Но самое примечательное состояло в том, что она носила корсет, будто была дамой. Такой тонкой талии, как у нее, не встретишь у простой пирожницы. Управившись днем в кухне, она брала с собой в комнату кувшин с горячей водой. А когда после отдыха спускалась в кухню, всегда чудесно благоухала.

А сегодня она принимала дорогостоящую ванну. Непостижимо! Она тоже собирается на какой-то праздник?

И тут меня осенило. Я бесшумно встала, взяла со стола стакан и, прислонив его к стене, прижалась с другой стороны ухом. Теперь все было слышно, будто сквозь рупор.

— Бедняге не везет, — послышался голос Лизи, — все идет вкривь и вкось. И он хнычет и жалуется, а я должна его утешать. Тогда все опять становится хорошо.

Эльза Хопф что-то проговорила в ответ, но я не разобрала.

— После большого бала или праздника, — продолжала Лизи, — он вечно разочарован и посылает за мной посреди ночи. Хочет приключений. Он темпераментный. И сильный, как медведь. Хочет перцу в постели. — И снова заливистый смех.

Эльза опять спросила что-то невнятное.

— Да уже сказал. Я ему непременно нужна после ужина, — громко ответила Лизи. — Я доставляю ему радость. Богатый, тонкий господин.

— А как насчет благодарности? — спросила хозяйка.

Лизи опять засмеялась. Я услышала плеск воды, а затем восхищенный голос Эльзы Хопф:

— Какая красота! Настоящий?

— Такой же настоящий, как мое собственное сердце. Привезен из Линца. От господина Вольфарта. Крупный ювелир на Кайзер-Франц-Йозеф-плац. Теперь каждый может видеть, что я якшаюсь не с кучерами, камердинерами или торговцами углем. Я показала его Йозефе. Она ведает драгоценностями нашей госпожи. И знает в них толк. «О-ля-ля, Лизи, — сказала она мне, — накажи меня Господь, таких красивых камней я еще не видала!»

— Вы умная женщина, — воскликнула Эльза Хопф.

— Каждый делает, что может, — скромно отвечала Лизи. — Я бы предпочла маленького очаровательного цыпленка, но не выходит. Во-первых, он не при деньгах. А во-вторых, у него глаза в другом месте.

— Где же? — с интересом спросила Эльза Хопф.

Ответ я снова не расслышала, потому что, наверное, Лизи все время вертелась в ванне. Я прижималась ухом к стакану, который стал совсем горячим, но до меня доносились лишь обрывки фраз. От этого можно было сойти с ума!

— …слишком молода, — расслышала я наконец, — благородного воспитания и совсем наивная! Нет-нет. Никаких шансов. Настоящая трагедия. У бедной букашки нет залога. Отношения в семье чертовски сложные. Нет! Нет! Нет! Ребенок ни о чем не знает. Мне обо всем поведала Йозефа, камеристка барыни. Под строгим секретом. Рассказать — государственная измена. Рот на замке, да, Эльза? Я на вас полагаюсь.

В этот момент позади послышался какой-то шорох. Я обернулась. В самом деле — дверь приотворилась, и я тут же нырнула в ванну, над водой торчала одна голова.

— Есть тут кто-нибудь? — раздался ворчливый голос, и, распахнув дверь настежь, вошла госпожа Кропф, жена мясника. В мокрой накидке, с мокрым зонтиком в руке, она была явно раздосадована, что ее никто не встречает.

— Бог в помощь, госпожа Кропф, — сказала я и скользнула еще глубже в теплую воду.

Лидия Кропф кивнула в ответ. Это была маленькая квадратная шатенка, с толстыми красными щеками и мелкими кудряшками, родом из Далмации, южной окраины монархии. Ее брак оказался так несчастлив, что это уже нельзя было скрыть. Весь Эннс знал, что супруги дерутся, и хотя бедная Лидия работала за двоих, она не имела права голоса ни в доме, ни в лавке. Дочка, ее звали Эмзи, уродилась вся в отца.

— Вы уже тут, моя дорогая, — Эльза Хопф спешила навстречу гостье из соседней кабинки. — Я вас жду. Проходите, пожалуйста, в третью кабинку, — сказала она, косясь на меня. — Эта ванна течет, — указала она на чан, стоявший рядом с моим.

Занятно! Только что, когда собиралась купаться Юлиана, ванна была цела. Что же там еще произошло? Какая-нибудь новая афера, которую хотели от меня скрыть? Эльза Хопф всегда была в курсе всех событий. До нее мгновенно доходили любые сплетни. Этим она славилась в Эннсе. А какие то были сплетни! Нигде не было столько непослушных дочерей, тайных обручений, разбитых сердец, яростных отцов, дуэлей, интриг и похищений, как в этом гарнизонном городке. Это мне рассказала тетушка. А потому я не желала сдаваться. Едва госпожа Кропф села в ванну, я снова поднялась в своей и стала подслушивать дальше. Три женщины разговаривали, перебивая друг друга, и я ничего не могла понять. Вдруг промелькнуло имя Решка.

— Я слыхала об этом скандале. Лейтенант Решка недавно был в порядке наказания переведен в другое место, на самую окраину империи. В Галицию, на болотистую русскую границу. Преступление его заключалось в братании с населением. А кайзер этого не любит.

«Барон Решка испортил, как это тогда называлось, хорошенькую племянницу потомственного господина почтмейстера. Но это дело удастся ловко замять, — доверительно рассказала мне тетушка. — У нас в Эннсе в этом большой опыт».

— Ее отдадут замуж в Штирию, — отчетливо услышала я громкий голос Лидии Кропф. — За столяра Хольцера. Он огреб кучу денег. Теперь купит новый дом и расширит свое дело.

— Слава Богу, — заключила Эльза Хопф, — она станет порядочной женщиной. И никто не сможет сказать о ней дурного слова.

Лизи засмеялась:

— Сказать-то не скажет, дорогая Эльза, но любой, кто умеет считать до девяти, сообразит, что к чему. Когда появится на свет желанное дитя?

— После Нового года, так я слыхала.

— Очень ловко! Случайно преждевременные роды? — и снова серебристый смех. — Маленький семимесячный ангелочек?

— Положим. Но зато в браке. Вот вам, пожалуйста! — возразила Эльза Хопф.

— Да каждому идиоту ясно, что концы с концами не сходятся. Уж больно сомнительные родители. Семь месяцев после свадьбы. Пахнет все же скандалом.

— Но не в Штирии, где ее никто не знает. — Лизи хихикнула. — Жить там еще не значит жить на луне. Вот только жаль маленькую козявку. Отец ее не любит, всюду какие-то тайны, она ничего не может изменить… — Раздался глухой удар в стену.

— О, пардон, я сделала вам больно, милая Лизи?

— Ничего страшного. Но, Эльза, не могли бы вы потереть мне спину? И подлить немножко горячей воды.

Зажурчала вода, и я ничего не могла разобрать. Но это было уже не важно. Я и без того была сражена. Что я сейчас услышала? Родители семимесячных детей кажутся сомнительными? Пахнет скандалом? Я ведь тоже родилась раньше срока. И у нас было так же? А невеста столяра Хольцера? Откуда известно, что она ждет желанное дитя? Когда она вообще не замужем? Ну ладно, рождение детей — тема щекотливая. Об этом никогда не говорят в приличном доме. Но Эрмина воспитывала меня в духе нового времени и выдала кое-какие секреты. Сперва нужно выйти замуж. Сразу после медового месяца повитухе оставляют заказ. И уже через девять месяцев она приносит в дом младенца. В большой сумке. И все девять месяцев будущая мамочка находится в радостном ожидании, она не пьет ни кофе, ни вина, и ее нужно щадить. Потом она ложится в родильную кровать и шесть недель не вылезает оттуда от переполняющей ее радости. Так было и у нас, когда родился мой братец Альбрехт. Со мной же это продолжалось всего семь месяцев. Повитуха принесла меня слишком рано. И если Лизи права, то родители мои не так уж безупречны и вокруг моего рождения тоже был скандал.

— Стоп! Так дело не пойдет! — снова ясно и отчетливо раздался голос Лизи за стеной. — Нельзя делать скоропалительные выводы…

И опять наступил хаос, все говорили, перебивая друг друга.

Ага, они сменили тему. Речь шла уже не о Решке, а о каком-то другом человеке. Лизи не соглашалась, госпожа Кропф поучала, голос хозяйки тоже звучал взволнованно.

Завязался спор, в котором я не могла разобрать ни единого слова. Кого это они так горячо обсуждали? Наконец шум стих.

— Красивая? — снова послышалось разборчивое слово.

— Есть и покрасивее, — вступила Лидия Кропф, — но богатая. Вдова управляющего Хольтера в Сен-Флориане. Большая любовь. Вот кто его отрада. Как два голубка. Говорят, он каждый день после обеда отправляется к ней верхом.

Смотри-ка! Еще одна новая пара? Интересно. Я знала госпожу Хольтер. Она была статной блондинкой, с чувством юмора, всегда окружена поклонниками и в тысячу раз красивее толстой госпожи Кропф. По воскресеньям она часто обедала у нас со своим сыном. Кто же ее новый кавалер?

— Не верю ни одному слову, — возмущенно воскликнула Лизи. — Я бы давно заметила. У меня глаз, как у рыси. Все это полная чушь!

— Я вам это говорю! Витти его видела. А она живет прямо напротив. Она клянется, что это был ОН. А с госпожой Хольтер какой конфуз! Представьте себе, она купила скаковую лошадь. А осенью собирается в увеселительную поездку. На Капри!

Скаковая лошадь? Капри? Звучит аристократично. Для женщины из буржуазных кругов это просто неслыханно. Кому же это госпожа Хольтер вскружила голову? Кому-то из наших почтенных гостей в отеле? Или хозяину «Золотого быка»? Он тоже жил как барин и был известен как дамский угодник.

От холода у меня уже стучали зубы, мокрая рубашка липла к телу, и я уже довольно наслушалась. Но тут до моих ушей донеслись два имени: «Юлиана Танцер и ее Луи», и я забыла обо всем на свете.

Бог мой! Они все это время спорили о моем дядюшке? Дядюшка Луи и прекрасная вдова? И кавалером был он? Нет, этого не может быть! Но скаковая лошадь у него есть. И после обеда он всегда выезжал. А госпожу Хольтер всегда радушно принимали и обхаживали, когда она обедала у нас, неизменно с долгим целованием руки, всегда усаживали за лучший стол.

— А вот и неверно, — возмутилась госпожа Кропф, — Юлиана сама виновата. Ее мать умерла в родильной кровати… И теперь она боится. Как? Как брат с сестрой, брак Иосифа, — засмеялась она. — Как Мария с Иосифом в Святой земле.