— Просто… — сказала она, уже не сердясь. — Кажется, я начинаю кое-что вспоминать.

— Что? — спросил он. — Вспоминать что?

— Вспоминать то, что мне нужно вспомнить. Что-то важное. Я почти вспомнила, мне кажется, это как будто ты пытаешься вспомнить слово, и оно вертится у тебя на языке. Вот так.

— Ты хочешь вспомнить?

— Один из моих старых рисунков все еще висит на холодильнике. Возможно, если бы я знала, что произошло, почему мне пришлось уехать… Не знаю…

— Если бы ты знала, почему тебе пришлось уехать, ты бы осталась?

— Я не заглядывала так далеко.

— Ты не умеешь притворяться, — сказал он.

— Хорошо, возможно, я забегаю слишком далеко вперед. Было бы приятно провести Рождество с кем-нибудь.

— Мы всегда праздновали Рождество вместе.

— Двадцать седьмого, — напомнила она. — Никогда в Рождество. Ты всегда был со своими детьми в Рождество.

— Сверчок, я…

— Я знаю. Тебе жаль. Не стоит. Не в этом случае. Рождество для семьи, а я никогда не была членом твоей семьи.

— А Роланд — член семьи?

— Раньше был.

— Значит, ты планируешь остаться там на время?

— Чтобы повидаться с доктором Капелло.

— Хорошо, — сказал он. — Делай, как знаешь. Но если решишь остаться дольше, не теряйся, чтобы я знал, что ты жива.

— Если ты настаиваешь.

— Я настаиваю, — подтвердил он. — И дай мне знать, если произойдет что-нибудь странное, ладно?

Эллисон услышала какой-то звук снаружи. Она выглянула и увидела кого-то на веранде. Мужчина в черном. Полностью. Черные джинсы, черные ботинки, черная футболка-безрукавка, черные волосы и черные тату по всей длине рук.

— МакКуин, мне пора.

— В чем дело?

— Случилось кое-что странное.


Глава 13

К тому времени, когда Эллисон надела туфли и вышла на веранду, ее таинственный мужчина в черном уселся на одно из кресел для отдыха, смазав солнцезащитным кремом свой нос, скрестив одну ногу на колене и держа книгу в руках. В общем, он производил впечатление калифорнийской пляжной малышки, пекущейся на солнце. Он проигнорировал ее, когда она подошла и встала перед его стулом. Он просто перевернул страницу книги в мягкой обложке, даже не взглянув на девушку.

— Привет, Дикон, — сказала Эллисон.

Он сдвинул очки на нос, чтобы посмотреть на нее, прежде чем снова поднять их и продолжить чтение.

— Привет, сестренка, — сказал он.

— Что ты читаешь? — спросила она.

— Книгу, которую я взял в библиотеке этим утром, — сказал он. — Называется "Цветы на чердаке". Читала когда-нибудь? — Он посмотрел на нее и улыбнулся так же маниакально, как и Джокер. Эллисон свирепо посмотрела на него.

— Ооо… — сказал он, подернув плечами. — У тебя смертельный взгляд. Даже лучше, чем у Торы.

— Роланд мне не брат. Я ему не сестра. Мы не цветы, и мы не на чердаке, — сказала Эллисон.

— Точно, но Цветы в домике на Пляже звучит не так вызывающе, — сказал он и бросил книгу через плечо, где та приземлилась на пол, а страницы согнулись. В ней умер книголюб. — Странная у тебя походка, нет?

— Это очень грубый вопрос.

— Он уже много лет не трахался. К тому же, в нем шесть футов роста двадцать фунтов веса. Я бы ненавидел этого огромного бегемота, если бы он не был моим братом. Я не могу нарушить правило 180 градусов (прим. пер. Пра́вило ста восьми́десяти гра́дусов (на профессиональном жаргоне — «восьмёрка») — одно из правил в кинематографе и на телевидении, гласящее, что при монтаже сцен, в которых два персонажа общаются друг с другом, на склеиваемых монтажных кадрах камера во время съёмки не должна пересекать воображаемую линию взаимодействия этих лиц[1]. Другими словами, точка съёмки и крупность плана могут меняться, но направление взгляда актёров на протяжении всей сцены должно сохраняться. На соседних планах, где актёры сняты крупно, их взгляды должны быть направлены навстречу друг другу и в те же стороны, что и на общих планах), когда на мне ботинки. Возможно, мне нужны ботинки побольше. — Он вытянул ногу, демонстрируя свои мотоциклетные ботинки.

— Я в порядке, — сказала она. — Спасибо, что спросил.

— Повеселилась вчера вечером? — спросил он, убирая ноги, чтобы она могла сесть на стул. — Он определенно повеселился. Все утро ухмылялся, как идиот. Что несколько странно для больницы, но, эй, Нерон дурачился во время чумы.

— Дикон?

— Да?

— Я ненавижу тебя.

— Ой… Я тоже тебя люблю. — Дикон протянул руку, схватил ее и усадил к себе на колени. Что еще хуже, он начал раскачивать ее взад и вперед. — Наша девочка совсем взрослая.

— Так много ненависти. Жгучая, жгучая ненависть.

— Будь счастлива, пупсик, — сказал Дикон. — У тебя есть хороший монах, чтобы не ложиться спать после отбоя, чтобы заняться чем-то более веселым, чем молитва. Наверное, ты чудотворец.

— Роланд предупреждал меня об этом, — сказала Эллисон, вздыхая. — Я имею в виду тебя. Он предупреждал меня насчет тебя. Ему стоило предупредить меня посильнее.

— Ты должна позволить мне насладиться этим. Если бы у мужчин была девственная плева, она бы появилась.

— Можешь убрать солнцезащитный крем с носа? — спросила она. — Он испачкал мне на рубашку.

— С тобой не весело. — Он столкнул ее от колен и вытер с помощью уголка пляжного полотенца солнцезащитный крем. Внезапно ее поразило, насколько красив был мужчина, которым вырос Дикон. Не классически красив, подумала она, но красив. Как и многие люди на Западном побережье, он имел некоторое азиатское происхождение, которое благословило его высокими скулами, изящными темными глазами и густыми ресницами, сажными как пепел. Поразительный человек. Если кто-то оденет его в костюм Тома Форда и отправит в бега, он станет следующей лучшей мужской моделью Америки.

— Ты тоже красивая, — сказал он.

Она прищурилась.


— Как ты узнал, что я считаю тебя красивым?

— Полагаю, все так думают. — Он подмигнул ей.

— Ты представляешь собой угрозу, — сказала она, потирая лоб. Дикона было так легко полюбить, и все же ей хотелось придушить его. Но с любовью. Но придушить. С любовью.

— Эллисон, детка, — сказал он абсолютно серьезно. — Все в порядке. В этом нет ничего особенного. Люди занимаются сексом. Это нормально.

— Спасибо.

— Я имею в виду, ненормально заниматься сексом со старшим братом, который к тому же оказывается монахом, но кто хочет быть нормальным? Не думаю.

— Ты почти помог. Почти. Почти рядом и в то же время так далеко.

Дикон рассмеялся милым смехом.

— Я знаю, что он не твой старший брат, — сказал Дикон. — Я дразнюсь, потому что я люблю. Рад, что ты вернулась. А ты?

— Была, пока не начались непотребные вопросы по поводу прошлой ночи.

— Ну, если тебе станет от этого легче, то можешь задавать мне любые непотребные вопросы, — сказал он. — У меня нет секретов.

— Почему чердак заперт?

— Кроме этого.

Она снова посмотрела на него.

— Что тебе нужно на чердаке? — спросил он.

— Роланд сказал, что нашел одну из моих старых книг на чердаке. Я подумала, что кое-какие вещи могут быть наверху, — сказала она, надеясь, что он купится.

— Папа держит там медицинское оборудование и какие-то документы. Я покажу тебе, если хочешь посмотреть. Но ты об этом пожалеешь.

— Пожалею?

— Клянусь, ты пожалеешь. Я не шучу, сестренка. Все еще хочешь пойти?

— Сейчас больше, чем когда-либо.

— Моя девочка, — сказал Дикон. Он встал, и она обнаружила, что он стал почти таким же высоким, как Роланд. У нее на мгновение закружилась голова, когда она поняла, что в последний раз, когда видела его, они были одного роста.

Она последовала за ним в дом по двум лестничным пролетам.

— Что ж, — сказал он, — Я должен сказать тебе правду.

— О чем? — спросила Эллисон. Они вошли в кабинет доктора Капелло, где Дикон начал рыться в ящиках стола, пока не нашел ключ с пластиковой биркой.

— Почему я приехал встретиться с тобой.

— Так почему же? — Она тут же пожалела, что спросила.

— Роланд. Ты. Ты и Роланд.

— На самом деле нет никаких меня и Роланда. Мы провели вместе одну ночь. Мы пока не планировали свадьбу.

— Тора и я не хотим, чтобы его ранили. Я люблю этого парня, — сказал Дикон. — Я не могу не защищать его. Он… у него не так много опыта с женщинами.

— Я не планировала прошлую ночь.

— Уверен, что нет, — сказал он, отпирая дверь на чердак. — Я имею в виду, что если бы ты планировала переспать с кем-то из своих бывших братьев и сестер, то это был бы я, не так ли?

— Не Тора?

— О…, - сказал он. — Мне нравится ход твоих мыслей.

Он открыл дверь и потянулся к выключателю. Дикон сразу же направился вверх, а Эллисон осталась у подножия лестницы.

— Ты идешь или собираешься стоять там и пялиться на мою задницу весь день? — спросил Дикон, оглядываясь на нее через плечо. Он стоял наверху лестницы, держась за перила с обеих сторон. Двенадцать деревянных ступеней между ними. Она посчитала. Достаточно толчка, и любой может сломать себе шею на этой крутой узкой лестнице.

— Я пыталась кое-что вспомнить, — сказала она. — И посмотреть на твою задницу.

Она пошутила, чтобы скрыть свою нервозность, но Дикон заметил.

Дикон обернулся и посмотрел ей в лицо.


— Это был не я, — сказал он.

— Что?

— Кто бы ни столкнул тебя с лестницы, это был не я. И вообще, ты упала не с чердачной лестницы, — сказал Дикон. — Ты упала с лестницы третьего этажа. Я знаю, потому что мы с Торой вбежали в дом и увидели тебя на площадке второго этажа с папой, склонившимся над тобой. Такой день не забудешь. Ты не забудешь тот день, когда впервые увидел, что твой отец напуган до смерти.