— Хэлло, уравновешенная девушка, — сказал голос.

— Адам! — ахнула я. — Почему вы не в Торкомбе?

Он засмеялся тем своим смехом, от которого я всегда ощущала себя примерно десятилетней.

— Очевидно потому, что я здесь. — И потом, когда я ничего не сказала. — Ну, теперь спросите, почему я здесь.

Довольно тупо я так и сделала.

— Это может быть связано с каникулами в одном колледже в Глазго, — шутливо сказал он. — И еще с тем, что нам надо закончить одно дело. — Я продолжала выглядеть непонимающе, и он стал разъяснять. — Сначала примите мои извинения. В последнюю нашу встречу я, кажется, был в отвратительном настроении. — Мама к этому времени потихоньку удалилась.

— Да что вы, Адам, — запротестовала я, — это уже дело прошлое и давно забыто.

Я осознала, что эти слова правильно выражали теперешнее состояние наших отношений — «прошло и давно забыто». Не имело никакого значения, что Адам говорил или делал. Я думала, что люблю его; теперь его можно было только пожалеть. Он был смелым, он имел творческую жилку, он был остроумен, но он всегда относился к людям подозрительно. Донкихотской причине, по которой Колин пытался не пускать близнецов в Сикоув, он придал ядовитый оттенок. Два с половиной года привлекательность Адама объяснялась его имиджем сильного человека в глуши. Теперь я поняла, что это не было силой. Сила выдерживала невзгоды с улыбкой — и с песней.

— Вы слышали хоть что-нибудь из того, что я сказал? — спрашивал Адам с редкой для него мягкостью.

Я не слышала и покраснела.

— И не надо, — почему-то пошутил он. — За повтор денег не берут. Я просто напоминал вам о разговоре, который у нас однажды состоялся по поводу золотой жилы.

О, только не это, сразу подумала я. Тот разговор, когда мы возвращались из Сикоува. Он тогда сделал это изящное замечание насчет того, что я его не приму, даже если он предложит золотую жилу, и у меня на сердце было так тяжело от случившегося, что я не могла мыслить разумно. С тех пор произошло столько событий — пожар, Магда, Глазго, — что я больше об этом не вспоминала.

Адам неверно истолковал выражением моего лица. Сегодня в нем было что-то иное, что-то такое, чего я раньше никогда не замечала: робость.

— Конечно, вы меня вышвырнете отсюда и будете правы, но прежде чем вы это сделаете, я хочу, чтобы вы знали, что я и Магда… — Он помолчал, ища слова. — Между нами нет ничего, кроме дружбы. Она выручила меня из безвыходного положения… Так же, как сделали бы вы, будь вы здоровы.

Сделала бы я? Этого я не знала и была благодарна за то, что теперь знать и не требовалось.

— Адам, — мягко сказала я, — прежде, чем вы скажете что-то еще. Конечно, вы не знаете. — Мы никому не сообщали, кроме членов семьи, Чтобы пресса что-то не пронюхала. — Но мы с Колином поженимся, как только он вернется из Германии.

Этого даже мама еще не знала. Мы понеслись к священнику в среду вечером, после того, как я поговорила с мисс Кроуфорд насчет увольнения в середине семестра, и только-только успели договориться на одиннадцатое ноября, понедельник. Очень скромное бракосочетание, и в Глазго. «Вы уверены, что именно этого хотите? — спросил Колин. — Мне все кажется, что все преимущества на моей стороне» Его родители на следующий день после бракосочетания возвращались в Ланарк, а я собиралась до него посвятить часть своего свободного времени предварительному изучению проблемы центрального отопления. Но сознаться в этом было бы не совсем романтично.

Адам теперь повторил мои слова.

— Из Германии? И когда же это? — Странно, что он сделал упор на менее важном из двух заявлений, но ведь я и сама так делала в минуты растерянности.

— Через две недели.

Теперь он уловил и все остальное и снова выглядел совсем не таким самоуверенным и саркастичным, как всегда.

— Так что, оказывается, он вам не безразличен?

— Да, и очень даже, — сказала я. Телевизионные новости, повторяла я себе, ничего не меняли. Колин оставался таким же, каким был в то воскресенье, когда я уткнулась лицом в его плечо, потому что мое сердце разрывалось от любви к нему.

Наступило молчание, показавшееся мне очень долгим. Его нарушил Адам.

— Вы знаете, насчет молнии говорят совсем неверно. Она ударяет дважды в одно и то же место. — Я вопросительно взглянула на него. — Колин. — Он коротко рассмеялся. — Это уже второй раз он нашел жену благодаря мне.

То, как он сказал это, без жара и без упрека, только сделало удар еще сильнее, фактически таким сильным, что я непроизвольно вскрикнула. Он мельком взглянул на меня.

— Вы не знали, что Энн и я…

— Я не сообразила, — потрясенно сказала я. А должна бы. Все улики были налицо. Адам никогда не говорил мне имя девушки, которую любил, но Колин упомянул, что он познакомился со своей женой в хоре у Адама, упомянул мимоходом без малейшего чувства вины.

Я так переживала за эту незнакомую молодую женщину, замужем не за тем человеком, видевшую, что надоела ему, как только ее здоровье стало слабеть. Он казался таким бессердечным плейбоем, и узнать, что это был Колин — Колин, с таким открытым лицом, таким честным лбом, такими добрыми глазами! Я могла бы догадаться и по другим признаком: нежность Адама к Руфи, фотография Энн в его студии, его отношения с Колином, чересчур напряженные, будь их причиной просто разница в музыкальных вкусах.

— Пропади оно пропадом, не стоило мне вам этого говорить, — покаянным тоном сказал Адам. — Только все равно раньше или позже вы бы об этом услышали. — Он взял меня за руку. — Вам-то не о чем беспокоиться, Деб. Вы очень разнитесь от Энн и вряд ли сделаете те ошибки, что сделала она.

— Ошибки? — резко отозвалась я. Наверняка Адам не мог сказать такое о девушке, которой он так долго поклонялся.

Как будто прочитав мои мысли, он покраснел.

— Наверное, я в первый раз это признал. Видя, что с ней происходит, я почти забыл обо всем остальном. Например, в тот вечер, когда мы с вами пошли на концерт, я почти готов был сойти с ума. Вынужден был на следующий день уехать из Лондона. Если бы я встретил Колина, Бог знает что могло случиться. Даже этим летом встречи с ним требовали всей моей выдержки. — Я сочувственно кивнула. Конечно же, я это ощущала. — Однако что правда, то правда, — продолжал он, — не только он был во всем виноват. Родители Энн умерли, ее воспитала тетя, которая ее от всего оберегала. Когда они поженились, ей было восемнадцать, и она выглядела совсем как Руфь. — Его лицо смягчилось. — Вся беда в том, что она была слишком преданной поклонницей.

— Поклонницей? — снова повторила я. — Но Колин говорил, что и ей, и вам не нравилось, что он занялся популярной музыкой.

— О, конечно. — Адам выглядел раздраженным и озабоченным, и я пожалела, что прервала его. Конечно же, это излияние чувств не просто ему далось. — Нам не нравилось. Я имел в виду больше личное поклонение. — Он плавно продолжил: — Я думаю, что вы помогли мне это сознать, Деб — вы, такая разумная и уравновешенная. Вы показали мне, в чем Энн была неправа. Человек в положении Колина становится пресыщен женским преклонением. Как только он от него избавляется, то меньше всего хочет снова встретиться с этим, не успев переступить порог своего дома. Боюсь, что Энн не могла довольствоваться малым, даря и принимая любовь.

— Но, Адам, ведь он конечно же любил ее, — неубедительным тоном сказала я. — Он… он мне это говорил.

— Да, наверное — по-своему. — Он сказал это спокойно. — А ваша любовь, Деб, очень земная и дающая каждому из вас возможность дышать. — Он вздохнул. — Я почти ненавижу себя, рассказывая вам все это. Все равно как предать что-то, чем я жил десять лет.

— О Адам, — потрясенно сказала я.

— Ну, не стоит беспокоиться. Лучше туда, чем сюда, как говорится. — Своими серыми глазами он уставился в мои. — Поздравьте Колина за меня и передайте ему, что ему здорово повезло. Что касается вас, уравновешенная девушка, то и лучшие пожелания тут недостаточно хороши. — Он притянул меня к себе и поцеловал братским поцелуем. — Спасибо за все. Я никогда не забуду это лето и все, что вы для меня сделали.

— О Адам. — Снова я только это и сумела сказать. Совершенно неожиданно он оказался великодушным и способным к самоотречению. И все это он пережил ради меня.

Я не могла пригласить его на церемонию. Мы решили, что посторонних не будет. Поскольку Колин в тот же вечер снова уезжал, церемония должна была быть короткой и скромной. Однако я настаивала, чтобы он заглянул к нам, если окажется недалеко от Глазго, и он обещал.

Ирония заключалась в том, что он добился эффекта, на который меньше всего рассчитывал: у меня испарилась вся оставшаяся уверенность в себе. Будущее казалось достаточно сложным, когда я смотрела новости; теперь оно казалось вдвойне сложнее и вдвойне туманнее. В этот вечера я была не в силах обсуждать его, поэтому отправилась спать, не сказав маме об изменении срока бракосочетания.


Колин прилетел в Глазго около полуночи в субботу, девятого ноября, и мы обвенчались, как и планировалось, в одиннадцать утра в понедельник. Перед отъездом он заказал себе костюм, и у меня едва ли было больше нарядов, но я в эти две недели не теряла времени, потому что вся подготовка для установки центрального отопления была закончена, и рабочие должны были уже на следующий день начать разбирать Слигачан по кирпичику.

Изменение сроков означало, что Джин не могла рискнуть пуститься в путешествие, но в последнюю минуту позвонил Джон и сообщил, что они с мамой приедут, и, тоже неожиданно, появилась Магда.

— И только подумать, что после всех надежд, — мама у меня в комнате, перед тем как нам отправиться, не видела причин скрывать горькую правду, — у тебя должна быть вот такая свадьба.