— Может быть. И еще написали, что он нехорошо говорил про Карла Маркса, а это уже дело политическое, понимаете?

— Понимаю, что вокруг дураки, вот что я понимаю.

— Но курсы закрыли, — сказал он, все так же внимательно глядя ей в глаза. — Вы очень жалеете, да?

— Конечно!

— Хорошо, — сказал он и открыто улыбнулся.

— Чего хорошего?

— Я вам дам адрес Арвида Яновича, зайдите и поговорите. Можно сегодня.

Он быстро вытащил из кармана очень красивую записную книжку, черкнул несколько слов, вырвал листок и подал Ане.

— Но будет лучше, если вы никому не будете говорить.

— Про что?

— Про все, — улыбнулся он. — До свидания. Может быть, мы еще увидимся. Меня зовут Марис.

— Анна, — ответила она официально и улыбнулась, потому что парень понравился ей своей вежливостью и ненавязчивостью.

Через полчаса на старом дребезжащем лифте она поднялась на шестой этаж дома в центре города и увидела, что звонок на дверях нужной квартиры — старинный, не электрическая кнопка, а рычажки, словно ключ для вскрывания консервных банок. Нечто подобное и должно было быть у Арвида Яновича.

Аня повертела рычажки, за дверью послышался мелодичный звон, после чего на пороге появился Арвид Янович. Как и во время лекции, он был при сюртуке и галстуке-бабочке.

— Плотникова? — сразу узнал он Аню.

— Здравствуйте! — обрадовалась она. — Арвид Янович, во-первых, я никаких жалоб не писала, а во-вторых…

— На пороге не разговаривают, — сказал он, распахнув двери. — Входите, и будем пить чай.

Оказалось, что в маленькой комнате, стены которой сплошняком были увешаны картинами, вокруг круглого стола уже сидело человек пять. Какой-то молодой человек тут же вскочил со своего стула и усадил Аню.

— Арвид Янович, — не снижала темпа Аня, — мне сказали на курсах, что дело прикрыли, потому что…

— Знаю, знаю и о вещах печальных не надо произносить лишних слов, — улыбнулся он. — Вы пришли выразить соболезнование или у вас другие планы?

Аня заметила, что при этих словах ее соседи слегка напряглись и впились в нее подозрительными взглядами.

— Да просто я хочу прослушать весь курс! И наплевать, будет ли там документ об окончании или нет!

Арвид Янович негромко засмеялся.

— Я на это и надеялся… Думаю, что смогу помочь вам… И вашим друзьям.

Друзьями, как поняла Аня, он назвал сидевших за столом. Один из парней что-то быстро и невнятно проговорил на латышском, но общий смысл Аня поняла и сказала с вызовом:

— Не волнуйся, бобик! Я доносов не писала и стукачом не работаю!

Парень насупился и ответил на плохом русском:

— Ты не поняла. Я говорил, что ты не будешь понимать по-латышски.

— Пойму, если надо!

Арвид Янович поднял руки и сказал, унимая страсти:

— Тихо, тихо, друзья мои… Вы сейчас неминуемо перескочите на политические темы. Здесь, под моей крышей, этого не надо делать. Я не для того вернулся из Америки, чтобы бороться против советской оккупации или внедрять буржуазную идеологию. Не будем про политику. В конце концов, каждый народ выберет себе такую власть, которая его устраивает. А что касается языка, Плотникова, то мы час назад пришли к выводу, что на наших… нелегальных курсах мы будем работать только на английском. Чтобы и русские, и латыши чувствовали себя равными. Вы сможете принять такое условие?

Без ненужных слов Аня раскрыла сумочку и выложила возвращенные в канцелярии деньги.

— Мне отдали только что плату за обучение. Она такая же или надо больше?

— Достаточно, — грустно улыбнулся Арвид Янович. — Я чувствую себя очень плохо, потому что вынужден принимать ваши деньги. Но иначе мне просто не прожить. Начнем же наше занятие. Я проведу его на английском. Не бойтесь, живую речь вы быстро освоите, если будете напряженно и ежедневно учить язык.

На миг у Ани мелькнула мысль, что в мире все устроено через задницу, коль скоро такой человек, как Арвид Янович, вынужден существовать на жалкие деньги, а неряшливый старикан в своей грязной квартире — «жирный кот» Сухоруков купается в деньгах, которыми неизвестно для чего набит его сейф. Но учитель — живет, а Дед лишь позволяет себе мелкие радости вроде наслаждения, которые и онанизмом-то не назовешь. Ну что за уродство вокруг!..

— А зачем у тебя в сумке магнитофон?! — торжествующим голосом закричал все тот же латыш, не принявший Аню в друзья.

— Затем, — неторопливо пояснила она, — чтобы записать все, что вы здесь говорите. И отнести в КГБ. Тогда вашу подрывную организацию тут же накроют!

Она включила магнитофон, и с кассеты зазвучали учебные тексты на английском.

— Бонк? — сразу определил Арвид Янович. — Это хорошо… Для вашего удобства можете записывать и мои лекции. Кто надо, уже и так зачислил меня в наставники проституток и врагов Карла Маркса. Начнем, друзья мои. — И он перешел на английский.

Ане пришлось очень сильно, до ломоты в висках напрягаться, чтобы уловить смысл лекции. За два часа она неимоверно устала, но все же была счастлива. На кассету было записано все, что рассказал Арвид Янович, а потом был шанс позже, когда она лучше освоит язык, повторить курс во всех подробностях.

Потом попили чайку. Разговоры вели на смеси латышского и русского. Аня помирилась с подозрительным новым другом и очень радостная побежала домой.


Истинно сказано: удача к удаче, деньги к деньгам, счастье к счастью, ибо Господь наш, следует признать, немного несправедлив в распределении милости своей: коли одаривает кого, то с избытком, а коли лишает благодати своей и карает, то с перебором. Поэтому у одних есть ВСЕ, а у других — НИЧЕГО. Одна утеха, что избранники время от времени меняются местами. Но так или иначе, когда в этот поздний вечер Аня вернулась домой, Сарма крикнула ей из кухни:

— Срочно просил позвонить какой-то Виктор!

Не снимая плаща, Аня набрала номер телефона, надеясь, что в такой радостный день не получит на ночь глядя скверного сообщения.

— Анюта? — переспросил Виктор. — Ну, можешь петь революционный гимн «Черные дни миновали, час наслажденья пробил!». Король не только простить тебя соизволил, но и страстно желает видеть! Завтра, правда, день неприемный, но ты после обеда прорвешься. Наври с три короба, будто приехала издалека и…

— Не учи! — захохотала Аня. — Конечно, я прорвусь! Как он сказал, что хочет меня видеть, как? Слова какие?

— Бр-р-р! Я не в силах повторить! Сплошной мат-перемат!

— Врешь! — заливалась Аня со смеху.

— Конечно, вру! Но его трясет любовная лихорадка, это уж точно! Однако в палате еще пять человек, а на ноге у него полтонны гипса, что помешает вам, мои милые, утолить свой любовный пыл!

— Не помешает! — заверила Аня. — Можешь быть уверен, что-нибудь придумаем!

— Бог ты мой, как я вам завидую! Меняю свою Галку на твою сестру! У тебя есть сестра?

Дальнейший пустяковый разговор закончился через четверть часа.

8

Между новым и старым Новым годом наконец-то установился легкий мороз, выпал даже мелкий хрустящий снег. Можно было пофорсить в новой короткой шубе из лисы. Обновка еще пахла мездрой, а на морозе присыпанный снегом мех тут же засверкал. Аня вышагивала в высоких сапогах с таким независимым видом, что ей улыбались только люди приличные, солидные, а всякая убогая шпана лишь косилась и отворачивалась, понимая, что такая элегантная молодая дама им не по зубам, не по возможностям низких душевных качеств и тощего кошелька.

Шла она неизвестно куда: демонстрировала Риге шубу, изящную шляпу с полями, косо посаженную на голову, и сапоги.

Через час бессмысленный променад через центр города закончился. Кто надо, был встречен на улицах, кому требовалось кисло перекоситься, тот перекосился от зависти.

Аня зашла на Главпочтамт, припомнив, что новогодних поздравлений получила меньше, чем отправила сама. Люди ленивые, конечно же, будут поздравлять ее со старым Новым годом.

Писем пришло два, плюс бандероль — маленький пакетик, в котором оказалась аудиокассета. На обратной стороне упаковки значилось, что этот подарок отправила ей из Москвы Алла Простова, закадычная врушка-болтушка.

Одно из писем было от матери и ничего, кроме поздравлений и пожеланий счастья, не содержало. Второе — от Сармы, которая хоть и жила с Аней под одной крышей, но решила поздравить ее таким сложным способом.

Аня вернулась домой и вставила кассету в магнитофон.

Поначалу послышалось шипение и какой-то звон, а потом веселый голос Аллы:

— Привет, мать! Я тут получила твое поздравление с Новым годом, а сама так замоталась, что забыла, посылала тебе или нет! А тут, понимаешь, Юра привез из Германии (начались враки, подумала Аня) новый магнитофон, и я решила идти в ногу со временем, не писать писем, а наговаривать их на пленку, пока Юрки нет дома… Новостей у нас особенных нет, но мы с Юрой получаем новую квартиру на Кутузовском проспекте, что очень престижно, поскольку там живут все артисты, режиссеры и прочие знаменитости. (Где ж еще жить Алле Простовой?) Мебель мы решили купить арабскую, она страшно дорогая, но я получила на музыкальном турнире в Зальцбурге солидную денежную премию. Юра к Новому году стал начальником отдела, так что на той неделе обставимся на арабский манер. (Совершенно очевидно, что в Москве арабская мебель вошла в моду, и Алла решила меблироваться на высшем уровне. Да и как иначе при квартире на Кутузовском?) Новый год отмечали в Доме кино, и муж актрисы А. М. — помнишь, из боевика прошлого года «Туманная луна» — так долго увивался за мной, что жена его демонстративно ушла домой без него. (Актриса А. М., Аня знала это совершенно точно, никогда не была замужем.) Юрка пофырчал, но скандала мне не устроил. (Очень не похоже на Юру!) Ну, еще могу сказать, что в консерватории мне решили выдать из госфонда скрипку Страдивари, с ней я поеду на гастроли. Это тот самый Страдивари, на котором играл Ойстрах. Так что сейчас я стою на большом перепутье: то ли мне пробивать и дальше свою дорогу как солистке, то ли принять предложение Большого театра или «Виртуозов Москвы». Перед Новым годом Юра купил машину «волга», и мы от нечего делать, чтобы опробовать колеса, съездили на наше старое пепелище — в забытую Богом Электросталь. Купили по дешевке мешок картошки на зиму, в подвал… (Эх, лапочка, проговорилась!) Ну, так просто, случайно подвернулась, а потом я забежала к твоим старикам. Анюта, у них там, по-моему, что-то не в порядке. Во всяком случае, отмечу такой странный момент: мамаша твоя не кричит, как прежде, по делу и без дела, ходит тихой, а отец молчит, но самое главное — он, кажется, начал пить по-черному. Никакого разговора у меня с ними не получилось, а ты же помнишь, как раньше мы с твоей матерью болтали ночи напролет. Кстати! Видела Корову — Богданову! Лезет наверх по политической линии, прет как танк! Говорят, что спит то ли с первым секретарем нашего комсомола, то ли со вторым, но ясно, что с кем-то спит! Электросталь такая же скучная и… Стой, мой Юрка пришел! Подожди минутку, я потом по-другому буду говорить (зашептала), потому что у нас с ним сейчас война! Ко мне клеился чемпион по фигурному катанию, и Юра злится… (шипение, неясные голоса). Дорогая Аня! Мы с Юриком желаем тебе счастливого Нового года, чтоб все у тебя было хорошо! Приезжай, а то совсем о нас забыла (какие-то стуки, голоса, затем — голос Юры). Привет, Анна! Моя прекрасная, понятное дело, успела наврать тебе с три короба. Мы живем как жили, то есть сосем лапу. Алла бросила свою скрипку, и надеюсь, что ты… Дурак (голос Аллы). Он все врет, врет, врет! Приедешь — увидишь сама! Все, прощаюсь, завтра отправлю кассету, а то этот мерзавец не даст спокойно поговорить! Обязательно, обязательно пришли мне подробное письмо, а не просто открытку с поздравлением! Даже по твоей открытке я почувствовала, что у тебя что-то происходит, очень большие перемены! Все! Чмок-чмок!