– Боже мой! – сказала Манечка. – Что стало с этим городом?

Алекс вышел из холла и спустился на первый этаж, в приемный покой. Теперь он ожидал сразу двух событий: окончания операции Борьки и появления в больнице Бахмана. Ювелира привезли через десять минут. Его сопровождал Альберт Абрамович Карапетян. Бахман был очень бледен. Голова его была забинтована. Синие губы на бледном лице смотрелись противоестественно. Карапетян тоже не выглядел вполне здоровым: видимо, сильно волновался. Бахман узнал Алекса и сделал попытку, проезжая мимо на каталке, махнуть ему рукой, правда, смог только поднять палец.

– Альберт Абрамович, – сказал Алекс. – Надеюсь, Вы-то в порядке?

– Да. Я в порядке.

Каталку с Бахманом укатили за непрозрачные двери.

– Около моего офиса напали. Беспределыцики! – сказал Карапетян.

– Возможно, момент не совсем подходящий, Альберт Абрамович, – сказал Алекс. – Но что именно Вы наговорили про меня Фриде?

Альберт Абрамович взглянул Алексу в глаза.

– Алекс, – сказал он. – Момент действительно не подходящий.

– И это слова психолога? – с усмешкой спросил Алекс.

– Я думаю, что Вы злитесь на меня, и это главная проблема. Вам нужно успокоиться. Приходите ко мне на сеанс, и я с удовольствием с Вами побеседую. Обсудим Ваше прошлое.

– Вас Виктор попросил об этом? – прямо спросил Алекс.

– Не понимаю, о чем Вы.

– Хоть Вы и психолог, Вы не можете контролировать непроизвольные движения зрачков. Значит, Виктор был у Вас, и сделал Вам предложение, от которого Вы не смогли отказаться, не так ли?

– Мне уже пора, Алекс, – сказал Альберт Абрамович.

– Конечно, Вам пора. И учтите, что просьбу Виктора Вы не выполнили.

– Да неужели? – Альберт Абрамович отошел подальше и попытался посмотреть на Алекса сверху вниз, что было нелегко, учитывая, разницу в их росте.

– Так ничего и не скажете, Альберт Абрамович?

– А что Вы хотите услышать?

– Надеюсь, Вы знаете, что это Виктор крадет трости Бахмана по всему миру?

– Уверен, это Ваши фантазии, Алекс. Видимо, паранойя постепенно овладевает Вашим сознанием.

– Ну конечно, – усмехнулся Алекс. – Это же у Вас есть полномочия решать, кто психически нормален, а кто нет.

– Да, это решаю я. Опыт и статус позволяют мне это делать. К сожалению, я не смогу продолжить нашу интересную беседу.

Альберт Абрамович повернулся и быстрым шагом вышел на улицу. Алекс проводил его презрительной улыбкой. К нему подошла медсестра.

– Вы с Бахманом приехали?

– Я юрист Бахмана, – ответил Алекс.

– Пойдемте со мной. Нужно, чтобы Вы сообщили его данные для истории болезни.

Выйдя из больницы, Альберт Абрамович достал свой мобильный телефон и набрал в строке поиска «Майор Проконов».

– Алло, это Альберт… Надо увидеться. Мне стало известно о местонахождении тростей Бахмана, которые похищают по всему миру… Я уверен в источнике… Хорошо, буду через пятнадцать минут.

* * *

Сознание Бахмана то погружалось во мрак, то из него выныривали какие-то видения, больше похожие на забытые воспоминания. Сквозь пелену он слышал слова «сотрясение мозга», «сердечная недостаточность», «перелом ребра», «пробито легкое». Он осознавал, что это о нем. Но ему было почему-то все равно. Возможно, так действовал укол.

Он вспомнил, как делал трость, которую у него только что украли. Он изготовил ее не больше месяца назад. Пришло вдохновение, он увидел совершенную форму рукояти, и затейливый узор, выложенный драгоценными камнями. Замысел каждой его трости приходил к нему именно так: как целостное видение. Однажды, несколько лет назад, Бахман, просматривая фотографии своих тростей, обнаружил, что узоры, которыми они украшены, графически связаны друг с другом. При желании трости можно было расположить рядом таким образом, чтобы узор перетекал с одной трости на другую. Это показалось ему странным, тем более что расположение тростей по узору не было хронологическим: свое место рядом друг с другом находили трости, изготовленные в разное время. Бахман никому не сказал об этом маленьком открытии, но подумал, что какой-нибудь историк ювелирного дела наверняка заметит эту закономерность, и построит красивую гипотезу о тайном замысле ювелира. Улыбнувшись воспоминанию, он провалился в тяжелое глубокое забытье.

* * *

Алекс, вернувшись в холл, застал друзей в молчании.

– Что? – спросил он.

– Операция Борьки кончилась, – сказал Макс. – Все прошло не очень хорошо.

Алекс побледнел и сел в кресло.

– Доктор обещал подойти и объяснить, что к чему, – сказала Фрида.

– Не волнуйся, Борька жив. Просто не совсем здоров. Доктор сейчас в палате, говорит с Клавой и Ангелиной.

– Я пойду туда, – сказал Алекс.

Он направился к палате. Фрида, Макс и Маня двинулись за ним, но доктор уже выходил в коридор, сопровождаемый громким ревом Клавы и криками Ангелины Квадриговны. Бывшие жена и теща Алекса встали в дверях борькиной палаты и в голос ревели.

– Я отец. Что произошло? – спросил Алекс у доктора.

Доктор слегка поморщился от бабского воя.

– Ваш сын жив. Но у него проявилась аллергия на наркоз. Порок сердца оказался сложнее, чем мы могли увидеть на УЗИ. Мы устранили все дефекты сердца. Операция была непростой. Ситуация осложнилась легочной инфекцией.

– Откуда легочная инфекция?

– Он вчера покашливал, как сообщила дежурная медсестра, – сказал доктор. – Но мы решили не откладывать операцию, поскольку, как Вы помните, утром у мальчика был тяжелый приступ. Легочная инфекция находится в начальной стадии. Самое тяжелое – это последствия аллергии на наркоз. Сердце бьется неритмично. Реаниматологи борются за его жизнь.

Алекс сел на пол и закрыл лицо руками. Боль, которая рвалась из его груди, была такой сильной, что он с трудом дышал. Фрида села рядом с ним на пол и обняла.

– Мы сделаем все возможное, – сказал доктор. – Держитесь. Все не так уж плохо.

Доктор быстрым шагом ушел в ординаторскую. Клава и Ангелина Квадриговна, которые на время притихли, слушая слова доктора, снова завыли в голос. Бабский вой – страшный звук, символ отчаяния и бессилия. Но Алекса этот вой каким-то образом вытолкнул из эмоциональной пропасти.

Нередко, оказавшись в очень плохой ситуации, и видя, что кто-то находится в еще худшей, мы начинаем чувствовать себя обнадеженными, ибо знаем, что Бог не до конца лишил нас своей благодати, своего внимания и участия. Пока еще не до конца.

– Это ты виноват! – закричала Клава, глядя на поднимающегося с пола Алекса. – Ты вместо того, чтобы ходить по блядям, должен был здесь, в больнице, договариваться с врачами. Тогда бы они внимательнее отнеслись к нашему сыну!

– Это не поможет, – сказал Алекс, глядя ей в глаза.

– Что не поможет?! Чему не поможет?!

– Твой крик ничему не поможет, – сказал Алекс спокойно, и в его голосе, казалось, совсем не было интонаций.

Фрида бросила на Клаву красноречивый взгляд. Алекс повернулся спиной к Клаве и Ангелине Квадриговне, крепко обнял Фриду, потом подошел к Максу и Мане. Он ощущал в себе странную пустоту и холодность. Как будто все его чувства в один миг умерли. Макс обнял Алекса. Глаза у Алекса блестели, как будто были покрыты масляной пленкой. Макс подумал, что это слезы придают блеск глазам. Потом, все так же крепко обнимая Фриду, Алекс пошел к выходу, мимо Клавы и Ангелины, даже не удостоив их взглядом. Алекс и Фрида, обнимаясь, спустились по лестнице. Алекс шел вперед, но Фрида чувствовала, что он передвигал ноги машинально. И она поддерживала его в меру своих женских сил.

– Что ты будешь делать? – спросила она, когда они вышли на холодный воздух.

– Молиться… и ставить все точки над «ё», – ответил Алекс.

– Клава рассказала мне про твою первую семью, – сказала Фрида.

– Очередные выдумки? – спросил Алекс.

– С чего ей лгать об этом?

– Ас чего лгать об этом мне?

– Ты мужчина. Мужчины часто скрывают своих старших детей.

– Я ничего не скрываю.

– Клава предупредила меня, что ты молчишь и лжешь, а потом женщина, живущая рядом с тобой, чувствует себя дурой. И знаешь, Алекс, я уже начинаю ей верить.

Алекс взглянул ей в глаза. Он был ошарашен.

– Фрида, у меня нет никакой первой семьи. И никаких старших детей.

– То есть то, что твоему старшему сыну восемнадцать лет, это все выдумки Клавы?

– Да! Это все выдумки Клавы!

– Значит, меня ты тоже будешь обманывать?! – вспылила Фрида.

– Знаешь, мне так жаль! Между нами возникло настоящее светлое большое чувство. И если ты сейчас не поверишь мне, я могу потерять тебя. Ты делаешь мне больно в тот самый момент, когда мне казалось, что больнее уже быть не может!

Алекс повернулся и быстро пошел к своей машине.

– Алекс, куда ты?

– Я буду ждать, пока ты мне поверишь!

– Алекс, я тебя никуда не отпущу.

– Фрида. Я очень люблю тебя. Но я должен сделать то, что считаю нужным. Иначе мне не спасти сына.

– Алекс… Вернись! Или между нами все кончено!

– Я знаю, что ты меня любишь, Фрида. Просто ты все еще не можешь верить мне. А веришь моей безумной жене, которая сочинила все мои любовные похождения, и развелась со мной, потому что поверила своим фантазиям.

– Мне уже два человека сказали, что ты лжец. Как я могу тебе верить? Как дура?

– Ты не дура. Ты прекрасная, умная, добрая, великолепная женщина.

– Алекс! Немедленно скажи мне правду!

Алекс сел в свой автомобиль и, круто развернувшись, выехал со стоянки.

14

Макс и Манечка, оставшись одни, зашли в ординаторскую. Доктор, который делал операцию, сидел за столом и что-то писал в истории болезни.