— Ой, заваришь сама? — Олег обаятельно улыбнулся, показывая прямо и налево. — Кухня там. И мне сделаешь?

На миг растерявшись, хотела сказать, как принято у меня дома: у нас самообслуживание, детка! Но… дома у меня никого не было столь же породистого, как этот типчик, так что и обращаться с ним я решила как с избалованным мальчиком. Пока терпения хватит.

— Конечно, — улыбнулась.

— Ничего, что я на «ты» перешел? — он приобнял меня за плечи, чуть сжал их сильными ладонями и договорил: — Как от тебя приятно пахнет. Классные духи.

Я снова промолчала, потому что мой дезодорант, купленный перед отъездом в одном из гипермаркетов по шикарной акции и правда шикарно пах.

Кухня Дорфа была… большая. Как две мои спальни.

— Мило, — высказалась я, оглядывая шкафчики по периметру, стол-остров по центру и кучу дорогущей техники, повернутой брендовыми названиями ко входящим.

— Мне тоже нравится, — согласился Олег. — Нанимал хорошего дизайнера. Просил сделать просто и со вкусом. Я тогда с девушкой встречался, думал, остепенюсь и ей будет, где разгуляться…

— А она?

— Она сказала, что для готовки можно и нужно кого-то нанять, так же как и для уборки. И Корниса предложила кастрировать, чтоб не бросался на ее колени.

«Глупенькая, — подумала я, — наверное, молодая совсем. Кто же вот так всю правду чистосердечно мужику на голову вываливает?!»

— Наверное, она просто не умела готовить, и боялась в этом признаться, — сказала вслух, качая головой. — Студенточка какая-нибудь?

— Модель, — поправил меня Дорф. — Двадцать два года. И знаешь, ты права. Сейчас задумался — откуда бы ей уметь все это… по дому? Если она только по подиумам целыми днями ходит и фотки рассылает по агентствам.

Я двинулась вперед, открывая шкафчики по наитию, изучая их содержимое в поисках чая и приговаривая:

— Ну, ничего, встретишь еще «ту самую», чтоб и красивая, и умная, и знающая… Это мука, дрожжи, надо же, сколько всего… Встретишь, говорю, и поймешь, какое это счастье — надежный тыл дома. Сразу станет уютно и тепло, так что не придется искать вдохновение где попало… Так, а вот и чай. Сейчас заварим. Присаживайся, Олег, я все сделаю. Расскажи пока о себе, о своих книгах? Что пишешь сейчас?

Мужик нашел стул, сложил руки на столе и принялся вещать о себе и своих интересах, с удовольствием приняв от меня сначала чашку с чаем, а потом и сделанные «на скорую руку» сэндвичи.

— Как вкусно, — восторгался Олег, пережевывая слегка поджаренный хлеб с расплавленным сыром посередине. — Хрустит.

— Я часто делаю что-то подобное на завтрак. Пустячное, знаешь… — врала я, старательно отгоняя совесть и воспоминания о йогуртах и творожках, которые пихала детям утром в последнее время. — Ты — просто сокровище, — мурлыкал красавчик Дорф, глядя на меня с уважением и дожевывая последний бутерброд. — Твой муж, должно быть, очень счастлив.

— Должно быть, — пожала я плечами, — у него как раз такая молодая и красивая, как твоя модель. Мы разводимся с ним.

— О, прости, — замер Олег. Поднявшись, он вдруг встал передо мной, нависнув сверху скалой, и задумчиво спросил: — Каким же надо быть ненормальным, чтобы променять семью на интрижку?

Я не отвечала. Смотрела на торс перед собой с ярко выраженной мускулатурой, пыталась нащупать правой рукой кружку с остывшим чаем, и, заодно, понять, чего от меня хотят. Потому что смысл сказанного доходил смутно — непривычна простая русская Марго оказалась к обольстительным писателям, замирающим в опасной близости.

Дальше и вовсе показалось, что Олег собрался поцеловать меня, потому что он стал наклоняться. Но, пока я сомневалась, судорожно решая, надо ли мне поднять голову навстречу или ждать, пока он сам достигнет цели, раздался лай.

Псина — так ее растак — выросла прямо между нами, встав на задние лапы, опершись на мои колени и перемежая счастливый лай с улыбками, являющими мне много острых зубов.

— Корнис! — засмеялся Олег. — Ты нагулялся, приятель?

Я заставила себя улыбнуться и даже погладить нарушителя спокойствия по голове.

— Здравствуй, красавчик, — сказала, чувствуя досаду и облегчение одновременно.

Целоваться с Дорфом хотелось безумно, но и разочаровать его было до жути страшно. Все-таки практики давно не было! С мужем мы это давно прекратили — как-то не нужны стали подобные милости, да и некогда было долгими прелюдиями заниматься…

— Что ж, спасибо за чай, — я поднялась, и Корнису пришлось спрыгнуть на пол. — Спасибо, Олег.

— Да брось, — ответил он, — заходи в любое время. Серьезно.

Я смущенно улыбнулась:

— Не хочу мешать тебе и твоему вдохновению.

— Знаешь, может, как раз ты и станешь тем самым вдохновением, — внезапно сказал он, — после нашего общения я не чувствую раздражения. Это бывает редко, поверь.

Я неуверенно кивнула, радуясь даже столь неоднозначному комплименту и огибая собаку, путающуюся под ногами.

— Тогда приглашай меня, — попросила уходя. — Ты ведь знаешь, где я живу. И калитку мы выломали. Так что… препятствий нет.

Олег сказал в догонку нечто утвердительное, и тут же завозился на полу со своим псом, кажется, уже забывая о наших почти-романтичных посиделках.


Глава 7


Я протиснулась через щель между калиткой и забором и стояла задом к вилле, когда услышала хриплый кашель. Страшноватый такой, неправильный.

Подняв взгляд от земли и посмотрев левее, узрела собственно отца. Он стоял, прислонившись к яблоне и… смеялся. Звуки были реально похожи на кашель, но губы оказались растянуты в улыбке. Видно, отвык голубчик от подобных проявлений эмоций, вот и тренируется в тихом месте, чтоб народ не пугать зря.

А тут я. С чужого участка. С рваным платьем… Рубашку-то Олеговскую я сняла и бросила через забор на ветку дерева, решив, что быстро пробегу до дома, никто и не заметит, а за чужую вещь потом расспросов еще больше огребу.

Кто же знал, что сам Лопухин выгуливаться вздумает?!

— Что такое?! — возмутилась, устав слушать ненормальный смех. — Вам плохо, Сергей Петрович? Судорога?

— Если бы, — прокряхтел отец, качая головой и с трудом успокаиваясь.

— Тогда с чего вас так корёжит? — нахмурилась я. — Сердце снова? Кардиолога вызывать?

— Ты посмотри на нее! — поразился Лопухин. — Только из одной калитки вышла, уже нового мужика подавай! Вся в меня! Правда я не по мужикам был…

— Мы просто пили чай! — вспылила я.

— Хорошо, — кивнул Сергей Петрович, — потому что чем бы вы там не занимались, это свиданием не считается. Надо уехать далеко от детей и минимум на три часа.

— Я сказала, что просто пила чай с соседом, — повторила медленно, чувствуя ярость. — Не знаю, что вы там себе…

— Ничего я там себе, — перебил отец. — Яблочко съесть пришел. Имею право.

— Вот и… приятного вам аппетита!

— Нет уж, теперь есть не стану, ты так смотришь, что боюсь и у меня что-то треснет, пока жевать буду.

Я открыла рот, чтоб сказать грубость, но вспомнила про платье и леопардовые трусы, открытые теплому Сочинскому солнышку и любому желающему взгляду. Зрит в корень ведь, Лопухин — сама виновата! Поняв это все, решила уйти гордо, не прощаясь

— На обед не опаздывайте, — напомнил Лопухин, выкидывая яблоко в сторону и уходя прочь из сада, тоже забыв сказать «всего хорошего».

— Чтоб тебя, — пробубнила, посмотрев на удаляющуюся фигуру и прокрадываясь за кусты смородины, дабы больше никого не встретить на пути к домику. — И точно нужно подальше отсюда уезжать, чтоб нормально с кем-то пообщаться.

Благо, больше краснеть ни перед кем не пришлось, и я спокойно вошла, сразу замирая и прислушиваясь.

В доме царила тишь да гладь. От чего у меня все волоски на руках дыбом встали — представила моментально, как произошло нечто ужасное, а меня не было рядом. Так и знала — нельзя их оставлять!

— Артём! — крикнула я, ринувшись в гостиную.

— Тише, мам! — выскочила навстречу Варя. — Ты чего? Зоя Аркадьевна его уложила, а ты кричишь.

— Как это уложила? — у меня случился откровенный шок. — Он же либо от переутомления засыпает, либо только со мной.

— Ну, теперь нет, — Варя пожала плечами: — Мы же проснулись рано, а тут то крупу перебирать надо было, то зарядку показать как делать, то в прятки поиграли… Потом они ушли в твою спальню почитать какую-то книгу, и всё.

— Что «всё»?

— Аринка и Артём отключились. А Зоя Аркадьевна в нашей комнате ищет в моем планшете логические игры, чтобы потом поиграть с ними.

То есть, без меня вообще не скучали?! Не звонили в колокола, не объявляли в розыск, не кричали в ужасе: «Верните мать!»?.. Я растерянно пожевала нижнюю губу. И ведь везде порядок, ни одной лишней игрушки или вещи не валяется.

— А ты чего без дела? — решила прицепиться хоть к чему-то, не в силах перебороть ревность и вредность.

— Так я с ней была, помогала. А тут ты кричишь, — Варя поджала губы, покачала головой.

Ишь, ты! Вроде как у них все хорошо было, а я вообще только мешаю!

Крадучись отправилась проверять, правда ли дети спят? Воображение рисовало картину, как они там уже бардак навели и сейчас громко расхохочутся, стоит мне войти. Аккуратно открыв дверь, я… увидела двух спящих ангелочков на кровати, обложенных со всех сторон большими диванными подушками — чтоб не свалились.

От умиления у меня даже в груди защемило. Или это от желчи, скопившейся без повода, но не желающей никуда исчезать?.. Вместо слов благодарности, на языке крутились одни язвительные замечания, и все безосновательные.

Жуть.

— Ма-ам, — позвала Варя, когда я тихонько закрыла дверь. — А что у тебя с платьем? Там леопард во всей красе…