Она опешила.

— Получишь удовольствие от этого?

— Да уж не твое дело, голуба! Начинай!

— А сам… Если нормально попробовать? — окончательно просыпаясь, спросила Аня.

— Сам я давно ничего не могу! Но душа просит! Другие любят смотреть, как при них молодые парочки этим делом занимаются. Я таких заказывал, но это разврат и вовсе не интересно! Не могу я смотреть, когда мою женщину какой-то молодой подлец имеет, а я за свои же деньги в стороне как дурак сижу! А так мне — у-ух! Давай выберем тебе прибор — и начинай!

Он полез в коробку своими короткими пальцами, покрытыми короткими жесткими волосами, и принялся подбирать Ане «прибор».

— Ты, голуба, не сомневайся! Для тебя такая разнарядка даже лучше, чем живой кобель! Болезни никакой не схватишь, сама удовольствие получишь и старика порадуешь!.. Не-ет, этот слишком большой, не торопись! Вот этот огурчик в самый раз!

— Послушай, Дед! — разозлилась Аня. — Давай я что-нибудь нормальное сделаю! Придумаем что-нибудь!

— Не-ет, голуба, со мной уже ничего не сделаешь, а ты не трепыхайся! Я тебе за это деньги буду платить. Хорошие деньги. Автомобиля, дачи не купишь, но жить справно будешь. У-ух! Садись в кресло, раздвигай пошире ноги и начинай по-настоящему. А я помогу.

Что ему требовалось, Аня так и не поняла, уселась в кресло и без особого умения принялась за дело, к которому чувствовала бОльшее отвращение, чем к изображению страсти в общении с безобразными и немытыми партнерами.

Старик, вытаращив глаза и едва не тыкая ей между ног своим вислым носом, двигался, вздрагивал и чмокал губами.

— Вот так, вот так! Теперь покрути, покрути! Побыстрей, вот так!

— A-ай! — через минуту дернулась Аня, а Дед вовсе зашелся.

— У-у, хо-орошо! Давай теперь я тебе помогу, убери руки! У-уух…

В конце концов он разогнулся, обессиленный и вспотевший, у него мелко тряслись колени, будто Дед добрый час занимался делом по-настоящему.

— Спать, голуба, спать, мы заслужили отдых!

Забравшись под одеяло, он обнял ее и ровно задышал в шею, тотчас заснув. Так, не шевелясь, они пролежали до утра, и что удивительно — Дед не храпел, не пускал слюни, единственное неудобство представлял собой длинный ключ, висевший на шнурке у него на шее. Когда Аня попробовала отодвинуть этот ключ в сторону, чтоб он не упирался ей в ребра, Дед очнулся, промычал что-то и уцепился за ключ рукой.

На ощупь Аня определила, что ключ затейливый, длинный, с двумя бороздками, видимо, от сейфа.

Проснулась она свежей, с ясной головой и пошла в ванну. По привычке не думала о произошедшем, не пыталась его оценивать, тем более критиковать. Черт с ним, наплевать — не самый худший вариант, не самый худший вид работы. Может, и не «золотой билет» в лотерее, как убеждал ее Кир Герасимов, но, если удастся преодолеть неприязнь к старческой неряшливости Деда да свыкнуться с историями его подвигов, — терпеть можно.

Дед проснулся веселеньким, словно жених после брачной ночи.

— Ты, голуба, понравилась мне, — сказал он одобрительно. — Послушная, понятливая и не материшься. Понимаешь, что человеку нужно, и своих прав не качаешь. С меня любые бриллианты можно содрать, если лаской, нежностью да сноровкой, без хамства. Ух! Будешь приходить по понедельникам и четвергам и оставаться до утра. В выходные можешь отдыхать. Я понимаю, дело молодое. Аванс — пятнадцатого, зарплата — первого числа. Получи аванс.

Он тут же подал ей красивый новогодний конверт, по объему которого Аня смекнула, что аванс этот весьма значительный, если Дед не натолкал туда самой мелкой, рублевой купюры.

— Каждый раз так и будем? — спросила она.

— А что тебе еще надо? — удивился Дед. — Разве плохо?

— Хорошо, — согласилась Аня, потому что любое возражение никакого смысла не имело. Истинно сказано — каждый сходит с ума по-своему.

— Я тебе, голуба, не указываю, как жить. Кир сказал, что ты девушка порядочная и учишься хорошо, но если узнаю от Кира, что со шпаной связалась, с хулиганами, то тогда, извини, лафа твоя при мне разом кончится. Никому про меня не говори. Тебе же лучше, что никто про нас с тобой знать не будет.

— Да уж, — согласилась Аня.

Зазвонил телефон, и Дед, сделав Ане знак, чтоб она уходила, взялся за трубку.

Уже в дверях Аня услышала, как он с кем-то говорил по телефону — жестко, властно и непререкаемо, без всяких «голуба» и уханий, без стариковского благодушия.

Аня запуталась в трех замках и двух засовах на двери его квартиры, но Дед поспешно вышел в коридор и выпустил ее на лестничную площадку.

— До понедельника, — рассеянно сказал он, и Аня заметила, что глаза у него сосредоточенные и про нее как таковую он уже забыл.

— Хорошо, — сказала Аня. — В понедельник к вечеру, но в обед выключи все свои обогреватели. Ты меня заживо сварил.

— Что? А! Понял. Так и сделаю.

Аня села на троллейбус, и через пять минут он уже вкатывался на Октябрьский мост через Даугаву. Холода надвигались со всей неотвратимостью, но по опыту прошлого года Аня знала, что льдом река покроется в лучшем случае в январе.

Аня вытащила из сумочки конверт, решив проверить, сколько от щедрот своих выделил ей Дед. Не мелочился, старый охальник! Все купюры были двадцатипятирублевого достоинства, с изображением Ленина, а сумма была вдвое больше, чем месячная зарплата, скажем, на конвейере завода ВЭФ.

Аня повеселела и тут же по привычке забыла минувшую ночь, поскольку вспоминать о ней придется только в назначенный понедельник. А пока следовало радоваться тому, что есть.

Сарма встретила ее угрюмым взглядом, но настроение ее объяснялось не плохо проведенным вечером, а событиями более серьезными.

Молча выпив большую чашку кофе, Сарма сообщила:

— Замуж меня зовут.

— Кто? — встрепенулась Аня.

— Мясник с Центрального рынка.

— Плохая примета, — решительно заявила Аня. — Не ходи.

— Это почему? Ему всего сорок лет, деньги, сама понимаешь, какие…

— Плохая примета. У дядьки моего Мишеля любовница была директором мясного магазина. А он в Израиль уехал. Жильцам этой квартиры на мясников не везет.

— Что ты за чушь порешь! — оскорбилась Сарма. — Он сказал, что давно ко мне приглядывается и ему наплевать на то, какая у меня прежняя жизнь была.

— А он все знает? — спросила Аня.

Сарма нахмурилась, помолчала, но созналась:

— Частично. Думает, что я просто веселая баба. По ресторанам гуляла, на курорты ездила и все это от веселого характера, не больше.

— Тогда расскажи все, а уж потом решай.

— Да не нравится он мне! — заорала Сарма. — А про все рассказывать, так об этом его дружки позаботятся!

Трепетную проблему обсуждали до вечера, прикидывая все «за» и «против», ни к какому выводу не пришли, решения не приняли, и Аня побежала на курсы.

Из тех слушателей, что были на первой лекции, явилась только половина. Собравшиеся не успели даже обсудить эту ситуацию, как вместо Арвида Яновича в аудиторию вошла тетка из канцелярии и сказала:

— Товарищи, курсы закрываются по техническим причинам. Свои деньги вы можете получить завтра после обеда.

— Как закрываются?! — крикнула ей в спину Аня, но канцеляристка ушла, ничего не желая объяснять.

Аня почувствовала в душе не то чтоб злость, а глубокое разочарование. Первый раз в жизни ей было интересно за партой, первый раз она встретила Учителя, который говорил о чем-то неожиданном, и для нее не имело даже значения, принесут ли его лекции практическую пользу, они открывали дверь в неизвестное.

С непривычной для себя напористостью Аня пошла в канцелярию и принялась, что называется, «качать права», но канцеляристка в глаза ей не смотрела, зато тут же отдала деньги, которые Аня заплатила за свое обучение.

— Где Арвид Янович? — спросила Аня.

— Заболел, — ответила канцеляристка таким тоном, которым трудно было замаскировать ложь.

Аня вышла из канцелярии и поднялась на третий этаж, где, как она уже знала, такой же курс был организован для латышского потока.

Около закрытых дверей толпились такие же растерянные молодые люди, знавшие не больше, чем Аня.

— Вас тоже закрыли? — спросила она стройного, спортивного сложения парня.

— Закрыли, — ответил он, с откровенной неприязнью глянув ей в глаза. — По вашей вине.

— Как это — по нашей?

— Да так, — ответил он и отвернулся.

Больше спрашивать было не о чем, и Аня пошла прочь.

На улице она вспомнила, что Виктор не позвонил и ничего не рассказал ей о своем визите к Олегу. Она уже подошла к телефону-автомату, когда ее окликнули.

Аня оглянулась. Стройный спортсмен в модном плаще и шляпе с изящными острыми полями внимательно смотрел ей в лицо.

— Ну? — неприветливо спросила она, ожидая приглашения где-нибудь посидеть.

— Вам очень понравились курсы?

— Да, — раздраженно ответила она.

— Мне тоже… Но некоторые решили по-другому.

— Кто «некоторые»? И что они решили?

— С вашего курса кто-то написал жалобу на Арвида Яновича.

— Какую жалобу? Я ничего не знаю.

— А вы хотите учиться, да? Серьезно? — Он говорил на русском с характерным акцентом, был очень вежлив, не заигрывал, но чувствовалось, что он чего-то не договаривает.

— Хочу! — сказала Аня.

— Понимаете, кто-то с вашего курса написал, что здесь готовят проституток.

— Ни хрена не понимаю! — вырвалось у Ани. — Почему проституток?

— Арвид Янович неосторожно сказал… Ну, что для удобства будет работать на примерах проституток, потому что они были первыми имиджмейкерами в мире…

— Ага! — вспомнила Аня. — У нас он тоже это говорил. Но это же чепуха!