Елена Архипова - Счастье вопреки

Если из-под руки я ещё отважилась бы вылезти, то как быть с ногой, я не знала. А вдруг ему больно будет? Хотя, раз уж он сам её на меня закинул, значит, не должно быть больно. И я аккуратно начала выползать из его обхвата. Он завозился и сонно спросил:

– Ты куда?

– Миш, мне дышать нечем и жарко. Вон прилипла вся сорочка.

– Зачем ты вообще её надела? Я эгоист, помнишь? Я хочу чувствовать тебя всем телом, – но ногу скинул и захват ослабил, – так что снимай свою мокрую тряпочку.

И сам же начал задирать её на мне.

– Миша, что ты делаешь? – попыталась я вернуть сорочку на место.

– Раздеваю самую желанную для меня женщину. Ты так спала, что не слышала даже, как я пришёл. Ну, я и не стал тебя будить.

Он всё-таки задрал на мне сорочку, натянув её мне на руки, и так и оставил, с задранными над головой руками. Я лежала перед ним вся, как на ладони. А он рассматривал меня, скользя по мне взглядом. А мне показалось, что он гладит меня.

– Катя, девочка моя! Да я сейчас только глядя на тебя, кончу, как скорострел малолетний, – прошептал он, глядя на меня.

– Миш, я стесняюсь, я очень похудела.

– А я не буду смотреть, я буду целовать, – и он легонько провёл губами по ключице, – и запомни, глупая моя девочка, я тебя любую буду любить.

– Миш, даже беременную и толстую?

– Беременную тем более!

Он начал покрывать поцелуями моё плечо, спускаясь к груди. Нашёл губами сосок и лизнул его, отчего он тут же затвердел. Он обхватил его губами и легонько пососал. Я выгнулась дугой навстречу этой ласке и застонала, бёдра мои сами призывно раздвинулись.

– Да, девочка моя, да! Я тоже хочу тебя. Но и сегодня сначала ты.

Целуя, он стал опускаться ниже. Когда он сначала лизнул мой клитор, а потом так же обхватил его губами и засунул свой палец в меня, я поняла, что кончаю. Он почувствовал это пальцем и засмеялся, тихонько и счастливо.

– Катя, как же ты быстро заводишься, оказывается!

– Миш, я хочу тебя. Всего и полностью. Не возражаешь против позы наездницы? – я проговорила это рвано, между неровными вдохом и выдохом.

– Уверена, что тебе не будет больно? Он ведь большой, помнишь? – он навис надо мной на руках.

– Ну, вот и проверим.

Он перекатился на спину, демонстрируя сумасшедший стояк.

Я погладила его член рукой, обхватив в кулак. Он, и правда, был у него большим. Пальцы в обхвате не смыкались. Михаил застонал и задышал, пытаясь выровнять дыхание. Вот уж нет. Этого мне не надо было. Поэтому я, держа его рукой, наклонилась и лизнула головку, которая уже сочилась смазкой. Я обхватила головку губами и провела языком по уздечке, по животу Михаила пробежала судорога. Похоже, парень держался из последних сил. Но он уже был во мне весь, полностью и дискомфорта я тогда не испытывала. Я выпустила его изо рта, решив, что к минету мы ещё вернёмся, и переместилась на живот. Садилась я медленно и аккуратно. Михаил затаил дыхание. Когда я уселась, вобрав его в себя полностью, он выдохнул и произнес, растягивая звуки:

– Катя, да.

Я начала двигаться сама, но, вскоре поняла, что он уже и сам подкидывает меня, держа за талию. В этот раз кончили мы одновременно. Он, кончая, ещё пару раз вдолбился в меня, и я рухнула на него, так и оставшись лежать. Судорога еще несколько раз заставила меня дёрнуться на нём.

– Кать, сейчас всё потечет из тебя. Надо вытереть. У меня слишком давно не было секса.

– Пусть течёт. Ты стесняешься, что ли, этого? – я даже глаза открыла и подняла голову с его груди, но сама так и лежала на нём.

– А тебе разве не противно? – удивился он.

– А что, должно быть? – уже настала моя очередь удивляться, – Миш, это же всё естественно. Или тебе самому неприятно?

В ответ он только прижал меня к своей груди и поцеловал в макушку.

– Невозможная моя девочка. Моя женщина. Моя!

В душ я, всё-таки, сходила, помылась сама и принесла мокрое полотенце, чтобы обтереть его бедра и пресс.

– Кать, если ты не прекратишь наглаживать меня, то придется тебе опять ублажать меня, – усмехнулся он.

– Вот уж напугал, так напугал, – фыркнула я, – но ты прав, завтра же на работу не встанем. Давай спать.

– Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа! – рассмеялся он и притянул меня к себе.

После той нашей встречи с Элиной, она больше не напоминала о себе. Миша перевез свои вещи ко мне через месяц, незадолго до Нового года. И только когда он перевез свои вещи ко мне, я вспомнила, о чём хотела спросить его тогда.

– Миш, а что такого было в том альбоме, и почему он хранился у Элины?

Мы сидели в гостиной на нашем большом диване. В камине трещали дрова. В этом году снег выпал неожиданно, в середине ноября, и больше не таял. На Землю пришла зима.

– Это альбом моих родителей. Это наша семейная история. А хранился он у неё потому, что у меня в квартире был ремонт. Ей захотелось изменить спальню. Я боялся, что с ремонтом альбом потеряется.

Ага. Вот неспроста мне показалось, что спальня была переделана. Выбивалась она из общего дизайна.

– Миш, а можно мне посмотреть альбом?

– Тебе, и правда, интересно?

– Конечно!

Альбом был в добротной кожаной обложке, потемневшей от времени. Он был сделан с любовью. Фотографии аккуратно приклеены и под каждой было пояснение и дата. Начинался он с совместного фото мужчины и женщины. Мужчина был крупным, женщина, сидевшая у него на коленях маленькая и хрупкая.

– Родители, – пояснил Миша, – это их первое совместное фото. Они встретились в общей компании и больше не расставались.

Она сидела у него на коленях, боком к снимающему, закинув одну руку ему на шею, он сцепил руки замком у неё на талии. Они смотрели друг на друга и улыбались.

– Миша, какая у тебя мама красивая! Какие волосы у нее шикарные. И папа такой богатырь!

– Да, отец всегда говорил, что я на маму похож, – он погладил фото. И столько в этом жесте было любви и нежности, что я вдруг поняла, КАК ему их не хватает.

Я перелистывала медленно, Миша рассказывал. Вот он смешной бутуз у мамы на коленях. Вот такое же фото, но через год. Взгляд серьезный и внимательный.

На всех фото, где были оба родителя, они были не просто рядом друг с другом, они были вместе, единым целым. Всегда объятия или просто вот держатся за руки, отец смотрит на маму, а она, смеясь, смотрит на сына. Каждое фото дышало любовью. На последней странице я расплакалась и уткнулась Мише в бок.

– Кать, что случилось? Ты что?

– Миш, они были такие… Они так любили друг друга… всю жизнь… – рыдала я.

– Кать, у нас будет так же. Кать, я знаю.

Он гладил меня по голове, как маленького ребёнка. Постепенно я успокоилась и вдруг я поняла, что хочу создать такую же нашу с ним историю.

– Миш, я хочу, чтобы у нас был такой же семейный альбом.

– Катя, да? Девочка моя любимая! – он чмокнул меня в макушку, – я тоже всегда мечтал, что у меня будет такой же.

Он помолчал, потом, откинув последнюю страницу, из-за кожаной обложки вдруг вытащил наше с ним фото. То самое, которое было сделано на свадьбе детей после нашего с ним вальса.

– Миша! – я охнула, разглядывая это фото, – вот странно, у меня же тоже есть такое, но твоё как будто другое. Как это?

Он рассмеялся:

– Помнишь, нас же не один раз фотографировали. Мы несколько раз и всегда по-разному стояли с тобой. Просто я выбрал это.

На моем фото он чуть обнял меня за плечи, и мы смотрели в объектив снимавшего. Вполне себе официальное фото. А на этом фото, он тоже держал меня за плечи, но смотрели мы друг на друга. И я вспомнила: нас много раз щелкали, просили встать по-другому. И он вдруг наклонился к самому моему уху и шепнул: “ Никому не отдам!” и крепко прижал меня к себе, а я повернулась и посмотрела на него удивлённо, встретившись с его взглядом и улыбкой.

– Просто это тоже наше с тобой первое совместное фото. Не возражаешь, если с него и начнём наш семейный альбом? Кать, а ты помнишь, что я тогда сказал тебе?

– Никому не отдам! – выпалила я, не задумываясь.

Он рассмеялся, довольный моим ответом.

Я забрала у него альбом, положила на столик у дивана и забралась к нему на колени, сев к нему лицом. Поерзала, устраиваясь удобнее.

– Кать, – позвал он меня осипшим вдруг голосом, – не боишься, что Анатолий зайдёт?

– Не боюсь. Пусть заходит! Я дома, и я со своим мужчиной. Где хочу, там и занимаюсь с ним любовью.

– Ах, ты, хулиганка! – рассмеялся он, а я уже стягивала с него футболку.

Деревня, конечно, гудела, обсуждая нас с Михаилом. И то, что я молодого да богатого захомутала. И то, что сама в трауре, а уже с мужиком живу. Но траур я по детям не снимала, и этот пункт постепенно перестали обсуждать.

Новый год праздновали у нас. Всей большой и неожиданно дружной компанией. Были все: Танюшка, Марина с Настёной, Игорь, Славик и, конечно, Людмила с мужем.

У Танюшки, кажется, завязывались отношения с Анатолием. Он ходил за ней, как приклеенный, но руки не распускал. Он вообще в деревне стал другим. Миша больше не нуждался в его услугах. Зато на лесопилке нужен был свой медпункт. Вот там теперь и работал Анатолий, обустраивая его с нуля.

Анатолий съехал от нас к Ильиничне. Она жила одна, муж давно умер, а детей у неё не было. Дом был добротным, комната одна свободная у неё имелась. Она заботилась о нём, как о родном. Он помогал ей по хозяйству, как умел.

С Настёной и Славиком тоже было всё понятно. Славик, кстати, тоже ставил себе сруб. Рядом с Игорем. В конце деревни продавались два участка земли, вот они их купили и строились. На работе Славика очень ценили. У него даже уже была своя бригада из наших, деревенских, мужиков. Мужики все были старше его, но ходили в его подчинении, потому что уважали.