем ни к месту. Теперь она поняла, что лишней на сегодняшнем приеме оказалась она сама, а вовсе не миссис Колфилд. Жаклин всего лишь попыталась занять ее место на какое-то время, что у нее не особенно получилось. И вот сегодня Джессика быстро вернула себе свое место — в доме, в сердце и в постели Дэна… Именно Жаклин была здесь лишней; не Джессика, а она. Она и сейчас здесь лишняя.

Дэн и Джессика не заметили ее. Они по-прежнему сладко спали. Они даже не заметят, как она уйдет. Жаклин осторожно закрыла дверь. Пусть спят — счастливые влюбленные. Она хотела для своего мужа счастья — похоже, он счастлив. Миссия выполнена. Ей пора уходить. Здесь ей не место. Медленно, точно во сне, Жаклин шла по коридору, будто не понимала, где находится. Как во сне, она прошла в их с Дэном спальню, которая ей уже не принадлежала, села на край большой кровати, на которой она уже спать никогда не будет. Первое время женщина сидела, тупо глядя в никуда. Ей казалось, что она спит и видит странный мучительный сон. Вот-вот она проснется у себя дома, в Кинг-Риверз, а весь сегодняшний кошмар окажется просто сном.

Не известно, сколько времени она вот так просидела. Стук в дверь на какое-то время вернул ее к жизни. Испуганно вздрогнув, Жаклин уставилась на дверь, недоумевая, кто бы это мог быть. Стук повторился, дверь открылась и на пороге появился Роберт Монтгомери.

— Можно? — Спросил он. — Я стучал, но ты не ответила. Вот я и вошел… Господи, Жаклин! — Вырвалось у него, когда он увидел, что она плачет. — Что случилось?

— Со мной? — Удивленно переспросила Жаклин, не понимая, о чем говорит Роберт. — Со мной все в порядке.

— Ты же плачешь!

— Правда? — Сказала женщина, провела пальцами по щеке, посмотрела на него изумленно и пожала плечами. — Это, наверное, от усталости.

— От усталости? — Повторил Монтгомери и многозначительно добавил: — Ну-ну… Думаешь, я вчера родился?

— Я не понимаю, о чем ты, — дрогнувшим голосом сказала миссис Уайтхорн, напрасно вытирая бегущие по щекам слезы.

— Вот как! — Проговорил он. — Тогда, скажи мне, пожалуйста, где Дэн?

— Не знаю. Я его не нашла, — солгала она.

После шока наступила реакция, и ее начало трясти, но женщина упрямо распрямляла плечи, будто всему миру хотела доказать, что у нее все хорошо.

— Ты его видела, — скорее, сказал, чем спросил Боб, сверху вниз глядя на нее. — Он, наверное, в своей старой комнате. Я пойду позову его.

И Роберт направился к двери.

— Нет! — Закричала Жаклин.

— Скажи мне, где Дэн, и я никуда не пойду.

— Нет! — Упрямо возразила женщина.

— Значит, так! — Нетерпеливо сказал Боб. — Или ты говоришь мне, где твой муж, или я сам приведу его сюда. Ты этого хочешь?

— Нет! — Снова упрямо повторила женщина.

Роберта уже начинало раздражать ее никому не нужное упрямство. Неужели она решила в одиночку справиться со своей болью?

Монтгомери подошел к ней, сел перед ней на пятки, поднял ее лицо за подбородок, чтобы видеть ее необыкновенные глаза, сейчас полные такой боли, что хотелось отвернуться, уйти куда-нибудь — лишь бы не видеть этого огромного, почти вселенского горя. Что же такое из ряда вон выходящее снова натворил Дэн Уайтхорн, что Жаклин отказывается об этом говорить?.. И было не понятно, что имеет она в виду под словом "нет" сейчас: отказывается выдавать Дэна, или не хочет, чтобы он его нашел. Уточнять было бесполезно. Роберт рисковал нарваться на еще одно "нет". Что ему тогда с этим делать? Что ему делать с женщиной, которая даже не хотела признаваться в своих слезах? Как ему вообще вести себя с ней? Он утешал Клер — весьма двуличную женщину; по крайней мере она такой была раньше. Теперь он знал, как обращаться с ней — стоит только наступить на любимую мозоль, и она тут же скажет правду. Он помогал Джессике переживать ее боль. Для этого не нужно было прилагать особенных усилий — всего лишь в разговорах касаться только тех тем, которые интересовали ее. А как утешить эту странную девушку, которая не признается в том, что ей больно? Как ему вести себя с Жаклин, которая все свои чувства держит в себе? Может, ее действительно так лихорадит от усталости? Может, ей всего лишь стоит проводить всех гостей и лечь спать? А он здесь устраивает бурю в стакане воды и тем самым может невольно создать трагедию ошибок.

Неожиданно Жаклин встала и, подойдя к зеркалу, стала вынимать шпильки из волос. Руки ее тряслись, она несколько раз больно ударила себя шпилькой. Наконец, густые каштановые волосы рассыпались по плечам. Роберт невольно улыбнулся тому, как эта женщина хороша! Она села и начала расчесывать волосы. Но в ее дрожащих руках расческа то и дело цеплялась за волосы, так что в конце концов она со злостью швырнула расческу на трюмо и, уронив голову на руки, разрыдалась. Жаклин плакала и не могла остановиться. Даже уговоры Роберта, который быстро шагнул к ней, обнял ее и попытался успокоить, не действовали. Это была уже настоящая истерика.

— Жаклин! — Сказал Роберт и потряс ее за плечи. — Прекрати это! Слышишь?! Слезами ты ничего не добьешься!

— Не добьешься?! — Наконец, заговорила она. — Он изменил мне! Ты понимаешь это?! Мой муж изменил мне с Джессикой! — Жаклин всхлипнула, торопливо вытерла слезы, бегущие по щекам. — Я видела их вместе! В его спальне!

— О, господи! — Выдохнул Роберт.

А что еще он мог сказать? Что он это предвидел, но не мог предотвратить? Рассыпаться в объяснениях, как нашкодивший школьник? Да и что он мог объяснить Жаклин сейчас, когда она в боли и отчаянии ничего не хочет понимать? Хотя, наверное, тут нечего понимать. Жаклин всю себя посвятила мужу, жизнь ему спасла. И как он ее отблагодарил? Переспал с чужой женой у нее под боком! Хорош муженек! Нечего сказать! Врезать бы ему как следует промеж глаз! Да на скандал в доме мистера Джеффа нарываться не хочется. Роберт лишь крепче обнял Жаклин, погладил ее по волосам, успокаивая. Бедная девушка! Столько всего пережить за один бесконечно долгий день!